Дело сотое. Почему семьи погибших майдановцев сами ведут расследование

30-летний Владимир Бондарчук держит в руках распечатанный на цветном ксероксе снимок: четверо мужчин поднимают раненого. Их лица не видны. Каждая фигура отмечена цифрами. Под номером пять в верхнем левом углу — отец Владимира, Сергей Бондарчук. Сын узнал его по одежде. Этот снимок — один из кадров снятого 20 февраля видео. Время и место действия: 9.30 утра, центр Киева, улица Институтская. Следующий кадр сделан в 9.32: Сергей лежит под колоннами Октябрьского дворца. Оператору не удалось снять момент, когда снайпер выстрелил. Уже месяц Владимир ищет свидетелей ранения отца, которое оказалось смертельным. Пока удалось найти лишь медиков, оказывавших помощь Сергею в Октябрьском, и парня, переносившего его в отель "Казацкий", где был полевой госпиталь. Никто из них не может узнать людей, отмеченных на снимке номерами "один", "два", "три".

На разговор с президентом

Мы встречаемся с Владимиром на улице Банковой. Вместе с другими участниками акции он пришел к Администрации президента требовать присвоения погибшим на Майдане звания Герой Украины. Владимир стоит в стороне от остальных. Он часто делает паузы в разговоре и опускает глаза.

— Отец был учителем в Староконстантинове. Приехал на Майдан после разгона студентов 30 ноября, потом регулярно бывал по выходным, — вспоминает Владимир. — Мы договорились встретиться 20 февраля в 10 утра на Майдане. Транспорт ходил плохо. Я позвонил ему, предупредить, что опоздаю, но телефон уже не отвечал. Подъезжая к Майдану, набрал его еще раз. Трубку взял подполковник милиции, сказал, что отца убили. Я вызвал такси и поехал в отделение на улице Прорезной, потом на Оранжерейную, в центральный морг. Кто-то из журналистов сказал, что привезли мужчину 50–55 лет. Это был мой отец. Из-за хаоса опознание удалось провести только в восемь вечера.

Сын погибшего активиста Владимир Бондарчук / Александр Чекменев

Мой собеседник прерывает рассказ. Из-за угла появляется колонна с Майдана: одна из сотен Самообороны присоединяется к акции. Родственники держат в руках фотографии погибших. Кто-то раскладывает на асфальте плакаты. Собравшиеся требуют разговора с Петром Порошенко.

Владимир вспоминает, что два месяца после смерти отца он не смотрел новости и не интересовался ходом следствия. Впервые пришел в прокуратуру месяц назад. Познакомился со следователем, узнал, что были опрошены люди, с которыми отец ехал в Киев, однопартийцы из Свободы, раненые из его сотни. Никто из них ничего не знал. В конце концов обратился за помощью к активистам, занятым поисками пропавших без вести на Майдане, и стал искать свидетелей самостоятельно.

Чувство незавершенности

У Максима Попова нет медицинского образования, он экономист. В декабре прошлого года приходил на Майдан. Потом окончил курсы Красного Креста по оказанию первой помощи и присоединился к волонтерам-медикам.

— Дежурства были два-три раза в неделю, днем или ночью, — вспоминает он. — 18–20 февраля я был на Майдане и не могу этого забыть: до сих пор ищу пропавших без вести и помогаю родственникам погибших найти свидетелей. У меня осталось чувство незавершенности.

Максим начал поиски после того, как к нему обратился отец погибшего Устима Голоднюка, "мальчика в голубой каске НАТО". Вместе с другими медиками Максим был возле Устима 20 февраля, когда его принесли с передовой. Но момента выстрела не видел.

— Обычно родственники описывают, во что был одет погибший. Мы начинаем искать по фотографиям и видео. Устанавливаем, где он появляется впервые, восстанавливаем хронологию: откуда и куда шел, где это было, кто находился рядом. Делаем скрины, размещаем в интернете, развешиваем листовки. Иногда удается найти свидетелей, иногда — нет, — разводит руками он.

Владимиру Бондарчуку удалось найти фото и видео своего отца перед ранением именно благодаря Максиму.

Среди тех, кто занимается поиском очевидцев февральских расстрелов, объединение "Центр защиты Майдан". Его глава Валерий Поцелуйко соглашается на встречу, но рассказывает о себе нехотя, уверяя, что пуб­личность ему не нужна.

— Я не служил в государственных силовых структурах, но работал в частной компании, в охране. Занимался восточными единоборствами, интересовался психологией и криминалистикой. Все это сейчас помогает. В наше объединение входит около тридцати человек: бывшие следователи, выпускники юридических вузов, которым нужна практика. Первую поисковую группу собрали 29–30 февраля, чтобы прочесывать Мариинский парк и Днепровскую набережную.

Участник Автомайдана Валерий Поцелуйко / Александр Чекменев

Валерий отвлекается на телефонный звонок и договаривается о встрече. Спустя какое-то время к столику в кафе, где мы сидим, подходит человек, но соглашается подождать пятнадцать минут, пока мы закончим разговор.

— Мечтаю отключить телефон и отдохнуть. Уже полгода сплю по три часа в день, — говорит он и продолжает рассказ. — Я участник тех событий, это очень помогает. Но я не мог видеть картину в целом. Нужно ее воссоздать: установить, кто где был, какие события точечно происходили. Потом внутри каждого эпизода: на Шелковичной, в Крепостном переулке… При помощи социальных сетей найти свидетелей. Говорим людям: мы не милиция, нас не нужно бояться. Собираем фото и видео — все материалы, которые удается найти. Сравниваем их, просматриваем покадрово. Есть видеоматериалы, на которых видно, что активистов сильно избивают. Если людей удается идентифицировать и сравнить со списком пропавших без вести, становится понятно, что этого человека, скорее всего, убили.

Валерий утверждает, что благодаря работе Центра задержали трех человек, которые стреляли в активистов, и еще группу людей, стрелявших в протестующих и силовиков.

Недоверие к следствию

— Я хочу, чтобы убийцу моего сына нашли, но я никому не верю, — говорит Фокусу отец Сергея Нигояна, убитого 21 января на улице Грушевского. Его смерть потрясла многих: фотографию Сергея можно увидеть на Майдане, пользователи соцсетей ставили ее на аватары в своих профилях. Прошло пять месяцев, и Гарегин Нигоян утверждает, что о близких Сергея все забыли. Вначале приходила помощь от людей, благотворительных фондов. Государство ничем не помогло.

Гарегин не знает, насколько продвинулось следствие, и фамилия человека, который ведет дело его сына, ему неизвестна. У него нет сил следить за расследованием и нет доверия к правоохранительным органам. Похожие чувства испытывала Инна Плеханова, мать убитого на Майдане студента архитектурного факультета Александра. Справиться с горем ей помог психолог.

— Два месяца не было вообще никаких действий со стороны следствия. Я обращалась к следователю, он вежливо отвечал на мои вопросы, но дело не двигалось. Место, где был ранен мой сын, не установлено. С Сашей был телефон, поэтому следователь обратился в "Киевстар", чтобы узнать, где он находился в момент выстрела. Ответ до сих пор не получили. Тогда я спросила: а вы не пробовали найти свидетелей?

Мать убитого на Майдане студента Инна Плеханова / Александр Чекменев

Не дожидаясь ответа, Инна сама начала расследование. Вместе с адвокатом Алексеем Черняком ей удалось найти четырех свидетелей за две недели.

— Мы пришли в палатку студентов, где он бывал. Ребята подтвердили его местонахождение до 17.30. В 20.01 я позвонила ему, но ответил другой человек. Сказал, что тащит раненого Сашу в Дом профсоюзов. Алексей нашел этого человека в соцсети. Но разве адвокат должен искать свидетелей?

Инна вспоминает, что Саша Плеханов пришел на Майдан 8 декабря. Он дописывал дипломную работу, успел ее защитить, но диплом забирала уже она сама.

— Мы думали, он будет учиться в магистратуре в Норвегии, у меня там живет подруга, она бы помогла. В мире нет справедливости, но конкретно в этом деле хочу, чтобы она была. Вы видели срубленные деревья на Институтской? Зашпаклеванные, покрашенные дома? Я думаю, что расследование саботируется, следствию доверять нельзя.

Комиссия установила

Памяти Небесной Сотни / Дарья Решетняк

Чиновники МВД не заинтересованы в расследовании убийств на Майдане, говорил в июне Олег Махницкий, тогдашний и. о. генпрокурора. Его аргументы: МВД не провело всех мероприятий по выявлению беркутовцев, которые могут быть причастными к этим преступлениям. Непонятно, при каких обстоятельствах было вывезено или уничтожено оружие, закрепленное за сотрудниками милиции, и почему были отправлены в зону АТО бойцы с оружием, которое могло быть использовано при расстреле активистов. Глава МВД Арсен Аваков опроверг эти обвинения на своей странице в Facebook.

Затрудняет проведение расследования то, что дела по убийствам на Майдане открыты по статье 115 Уголовного кодекса — "Умышленное убийство". При такой квалификации преступления нужно найти именно тех силовиков, которые произвели выстрелы.

— Пули прошли навылет. Где они, никто не знает. Если нет пули, как можно установить, из какого оружия стреляли? История криминалистики такого не знает, — говорит Фокусу Геннадий Москаль, глава временной следственной комиссии по расследованию событий на Майдане. — Дело нужно переквалифицировать по статье 255 — "Создание преступной организации". Это позволит предъявить обвинение независимо от того, спал ли отдававший приказ преступник у себя дома в момент расстрела, или лично стрелял на Майдане.

7 июля Геннадий Москаль передал отчет следственной комиссии ВР в Генпрокуратуру и разместил его на своем сайте. Новостей по этому делу от МВД и Генпрокуратуры пока нет. Родственники погибших намерены создать общественную организацию и добиваться международного расследования. Посмертные награды героям Небесной сотни и переименование в их честь улиц и площадей не поможет ни восстановить справедливость, ни наказать убийц.

В двух словах

Что говорили о расследовании дела Небесной сотни украинские и зарубежные политики

"Эти преступления (убийства на Майдане. — Фокус) должны быть расследованы в срочном порядке во избежание дальнейших спекуляций", - Турбьерн Ягланд, генеральный секретарь Совета Европы, март 2014 г.

"Расследование этих событий (убийств на Майдане. — Фокус) отвечает интересам всех сторон", - Ангела Меркель, канцлер ФРГ, март 2014 г.

"На Майдане погибли более 100 человек, большинство — протестующие, но есть и представители сил безопасности, многие получили ранения. В Украине я общался с пострадавшими и оказывавшими им помощь медиками. Они подтвердили, что убийства были исполнены как казнь — стреляли в голову и грудь", - Иван Шимонович, помощник Генерального секретаря ООН.

"Данную операцию "Бумеранг" и "Волна" мог ввести только президент Украины. У меня есть весь план, я опубликовал лишь 5% этого плана, чтобы можно было открыть уголовное производство", - Геннадий Москаль, народный депутат, апрель 2014 г.

"Уже арестованы люди, подозреваемые в расстреле более 70 человек из Небесной сотни. В ближайшее время им будут вынесены обвинения в украинских судах. По баллистике установлена их вина, проведены экспертизы и очные ставки", - Юрий Луценко, советник президента Украины, июнь 2014 г.

"Сегодня и. о. генпрокурора обнародовал ложь о том, что МВД препятствует расследованиям против экс-беркутовцев, совершивших преступления на Майдане. И. о. сегодня заявил, что подозреваемых экс-беркутовцев намеренно отправили в зону АТО, скрывая их от расследования. Все это бессовестная ложь", - Арсен Аваков, министр внутренних дел, июнь 2014 г.

"Мы готовы к открытому сотрудничеству (в расследовании преступлений на Майдане. — Фокус) для того, чтобы весь мир убедился, что виновные в этих трагедиях будут привлечены к ответственности", - Петр Порошенко, президент Украины, июнь 2014 г.