Дано доказать. О чем мечтают и чего боятся украинские вундеркинды

— Что случится, если на Земле исчезнет магнитное поле?

— Цивилизации кранты.

— Земля развалится.

— Не будет грозы.

— Нас сожжет Солнце.

— Нет, не сожжет. Вернее, сожжет, но не сразу, а через восемь минут — за это время солнечные лучи доходят до Земли.

Девятиклассники в Украинском физико-математическом лицее КНУ им. Шевченко не тянут руки, просто выкрикивают ответы.

Через две минуты урока я то ли вспомню, то ли узнаю, что без магнитного поля станет невозможным северное сияние, еще через две — что магнитное поле защищает Землю от космических лучей, а помогает ему в этом сила Лоуренца.

— Как частица влетает в магнитное поле? Покажите направление скорости — вправо, влево, вверх, вниз? Какой знак будет у частицы — плюс или минус? А теперь покажите мне правило левой руки.

За нитью событий урока физики в 9 классе почти невозможно уследить. "Ты знаешь, что такое сила Лоуренца и для чего нужно магнитное поле?" — пишу подруге в вайбере. Она не помнит. Что вообще помнят из уроков физики обычные люди, кроме чувства безысходности и смешного названия "правило буравчика"?

Дети перебивают учительницу, выкрикивают предположения о движении протонов, материи, энергии, большом взрыве и черных дырах, а я чувствую себя героиней из сериала "Теория большого взрыва" — официанткой Пенни, которая на вопрос, знает ли она, что такое бозон Хиггса, ответила: "Конечно. Это очень важный бозон".

Больше всех на этом уроке заметен черноволосый Андрей Гусак. Он спорит с учительницей, рассказывает о новых открытиях ученых, параллельно переписывается с кем-то в телефоне и поднимает глаза, только когда слышит что-то, чего раньше не знал. А еще он дерзко шутит.

— Когда ученые делают открытие, они идут в патентное бюро, — говорит учительница.

— В импотентное! — кричит со своего места Андрей и смеется

Ему явно нравится веселить класс и быть в центре внимания.

Я пришла в этот лицей в надежде встретить ребенка-гения. Умного и сложного, дерзкого и ранимого одновременно. Того, кому скучно в обычном мире с обычными людьми. Глядя на Андрея, кажется, что я его нашла.

После урока учительница физики и завуч этой школы Людмила Заседка ведет меня в кабинет директора. Перемена, и дети-гении носятся по коридорам своей школы с не меньшей страстью, чем только что разгадывали тайны Вселенной. Хотя даже здесь, в коридоре, я краем уха слышу споры школьников о новом открытии ученых — гравитационных волнах.

Людмила вообще-то не преподает физику в этом классе. Сегодня она заменяла другого учителя, а этих детей видела в первый раз. Но Андрея, как и я, заметила сразу.

— Талантливые дети часто бывают сложными в общении. Когда я забирала своего ребенка из обычной школы, учительница просила меня забрать еще и его талантливого одноклассника. Говорила: "Что бы я ни придумала, он со всем быстро справляется, а потом развлекает весь класс". Если не направить силы ребенка на учебу, поверьте, он найдет им применение. Когда-то дети-химики пытались варить самогон прямо в классе, — рассказывает Заседка, когда мы идем по коридору.

— Как вы понимаете, что ребенок талантливый? Это всегда видно сразу?

— Не всегда, только если ребенок склонен к демонстративности. Талантливые дети никогда не выбирают легких путей, не решают задачи так, как говорит учитель или как написано в книжке. Они ищут свой вариант решения. Иногда мне кажется, что им легче вывести новые законы, чем читать то, что придумал кто-то.

Заседка говорит так, что сразу понимаешь: талантливый ребенок — это тайна за семью печатями, драгоценное яйцо курочки Рябы, которое может разбить кто угодно, всего лишь махнув хвостом.

— Если ребенок не может поговорить, задать вопрос, выразить свою мысль, талант умрет, — говорит учительница.

У желания выразить свою мысль есть и обратная сторона. Иногда такие дети пытаются показать учителям, что они умнее их.

— В таких случаях я говорю: "Дорогой, знаешь, я действительно не права. Ты можешь выйти и рассказать всему классу и мне заодно, как будет правильно?" Он выйдет, расскажет, и тогда будет дружба. Если доказывать ребенку, что он не прав, он обидится и замкнется. Когда детям скучно делать задания по программе, я прошу их предложить что-то свое. Один мальчик полгода отказывался учиться, а потом придумал гениальную лабораторную работу про два маятника. В итоге мы подружились. Представьте, что было бы, если бы я все это время угрожала ему плохими оценками?

Забор, за которым находится Украинский физико-математический лицей КНУ им. Тараса Шевченко, совсем не похожи на ворота школы гениев

Лекарство от скуки

Сложно найти более неподходящее место для разговора со школьником, чем кабинет директора. И, тем не менее, Андрея приводят ко мне именно сюда. Я переживаю, что мальчик почувствует себя врагом народа на допросе в НКВД, но он начинает говорить свободно и с порога:

— После школы я не стану ни физиком, ни математиком. В Украине так плохо относятся к ученым, что они уезжают жить за границу. Сальдо физиков и математиков в стране — отрицательное. Сальдо — это разница между количеством эмигрантов и иммигрантов. Иммигранты — это…

— Я знаю, кто это.

— А многие не знают, потому что им неинтересно. Но здесь нет ничего такого, я тоже могу не знать каких-то базовых вещей.

Андрей говорит быстро и много жестикулирует. Он пытается рассказать сразу обо всем — о том, как неинтересно было учиться в обычной школе, о плохих и хороших учителях, о волейболе, своей семье, о счастье, о том, что в будущем хочет стать или бизнесменом, или хирургом, или юристом.

— В обычной школе у меня была иллюзия, что я самый умный. Там все было просто. Нам, например, давали четыре варианта контрольной, я решал их все и раздавал классу. На уроках мог просто смотреть сериал в наушниках. Ходил туда убивать время. К учителям изначально относился уважительно, но, когда разговаривал с ними, понимал, что это все равно, что говорить с подвыпившим дядей Колей, — человек намного старше тебя, но ниже на какую-то ступень эволюции.

Андрей рассказывает об этом с сожалением, но, учитывая его склонность к демонстративности, непонятно — ему действительно искренне жаль, что люди такие глупые, или все же радует, что он сам не такой.

— Например, учительница математики в обычной школе как-то рассказывала, что теорема Виета была придумана в XV веке. Я говорю: "Ну как же в XV, если Виет жил в XVI?" Она отвечает: "Да? Ну ладно". А я ведь не знаю, в каком веке жил Виет, я только что это придумал. Таким учителям легче согласиться и отдать мне что-то без боя, чем сражаться. Это так грустно.

На уроке математики девятиклассники в УФМЛ решают задачи, которые обычные школьники проходят в 11 классе

Талантливых и обычных детей объединяет по крайней мере одно — противоречивость. Андрею стыдно, что он дерзит учителям, но не дерзить скучно. Он считает, что правильно быть тихим и чуть ли не ботаном, но гордится сбитыми в дворовых драках кулаками. Рассказывает об уважении к учителям, а потом приводит пример с Виетом.

— Почему ты вообще пришел в УФМЛ?

— От скуки. У детей в обычной школе амбиции — уйти учиться в бурсу, а потом всю жизнь класть плитку за 5 тыс. грн в месяц. У них нет цели, нет желания узнавать новое. Они хотят только вкусно поесть, побухать и отдохнуть. Мне скучно с ними.

Андрей рассказывает это, когда мы сидим на лавочке в парке на ВДНХ. Наверное, не одна бабушка на этой же лавочке говорила похожие вещи про бесцельную молодежь. И бабушки, и Андрей, по сути, ищут одного и того же — общения по интересам. Поэтому одни идут на лавочку, а второй – в УФМЛ.

— В обычной школе все дети одинаковые, даже выглядят одинаково. Какая-то биомасса. А здесь каждый хоть чем-то, но отличается от другого.

— А чем ты отличаешься?

— Я живее многих, позволяю себе на уроках больше. Конечно, так нельзя делать, но если не позволять себе больше, становится скучно.

Андрей часто говорит, что ему скучно. Скучно решать одинаковые задачи, быстро становится скучно с людьми. Было скучно в старой школе и иногда скучно с одноклассниками в этой.

— Они живут в общежитии и все делают вместе — учатся, едят, спят. Их мир — это учеба, уроки и компьютерные игры. Они почти не выходят за пределы школы. Я бы так не смог. Эти дети — интеллектуально развитые, но они совсем не готовы к жизни. У них нет опыта, потому что, когда все гуляли и общались, они сидели за уроками. А теперь — пожалуйста, многие из них даже не знают, как вести себя в гостях. Не знают, что нужно поздороваться с родителями, поговорить с отцом, если он этого хочет, согласиться поесть, если предлагают, нельзя злоупотреблять гостеприимством. Это же очевидные вещи. Как вообще их можно не знать?

— С кем тебе хорошо?

— Мы с родителями недавно переехали в село Хотов под Киевом. Я познакомился с ребятами, которые там живут. Они совсем простые, даже в сельской школе учатся плохо, почти не читают книжек, не эрудированные. Но мне с ними хорошо. Они меньше понимают в математике, но больше в жизни.

Андрей говорит о ребятах из Хотова с таким восторгом, с каким утомленные хорошими мальчиками дочери профессоров рассказывают о любви к строителю. И немножко с завистью — как горожане после отпуска говорят о жителях глухих и живописных сел, в которых не смогли бы жить сами.

— У ребят из Хотова все просто и нет бешеных амбиций. Их отцы работают прорабами, а мамы — медсестрами или продавщицами. Но они счастливы. И когда они вырастут, станут плиточниками или штукатурами и тоже будут счастливы. Мне это так странно. Я не смогу быть счастливым с такой работой, даже если буду получать зарплату в 20 тыс. грн. Понимаю, что для многих людей — это приличные деньги, но ведь с такой зарплатой не купишь квартиру, не построишь дом, не обеспечишь семью. У меня больше амбиций, а значит, и больше условий для счастья.

Вот она — отличительная черта современных талантливых детей. Они не готовы посвятить жизнь науке, не обращая внимания на материальный мир. Они много думают о том, как во взрослой жизни лучше применить, то есть продать, свои знания. Об этом говорила и Людмила Заседка: "Талантливые дети стали более меркантильными, чем были 10 и 20 лет назад. У них большие амбиции, но с возрастом это проходит".

— Ты не боишься, что твои ожидания от жизни не оправдаются?

— Конечно, боюсь. Большинство моих одноклассников уже точно знают, кем станут после школы. Кирилл будет кибернетиком-робототехником, Сеня — математиком, еще один мальчик — топ-менеджером, и у него уже есть место. А я вообще не определился. Наверное, все-таки выберу бизнес, но и тут есть большой риск.

Заседка говорила, что дети-гении переживают неудачи очень остро, а их реакции могут быть непредсказуемыми. Она рассказывала о мальчике, который после неудачи на олимпиаде перестал разговаривать, и пришлось молча бродить с ним четыре часа по чужому городу. Другой ребенок просто сел на поезд и уехал домой, ничего не сказав учителям.

Иногда кажется, что Андрей просто боится, что его посчитают ботаном. Он долго рассказывает об уличных драках, в которых участвовал, показывает, как вправлять кадык и все время подчеркивает разницу между собой и другими детьми в УФМЛ — они маменькины сынки, а он немножко хулиган. Но чего у него точно не отнять, так это привычки логически мыслить:

— Обычно с самого начала общения я отношусь к людям хорошо, хотя это и нелогично, а значит, неправильно.

— Почему?

— Потому что, если сначала относиться к человеку хорошо, в процессе общения ты или останешься при своем мнении, или оно ухудшится. То есть ты в любом случае не выиграешь. А вот если относиться плохо, или ничего не изменится, или мнение улучшится, то есть вариантов проиграть нет.

Страсть к математике

Страх показаться ботаном — то, что объединяет всех детей из этой школы, с которыми я общалась.

Друг Андрея, девятиклассник Сеня Николаев, сейчас готовится к отбору на международную олимпиаду по математике. Он занимается алгеброй и геометрией по пять-семь часов в день, а в обычное время уделяет им пару часов, не считая времени на домашнее задание.

— Но я же не ботан какой-то. Нет такого, чтобы я решил, что каждый день с четырех до шести занимаюсь математикой. Я хожу гулять, общаюсь, и только если понимаю, что забросил занятия, могу сказать: "Извините, мне надо идти учиться".

Сеня похож на какого-то актера из "Ералаша" — одновременно умного и по-хорошему смешного. Он не сразу согласился на встречу. Я просила Андрея уговорить его, и тот прислал Сенин ответ: "Мне кажется, я недостоин".

— Ты на олимпиадах всегда занимаешь призовые места?

— С первого по третье — да. Если вдруг у меня не первое место, я не впадаю в депрессию, но понимаю, что можно было постараться сделать лучше. Вообще, в последнее время у меня появилась проблема. Я с легкостью решаю сложные задачи, а элементарные решить не могу. Но на олимпиадах баллы одинаковые — хоть ты решил задачу уровня великой теоремы Ферма, хоть для 4-го класса.

— Может быть, ты просто любишь все усложнять?

— Вроде нет. Может быть, усложнял раньше. Когда приходил в незнакомое общество, например, в новый кружок, думал, как общаться, как себя вести — отвечать ли на все вопросы преподавателей, если я знаю ответы, или лучше не надо, чтобы меня не посчитали выскочкой. Но теперь в моей жизни было уже столько кружков, что я делаю, как получается. Не парюсь.

Сейчас Сеня и сам ведет математический кружок в УФМЛ. Преподает олимпиадную математику восьмиклассникам. Я спрашиваю, не страшно ли ему приходить на уроки к детям, которые всего на год младше, ведь школьники обычно не признают в качестве авторитета даже практикантов из вузов, не говоря уже о таких же школьниках, как и сами. Сеня смотрит непонимающе.

— В научном cообществе это вообще не проблема. Даже если ты на 70 лет младше кого-то, но тебе есть чем поделиться, тебя будут слушать. Возраст и статус не имеют значения. Я стараюсь понимать тему, которую преподаю, полностью, но дети вполне могут завалить меня вопросами, ответов на которые я и близко не знаю. И я, и они относятся к этому нормально. Мы все учимся.

Сеня учился в обычной школе до пятого класса. Он говорит, что ему и там было интересно, хотя задания по математике он часто решал быстрее других.

— Если у меня хотели списать, я никогда не был против, но только если не доходило до крайностей. Например, когда кто-то просил сделать за него все домашнее задание, я не соглашался. Объяснял: "Ну получите вы свои "12" по математике, но знаний ведь будет ноль. Какой в этом смысл?".

Такие вещи странно слышать от девятиклассника. Особенно когда сама помнишь бесконечные пересдачи контрольных по геометрии, которые решал в туалете одноклассник.

По какому принципу начинают дружить дети в обычных школах? В моей "элита" класса снисходила до дружбы с отличниками, чтобы списывать у них контрольные. У таких, как Сеня, все по-другому.

— Меня всегда тянуло дружить с теми, кто умнее меня. Вырасти ведь можно только за счет конкуренции. Кстати, так у меня и появился лучший друг. Я понимал, что он умнее меня, и хотел быть с ним в одной команде на олимпиаде. Теперь я дорос до его уровня, и мы можем решать или придумывать задачи вместе.

Логарифмы везде

Как и Андрей, Сеня еще не определился, кем хочет стать.

— Моя работа точно будет связана с математикой, физикой и информатикой, но что это будет, я не знаю. Хотелось бы заниматься наукой, но не уверен, что хочу работать в университете.

Сеня смотрит на дождь за окном кафе и вздыхает. Ему кажется, что в обычных школах дети лучше понимают, чем хотят заниматься. Или, если сказать точнее, не чем хотят, а чем будут заниматься.

— У многих есть на примете университет, в который они точно поступят, а у некоторых — даже место работы. Не знаю, хорошо это или плохо, но в их жизни больше определенности.

Когда Сеня говорит о чем-то, он просто констатирует факты. Сложно понять, какие эмоции они в нем вызывают. Так говорят люди, которые давно ответили на многие вопросы. Конечно, я встречала таких людей раньше, но никто из не был девятиклассником.

— Что в науке тебя интересует больше всего?

Сеня снова становится похожим на ребенка, которому все интересно. Он выпрямляется, отворачивается от дождя в окне и говорит:

— Космос. Мы почти ничего про него не знаем, там так много всего можно изучать. Интересно узнать про инопланетян — есть ли другие существа, которые тоже, как и люди, развиваются.

— Думаешь, есть?

— У нас слишком мало данных, чтобы судить об этом.

— Ты веришь только в то, что можно объяснить?

— Да. Я не верю в магию, в необъяснимые чудеса и так далее.

— А в любовь веришь?

— Конечно. Ее ведь давно объяснили биологи.

Когда мы прощаемся с Сеней, я думаю сначала обо всех этих непонятных вещах: как это возможно, чтобы Вселенная была бесконечной? Почему летают самолеты, корабли не тонут, а чужие эсэмэски приходят ко мне с теми же опечатками, с которыми их отправили с другого телефона в другой стране? Сеня говорит, что про самолеты и Вселенную понимает, а про эсэмэски — тоже нет.

• Читайте также: Упакуй шары. Как украинский математик Марина Вязовская вырвалась из трехмерного гетто

Разговоры с этими детьми оставляют странное послевкусие. Ты пытаешься вспомнить себя в их возрасте, вспомнить, что тогда волновало. Счастье? Будущее? Предчувствие чего-то большого и прекрасного? Конечно, я спрашивала у учителей в УФМЛ, кем становятся потом такие дети. Ответ получила размытый: "Мы не следим за их судьбами, но не слышали ни об одном случае, чтобы человек опустился, спился или с ним произошло что-то ужасное. Кто-то стал профессором в Оксфорде, кто-то — айтишником в международной компании". Математик из другой специализированной школы, мне кажется, ответил на этот вопрос более честно: "Некоторые достигают больших высот в науке, становятся теми, кого мы называем выдающимися учеными. Остальные превращаются в обычных людей. Но дай бог нам всем так взлететь, как они падают".

Фото: Александр Чекменев