Испытания для испытателя. Как украинские летчики в Крыму уводили технику из-под носа россиян

Невысокий худощавый мужчина за 50 в кожаной куртке и темных штанах. Летчика в Викторе Лукиянчуке выдает профессиональный жест, когда он двумя руками показывает, как летят ведущий и ведомый. Виктор в хорошей физической форме — недавно прошел комиссию, допущен к полетам на всех типах самолетов, в том числе сверхзвуковых. Военные врачи разрешают ему летать на самолетах, вертолетах, прыгать с парашютом — таких прыжков у Виктора более 700.

Почти два десятка лет Лукиянчук прожил в Крыму, служил старшим летчиком-испытателем. В марте 2014-го Виктор был одним из немногих офицеров, которые не захотели присягать России и до последнего оставались на полуострове, стараясь эвакуировать на материк как можно больше техники.

Четвертая попытка

Лукиянчук родом из Комаргорода Винницкой области, после школы поступил в Саратовское летное училище. Окончил его в 1982 году — на полгода раньше срока. "В прессе утверждали, что в Афганистане мы не воюем, но обстановка была тяжелой, требовались вертолетчики", — поясняет Лукиянчук.

В Афганистане он был дважды, каждая командировка длилась больше года. Летал командиром экипажа вертолета, нарабатывал опыт. В 1984 году увидел объявление о наборе в школу испытателей в Ахтубинский центр подготовки. Сдал экзамены, но конкурс был большим — около 15 человек на место. Не взяли. Спустя пару лет попробовал еще раз. Снова не повезло — в наборе было три космонавта, с ними оказалось сложно конкурировать. В 1989 году опять подал документы и одновременно сдал экзамены в Военно-воздушную академию имени Гагарина. Вызов в академию пришел раньше. Закончив ее в 1992 году, служил во Львовской области до тех пор, пока в крымском поселке Приморский не создали первый в стране Государственный научно-испытательный центр (ГНИЦ). Опять чуть не пролетел из-за возрастного ценза: принимали летчиков до 35 лет, он был на полгода старше. Но руководитель Центра генерал Юрий Тишков решил, что это некритично, Лукиянчука зачислили в штат.

ГНИЦ занимался испытанием техники, связанной с морем: самолетов, вертолетов, космических спускаемых аппаратов, кораблей, авианосцев. "Кстати, российский "Адмирал Кузнецов", который недавно был в Сирии, проходил испытания в этом центре", — говорит летчик.

"Я дал путевку в небо вертолету-"ночнику" Ми-24ПУ1, который умеет летать по приборам ночного видения", — улыбается Лукиянчук. Среди его личных достижений — подъем вертолета Ми-8 на высоту 8100 м, еще несколько лет назад это был мировой рекорд, на Ми-24 поднимался на высоту 6700 м — тоже достижение для бронированного вертолета, чей потолок — 5000 м. Опасность профессии испытателя иллюстрирует коротким рассказом о том, как для полетов на таких высотах приходилось экстренно вымывать азот из крови, чтобы не заработать инвалидность. По американской технологии летчики перед вылетом два часа дышали чистым кислородом, но когда садились за штурвал, не могли точно знать, остался азот в крови или нет.

Украиноязычным детям Виктора повезло: в Приморском находилась одна из немногих в Крыму украинская школа. Лукиянчук помогал ей чем мог. Привозил учебники с материка попутными самолетами и обеспечил учеников всех классов.

Живя в Феодосии, Лукиянчук замечал пророссийские настроения, но не думал, что дело идет к аннексии полуострова. Уже после марта 2014-го он стал понимать, что россияне к ней готовились. Например, в Крыму создавалось много казачьих организаций, завязанных на Россию. Они принимали в свои ряды сначала военных отставников, а затем действующих офицеров украинской армии. "Но самое главное — российских военнослужащих, выходящих на пенсию в Крыму, обеспечивали жильем. В Севастополе в бухте Круглой дома для них росли на глазах, — рассказывает Лукиянчук. — Среди военных много говорили о том, что россияне получают на порядок больше, так и было: российский прапорщик на свою зарплату мог себе позволить больше, чем украинский полковник — командир части. После 2010 года начали расти заборы вокруг российских воинских частей. Но все это тогда не бросалось в глаза".

Приметы войны

Зимой 2014 года Лукиянчук часто ездил в командировки в Севастополь: в январе-феврале тамошний завод сдавал после ремонта вертолеты, их нужно было облетать. Однажды ночью в районе Симферополя ему встретилась колонна техники с номерами Черноморского флота. "Тогда в Киеве планировали разгон Майдана, все находились в напряжении, и мне было непонятно — часть ушла из Крыма, куда она перебазируется? — рассказывает Лукиянчук. — Затем на постах ГАИ в районе Бельбека стали появляться блоки для фундамента, установленные в несколько рядов. Зачем? Танками на них собираются нападать, что ли? Причем они развернуты не к аэродрому, а как будто для обороны с его стороны. И везде рядом с гаишниками дежурили казаки". Такие блокпосты появлялись и на севере полуострова. Потом в Севастополе еще раз встретил колонну армейских УАЗов. Однажды заехал на заправку, машин на ней не было видно, но в кафе все столики оказались заняты, за каждым из них сидели морские офицеры. "То есть они жили где-то на базе, а на заправку ходили поесть", — говорит Лукиянчук.

В ночь на 27 февраля, после захвата зданий Совета министров и Верховного Совета Крыма россияне перестали прятаться. Техника, не таясь, разъезжала по полуострову, началось блокирование боеспособных украинских частей. 1 марта штурмовали аэродром "Кировское", который находился в подчинении испытательного центра, нападавшие разгромили навигационное оборудование, на аэродром больше не могли садиться самолеты. "Подъехало пять КамАЗов, набитых людьми в казачьей форме, два "Тигра" и несколько человек, назвавшихся представителями "самообороны Крыма", — говорит Лукиянчук. — Среди них находились те же товарищи, которые позже засветились в Славянске. Они были одеты в старую российскую форму без знаков различия, поначалу мы не думали, что это могут быть кадровые российские военнослужащие. Во время последующих штурмов аэродрома приезжало несколько сотен казаков и самообороновцев и пять машин, накрытых тентами. Внутри сидели бойцы с автоматами Калашникова сотой серии, которые были на вооружении только в России. Тогда стало понятно, что это точно россияне".

Вскоре казаки пришли в ГНИЦ, Лукиянчук в тот день был в командировке в Виннице: в Минобороны поняли, что нужно готовиться к серьезной военной угрозе, он — заместитель командира части по летной подготовке — поехал готовить пилотов. "Из Крыма было невозможно выехать в военной форме, отправился в костюме, в нем и летал, — говорит Лукиянчук. — Потом коллеги рассказывали, что казаки перекрыли все выезды, сказали, что сотрудники Центра должны в течение какого-то срока покинуть часть, а если их требованиям не подчинятся, откроют огонь на поражение. Дежурства по аэродрому моего коллеги Анатолия Наконечного дважды выпадали на визиты "гостей". Он каждый раз говорил толпе: "Делайте что хотите, я не сдаюсь". Тогда выходили переговорщики, которые давили морально: вы все равно сдадитесь, вы одни такие остались на весь Крым, никто вас не гонит, получайте российские паспорта, вам квартиры дадут, зарплату повысят. Главный тезис россиян был таким: когда СССР распался, вы перешли на сторону Украины, вам за это ничего не было, теперь Украина разваливается, ее поделят по Днепру, поэтому вам опять ничего не будет".

Некоторые сослуживцы Лукиянчука активно помогали россиянам. Например, замполит стал вести себя так, будто уже служит в российской армии. Он приходил к начальнику Центра с предложением составить списки тех, кто желает получить паспорта РФ, чтобы оформить документы без всяких проволочек. Тех, кто возмущался этим, руководство части просто не приглашало на совещания. В марте основное ядро противников аннексии — около 75 человек — начальник ГНИЦ отправил в Запорожье на проведение испытаний, а затем самоустранился, расторгнув контракт. Его место занял пророссийски настроенный офицер, поэтому и необходимости в радикальных действиях у россиян не имелось. Впрочем, при всем желании отбиваться было нечем: за несколько лет до крымских событий из части вывезли все автоматическое оружие, оставили только десяток пистолетов, которые выдавали дежурному наряду.

На должностях контрактников служили в основном крымчане. Когда поступила директива Минобороны — к 12 мая военнослужащие должны собраться на пунктах сбора на подконтрольной Украине территории — из 650 сотрудников Центра на материк вышло лишь 100. "Если бы командование было нормальным, вышло бы больше — половина точно. У нас служило много людей с материковой Украины, почему они остались в Крыму, непонятно", — вздыхает Виктор Лукиянчук. Поэтому у него есть претензии и к Герою Украины Тишкову. По словам Виктора, если бы тот взял флаг ГНИЦ, вывел людей на материк, там передал управление частью лояльному Украине человеку, а сам, объявив об уходе на пенсию, уехал в Крым, вопросов не было бы.

Виктор Лукиянчук: "Всех перешедших на сторону России инструктировала ФСБ: в случае контакта с украинским военнослужащим они обязаны письменно доложить об этом. Вот они и думали: "На фига мне с ним здороваться, потом не отпишусь"

Эвакуация

В те дни внятных директив из Киева не было, поступил только приказ не стрелять и держаться. "На уровне замкомандира полка, полковника у меня не было никакой информации. Можно представить, что творилось на уровне младших офицеров, — говорит Лукиянчук. — Мы не понимали, как себя вести, что делать с "секреткой" — кодами, шифрами. Понятно было одно — нужно оставаться в части". Поначалу россияне не мешали работать сотрудникам ГНИЦ, только окружили все военные объекты. Нужно было принимать решение об эвакуации техники.

Виктор Лукиянчук раздобыл телефон заместителя министра обороны, стал посредником между крымскими летчиками и Киевом. Когда Сакский аэродром окружили "зеленые человечки", летчики решили переправить на материк свою технику. "Мне позвонил зам по летной сакской бригады Олейников, сказал: мы готовы улетать в Николаев. Я предложил сначала поставить в известность замминистра — ну представьте, ночь, и вдруг со стороны Крыма летит армада — Б-12, Ка-27, Ми-8, с материка их могли просто посбивать, — вспоминает Лукиянчук. — Запросил посадку в Николаеве на два часа ночи. Три, четыре, пять утра — команды нет. Звоню, телефон не отвечает. Дал в Саки отбой. Вторая ночь — замминистра запрещает вылет, говорит, не дай бог кто-то разобьется, погибнет. И вот в десять утра Олейников звонит мне, говорит: "Мы взлетели, идем над мысом Тарханкут, расчетное время посадки первого экипажа в Николаеве через 15 минут. Погода хреновая — нижний край облаков на уровне 100 метров. Никакой связи нет, мы не сядем". Я звоню по мобилке командиру базы в Николаеве: у вас на посадочном курсе 12 летательных аппаратов, включите средства связи и посадки, они в облаках не сядут, а уйти на запасной аэродром не хватит топлива. Он не сразу соглашается, говорит, что нужно получить указание от руководства, да и вообще мало ли кто там звонит из Крыма. В итоге уговорил, он включил средства связи, и через 2,5 минуты сел первый Б-12".

4 марта примеру сакских коллег последовали летчики ГНИЦ. С аэродрома "Кировское" подняли самолет Ан-26 и два вертолета, одним из которых управлял Лукиянчук. Над Азовским морем вертолеты и самолет шли на высоте 5–15 метров. Маршрут тщательно просчитали, чтобы не засекла ПВО со стороны Белогорска и Ейска. К материку подлетели в районе Мариуполя. Самолет сел в Мелитополе, вертолеты полетели в Запорожье. Посадив машины, летчики тут же сели в автомобиль и рванули в Крым, уже спустя несколько часов сидели у себя в части. "Решили подготовить себе алиби: мы не знаем, кто увел технику, все наши летчики на месте, можете проверить по штату", — улыбается Лукиянчук. С коллегами он готовил к отправке еще одну партию самолетов, но вскоре россияне заблокировали взлетно-посадочные полосы, пришлось отказаться от этой идеи.

20 марта в части спустили украинский флаг, подняли российский. Так он и развевался под трезубцем, которым был увенчан флагшток. Сотрудникам Центра говорили, что для них ничего не изменится: как ходил на работу, так и ходи, только зарплату умножат в десяток раз. Сам Лукиянчук не собирался оставаться в Приморском, официально отказался от российского гражданства, два дня простоял в очереди: во всем Крыму работало только четыре пункта, где это можно было сделать. На таких, как он, поначалу не давили: не хочешь служить России, ну и сиди здесь.

В Кировском оставалось несколько десятков самолетов. Лукиянчук получил от Генштаба указание организовать вывоз секретной документации, провести инвентаризацию имущества, всю боеспособную технику подготовить к отправке на материк. Через координатора "Информационного сопротивления" Дмитрия Тымчука вышел на связь с волонтерами: они нашли трейлеры и топливо. С апреля по 10 мая с аэродрома вывезли полтора десятка МИГ-29, балансовая стоимость каждого на тот момент — около 50 млн грн. Часть документов спрятали в аккумуляторных отсеках и топливных баках.

После начала событий в Донбассе россияне перестали выпускать технику, нелояльных сотрудников центра не пускали на рабочие места. Оставаться в Крыму больше не было смысла.

"Товарищ министр, мы не уйдем"

Приехав в Киев 12 мая, Лукиянчук прежде всего уговорил Генштаб аннулировать печати воинской части, которые остались в Крыму, потому что ими могли воспользоваться сослуживцы, работающие на россиян. Часть получила новое наименование — А-4444. ГНИЦ перебазировали на территорию бывшего летного училища в Чернигове. Лукиянчук поехал туда. Убедился, что аэродром "Певцы" не готов к приему самолетов и вертолетов: все заросло деревьями, кабели, светотехнику растащили, КПП разрушен. "Выбрали самый неподходящий вариант для базирования Центра. Странное решение, ведь в стране было несколько подходящих аэродромов — в Полтаве, Луцке, Виннице", — недоумевает летчик-испытатель.

Впрочем, в те дни у него были более серьезные поводы для огорчений. В Донбассе начали массово сбивать вертолеты. Погиб его друг — заместитель командира по летной подготовке аэродрома Александрия Сергей Бульдович, он управлял вертолетом, в котором летел генерал Кульчицкий: "Сереге пуля попала в шею, он умер в воздухе".

Лукиянчук знал, что может помочь коллегам. С 2006 года он испытывал "Адрос" — систему, которая защищает от тепловых ракет, КУВы — тепловые ловушки, а также экрано-выхлопные устройства — систему, которая уменьшает контрастность двигателя. "Когда они стоят в комплекте, вертолет практически неуязвим, ПЗРК на него просто не наведется", — поясняет Лукиянчук. Наблюдая за тем, как террористы сбивают одну машину за другой, он пытался убедить руководство в необходимости начать использовать эти системы.

Тогда министром обороны был Михаил Коваль, давний знакомый Лукиянчука. Они познакомились в 1992 году, когда тот был командиром десантной бригады, занимался парашютным спортом, иногда прыгали с ним в одной команде. Решил добиваться приема, вместе с коллегой-испытателем караулил министра под дверью с раннего утра до вечера. В тот день Коваля ждали в Раде, проходя мимо, он посмотрел с удивлением: ну раз стоят, значит, надо. Вечером, увидев, что министр вернулся, ему отправили SMS: "Товарищ министр, мы не уйдем". Спустя полчаса вышел начальник Генштаба, сказал, что готов выслушать. "Мы рассказали ему, что есть системы, которые могут защитить вертолеты, они уже приняты на вооружение, назвал номера мобильных телефонов главного конструктора, руководителя завода, который готов хоть завтра выдать продукцию, рассказал, где на складе лежат шесть "Адросов", уже закупленных для Минобороны", — перечисляет Лукиянчук. В итоге системы пошли в войска, летчики стали чувствовать себя более уверено.

Вскоре произошла еще одна трагедия: в Луганске при заходе на посадку сбили Ил-76 с десантниками на борту, погибли 49 человек. Лукиянчука пригласили в экспертную группу, которая должна была оценить действия руководителя АТО — на тот момент его обязанности исполнял генерал Назаров. "Мы изучили телеграммы, которые приходили Назарову, выясняли, кто принимал решение о перебазировании, почему аэродром был закрыт, а туда летели самолеты, почему их не прикрывали. Сделали вывод, что вина лежит в том числе на генерале, ведь СБУ дважды предупреждала его о том, что три расчета с ПЗРК вышли из луганского военкомата в направлении аэродрома, у них был приказ все сбивать", — говорит Лукиянчук. Экспертиза стала основой обвинения Назарова. С тех пор у летчика начались неприятности, его должность летчика-испытателя сокращают, возможно, заставят уйти на пенсию. В этом он не видит проблемы — с таким опытом без работы не останется. Однако ему обидно, что на материке не удалось воссоздать полноценный Центр: за три года "Певцы" так и не привели в порядок, авиационные испытания проводятся на чужих аэродромах, а ГНИЦ занимается испытаниями дронов, оружия, бронетехники.

• Читайте также: Быть оружейным бароном. Какое оружие и кому продает Украина

После аннексии Лукиянчук дважды бывал в Крыму: ездил приглядеть за квартирой, оплатить коммунальные услуги. Несколько раз видел бывших сослуживцев. Сталкиваясь с Лукиянчуком в магазинах, они тут же выбегали на улицу. "Я сначала думал, что это случайность, — ну, утюг человек забыл выключить. Но потом узнал, что всех перешедших на сторону России инструктировала ФСБ: в случае контакта с украинским военнослужащим они обязаны письменно доложить об этом. Вот они и думали: "На фига мне с ним здороваться, потом не отпишусь". Наверное, они в шоке — как так, мы с материка к ним ездим, а они не могут туда поехать, потому что их сразу арестуют". Это последствия ошибки, допущенной теми, кто поверил в то, что Украина распадется. Все, кто служил в Крыму, имели возможность законно уволиться из Вооруженных сил Украины, но многие не стали заморачиваться. Лукиянчуку их не жаль. Он признается, что большинству из бывших коллег никогда не подаст руки, особенно тем, кто активно поддерживает действия России.