Принять других. Как создать инклюзивный класс в обычной школе

В прошлом году Лиза пошла в первый класс. Подготовка к этому моменту началась еще с детского сада. И готовилась не только Лиза, но и ее мама Ольга Маликова, специалист Украинской ассоциации поведенческих аналитиков.

Ольге удалось создать инклюзивный класс в одной из киевских школ в 2016 году. Там учатся два ребенка с аутизмом — Лиза и еще один мальчик. На двух детей три сопровождающих специалиста — два тьютора и ассистент учителя. Тьютор — помощник ребенка, который находится с ним на всех уроках. В его услугах перестают нуждаться, как только ребенок становится достаточно самостоятельным. Лиза уже сама ходит на физкультуру и рисование. Ассистентом учителя стала сама Ольга. Она — связующее звено между учителем, тьюторами и детьми.

Человеческий фактор

Как принятый недавно закон про обучение детей с особыми потребностями подтолкнет развитие инклюзивного образования?

— Раньше руководитель учебного заведения принимал решение брать ребенка в инклюзию или нет, учитывая материально-техническое обеспечение школы. И часто отказывал. Теперь этот пункт убрали. Если родители обращаются в школу, то администрация должна создать инклюзивный класс. Это указание сразу пошло из управлений образования в учебные учреждения.

Во всем мире инклюзивное образование — это престижно. Школы бьются за звание инклюзивной, потому что оно предполагает всяческие бонусы, статусы, рейтинги. У нас ни школы, ни учителя не мотивированы принимать особенных детей. Похоже, что это тоже изменится. Часть субвенции на ребенка будет распространяться на обеспечение материально-техническими ресурсами инклюзивных классов и идти на доплату коррекционным педагогам. Думаю, все это подтолкнет процесс.

Почему сейчас нужно принимать специальные законы про инклюзивное образование, если оно априори должно быть инклюзивным?

— В мире существуют такие понятия, как инклюзивное общество, инклюзивное пространство. В некоторых странах, где этот процесс начался 30–50 лет назад, это слово сейчас не употребляют. Но именно благодаря тому, что когда-то оно звучало, инклюзия и стала нормой. Там никто не говорит "у нас инклюзивный парк", просто потому что поставлены пандусы. Так должно быть, и неинклюзивных парков у них нет. Нам тоже необходимо постоянно повторять слово "инклюзия", чтобы это посеялось в умах. И если у нас о ней говорят, значит, ее не хватает. Хотя изменения уже есть.

На каком мы этапе?

— Моей дочке девять лет, шесть лет я в этом варюсь, интересуюсь. Так вот шесть лет назад инклюзия — это было что-то невероятное. И, например, в инклюзивное образование попадали только те дети, которые и так могли бы пойти в школу. А сейчас о доступности образования говорят везде. И действительно, для разных детей появилось больше возможностей.

Педагоги принимают особенных детей, в их глазах уже нет панического страха. Конечно, разные случаи бывают. Но как минимум, когда ты разговариваешь с директором учебного учреждения о создании инклюзивного класса, не звучит вопрос: "А что это? А с чего это вдруг вообще он нужен? А почему вы не пойдете в специнтернат?"

Читала о том, что в США инклюзия гораздо более естественно прошла в небольших городках. Там, где все друг друга знают, человека с особенностями быстрее принимает социум. У нас как?

— Мне кажется, у нас и в крупных городах, и в маленьких, и в селах люди ленятся, не хотят что-то менять, живут по заведенному ритуалу. Везде есть те, кто за, кто против, кому все равно. Но в большом городе ты можешь требовать, законодательные механизмы работают лучше. Здесь можно встретиться с журналистами, пожаловаться на чиновников, назвать фамилии.

Еще одни очень важный момент: инклюзивное пространство — это не место, это люди. У меня есть знакомые с особенными детьми в маленьких городах и селах, которые и пять, и семь лет назад устраивали их в школы, просто потому что учитель, директор, заведующая лояльно отнеслись к ним.

Сейчас все зависит от человека?

— В большей степени. Ты можешь прийти в школу с прописанным механизмом создания инклюзивного класса, можешь опираться на нормативную базу, доказывать, что твой ребенок имеет права и у них нет причин отказать. Но у администрации не будет "настроения". И тогда она сделает все, чтобы испортить его и окружающим. У меня есть история организации инклюзивного класса для дочки. Я очень хорошо помню, как мы разговаривали с завучем школы, помню, насколько она боялась всего этого.

Что ее пугало больше всего?

— Она не понимала, что ей нужно делать, что от нее требуется. Она что-то слышала о детях с аутизмом, но никогда с ними не работала. Я сказала ей: "Мы все организуем. Я даже пойду работать в школу. У нас будет два ребенка и три специалиста. Поверьте, мы справимся". Я призналась ей, что мне тоже страшно. Да, мы подготовились теоретически. Я получила образование, в Израиле мы изучали устройство инклюзивных школ, у меня есть супервайзеры из США и Израиля. Но практически мы никогда не воплощали такую идею. Понятно, что у нас будет много ошибок, мы станем наступать на грабли, по десять раз на одни и те же. Но можно говорить, что страшно, а можно пробовать. Самое ужасное, что может произойти, — дети не смогут учиться в этой школе и им придется уйти. Ну и что? Это же не конец жизни. И когда завуч убедилась, что мы не собираемся повесить особенных детей на школу и самоустраниться, а наоборот, готовы во всем участвовать, ей стало легче. Она сказала: "Давайте рискнем".

Подготовительный этап

Как вы выбирали школу?

— Сначала мы пришли в управление образования с мамой еще одного ребенка. Там нам порекомендовали школу. Мы искали маленькую, нешумную. У нас было несколько встреч с завучем. Она попросила поводить детей на подготовительные занятия в школе. Конечно, мы рассказывали, какие они чудесные, но учителям важно было увидеть это своими глазами, убедиться, что дети не кричат, не бьют окна. Ребята пришли, сели за парту, начали что-то рисовать. В школе успокоились: дети вменяемые, руки, ноги, глаза — вроде все на месте (смеется).

Это результат долгой подготовки. С дочкой мы с детского сада работали над навыками, поведением, чтобы свести сложности к минимуму.

На первом собрании для родителей первоклашек завуч сама всем сообщила, что будет два первых класса — инклюзивный и обычный. Рассказала про инклюзию. Мне это очень понравилось, потому что обычно администрация школ возлагает эту функцию на родителей. "Вы поверьте, это совершенно обычные дети, они вежливые, культурные, воспитанные, просто застенчивые и мало говорят". Очень человечно объяснила.

Какой была реакция родителей?

— В основном их интересовали два вопроса. Как происходит распределение по классам? Им сказали, что первые 28 человек по списку пойдут в обычный класс, остальные — в инклюзивный. Второй вопрос — как рассказать детям о том, кто будет учиться с ними? У нас в классе 13 человек. Ни одного конфликта за год не было, одноклассники хорошо относятся к нашим детям. Но мы работали над этим.

Для детей устраивали специальные встречи?

— Мы время от времени проводим классный час в формате вопрос-ответ. В первую такую встречу говорили о том, какими разными бывают люди, лепили из пластилина человечков, сравнивали. Мы всегда стараемся честно отвечать на вопросы, почему так ведут себя наши дети, почему плохо говорят, почему плачут или злятся, не ходят на польский язык.

Как ваша дочь восприняла поход в школу?

— За две недели до начала занятий мы четыре раза в неделю водили ее в школу на 2-3 часа в день, проводили уроки. Наши дети привыкали к классу, к тому, что нужно сидеть. Поэтому 1 сентября они все же имели представление о том, что такое школа, знали, где их класс. За счет этой подготовки все прошло довольно спокойно. Мне кажется, это обязательный компонент. Он помогает избежать сильного стресса от всего нового, а это и дети, и учителя, и суматоха, и звонок, и правила.

Есть и другой аспект, который нечасто озвучивают. Если особенный ребенок мешает учиться, это тоже неправильно. И это проблема его родителей, которые часто руководствуются принципом "возьмите моего ребенка и терпите". Да, инклюзия — это принятие. Но это не значит, что если ребенок — маленький террорист (бьется, вскакивает, кричит), его должны принять безоговорочно. Это же потом и формирует отношение "что с него взять, он же дурачок", "что с ним разговаривать, он не поймет", "лучше к нему не подходить, он ненормальный".

Идти друг другу навстречу должны все. Не только учитель, воспитатель детского сада или кружка, но еще и ребенок, и его семья. А ведь мы сталкиваемся и с тем, что люди с инвалидностью, члены их семей бывают гораздо более нетолерантными, чем окружающие. И от родителя особенного ребенка, организовавшего инклюзивный класс, можно услышать: "Я этот класс сделала для своего ребенка, других детей мы не возьмем. Почему это мой ребенок должен общаться с ненормальными?"

Часто родители игнорируют подготовительный процесс?

— Скорее они не знают, что он важен, и не понимают, как его организовать. И потому не уделяют ему должного внимания. Своим клиентам я объясняю, что как минимум за полгода до школы нужно начать подготовку. Оптимально, когда ребенок ходит на подготовительные занятия при школе. Но если этот вариант невозможен, то есть центры, полностью имитирующие учебный процесс. Пусть ребенок посидит за партой, посмотрит на учителя, выполнит задания. В этот период видны все слабые места. Например, ребенок не высиживает, протестует, слишком медлителен, не концентрируется на доске или учителе, может сидеть только за первой партой. И есть время с этим поработать.

В темпе вальса

Какие вы цели ставили вначале и какой результат получили?

— Изначально мы поставили себе очень высокую планку. Например, рассчитывали, что половину времени в школе дети будут общаться со сверстниками. Но в реальности оказалось, что на это идет не больше 10% времени. Думали, что они будут больше обучаться в формате группы, меньше на индивидуальных занятиях. Но пока что наши дети так не могут. Все происходит не в том темпе. Мы, конечно, стремились к идеалу, но очень скоро поняли, что это изматывает и детей, и взрослых.

К этой гонке подталкивает сама школа?

— Украинские школы очень зарегулированы, предъявляют высокие требования к детям. И соответствовать им должны все. При этом люди думают, что если особенные дети пойдут в школу, то они вдруг превратятся в "нормальных". Мы вам инклюзию, а вы нам сделайте их, пожалуйста, обычными. Чудеса какие-то.

Мы были в инклюзивных школах в Израиле, там все как-то проще. Есть человек, он должен заниматься чем-то функциональным, желательно полезным для общества — быть занятым. Потому что ничегонеделанье для всех плохо. Они смотрят на ребенка, понимают, что он может, сколько нужно ресурсов, чтобы он этим занимался, и он этим занимается. Если подросток в 17 лет, например, может сортировать карандаши по цвету, то он сортирует карандаши. Кто-то может ухаживать за растениями и работает на гидропонной ферме. Кто-то в мастерской. А кто может учиться дальше, тот учится. Человека принимают с его способностями.

Наша же система образования построена на другом. Дети не доучили, не дочитали еще страницу, не решили еще десять задач — о боже, мы не успеваем по программе. Мы стараемся всех детей подтянуть под "нормальный" уровень. И если не получается, то это уже катастрофа. Например, моя дочь не читала, сейчас читает отдельные слова. Это же прогресс? Прогресс. Но она не читает предложениями! Всегда вот это "но". Отсюда и гонка.

Мне кажется, это заложено в нас, в нашем обществе. Нам нужна пятилетка за два года. Мы не остановимся на денек, не посмотрим на свой результат, не посозерцаем. Летим куда-то, бежим. Наша команда тьюторов взяла темп, заданный учительницей. Мы, как лошади, разогнались, а потом выдохлись. Пришлось остановиться, посмотреть назад. И только тогда поняли: так у нас же все хорошо. Дети учатся в школе, делают первые успехи, результат есть, он измеряем. А мы из-за этой гонки не замечаем его, живем в парадигме "все плохо". Это тотальная проблема.

Принять, а не пытаться подтянуть к "норме" еще сложно?

— Думаю, много времени пройдет, прежде чем это произойдет. Для того чтобы принять особенных людей, они должны тебя окружать. Представьте, у вас сад, вы посадили новое растение, постоянно ходите вокруг него, рассматриваете, как оно растет, как себя ведет, думаете, чем его кормить, как его поливать. А теперь представьте, что новое растение само выросло у вас в саду. Вы не знаете, чего от него ждать. А вдруг оно дом захватит (смеется). Так же это работает и в случае с особенными людьми. Как с ними вести себя, если они рядом, как не обидеть?

Какой ответ чаще всего приходит на ум?

— Чаще всего это игнор — самая простая модель поведения. Недавно у меня была встреча с воспитателями детского сада. Родители попросили рассказать им про особенности работы с детьми с аутизмом. Я объясняла, что самое важное в инклюзии — не игнорировать. Если вас что-то в поведении ребенка не устраивает, сделайте ему замечание, как бы вы сделали обычному ребенку. А делать вид, что ничего не замечаешь, хуже всего. Воспитатели в процессе дискуссии признали, что зачастую они как раз игнорируют, потому что не знают, что и как можно сказать.

Нужно, чтобы в обществе все были рядом. Тогда каждый человек 10-20 раз в день будет сталкиваться с особенными людьми — в парке, в транспорте, в магазине, в школе, в университете — и методом проб и ошибок научится взаимодействию.

Истории успеха

В нашу систему образования инклюзию внедрять сложнее из-за этой зарегулированности?

— Инклюзия — это ведь не математике детей научить и письму. Образование можно и дома получить. Суть в том, что в школе наши дети улавливают правила социума, общения, выстраивают свои отношения.

У моего ребенка очень сильное нарушение, и в целях даже приблизительно не стоит, чтобы она читала, писала, считала наравне с другими. Но режим школы сделал Лизу более дисциплинированной. У нее появилась своя собственная организация. Вот что важно.

Самостоятельность?

— Не самостоятельность, а именно какая-то организованность. Сложно объяснить, но я смотрю, как дочь играет сама дома, как еду берет. Она как будто начала планировать процессы. Раньше была разболтанность — тут что-то делаю, через пять минут уже забыла, что делаю. А со школой она стала более собранной.

Внешне она не очень показывает значимость для нее социума, детей, но они для нее важны. Первый раз мы это заметили весной, когда забирали Лизу из школы. Дети гуляли на продленке, она увидела своих подруг и рванула к ним. Хотя внешне ей как будто все равно. Мы с классом часто ходим в театры, в музеи. Дочка очень быстро назвала это "святом". Когда мы приходим в театр, она высматривает одноклассников, а потом рассказывает, кого нет.

Я даже не ожидала такого от своего ребенка. Это не количество прочитанных слов, посчитанных примеров и исписанных тетрадок, это те неуловимые и незримые вещи, ради которых и создается инклюзия. Мы бы не смогли ей это организовать вне школы, ни с помощью индивидуальных занятий, ни кружков, потому что нужна система. В школе за полдня ребенок проживает целую жизнь, в которой много разных задач — пойти руки помыть, выйти в туалет, поиграть на переменке, выполнить задания. Плюс стабильный коллектив детей. Ребенок изучает, как их зовут, кто что делает, выбирает детей, которые ему нравятся, выстраивает линию отношений с каждым.

На какие грабли наступили за прошедший учебный год?

— Из другой школы специально для нашего инклюзивного класса пригласили учителя. Она рассказывала о своем опыте работы с детьми с аутизмом, но по факту они ее бесили одним своим существованием. Она, например, заставляла класс на перемене писать. А наши дети не могли это делать, поскольку мы специально формируем у них понятие "урок" и "перемена". Представьте, все дети в классе занимаются, а наши отдыхают. Выглядит ужасно. Таких нюансов было множество. Конфликт начал набирать обороты. Причем в конфликте с ней были все родители класса. Нам просто не повезло.

Знаете, на кого посыпались все шишки и кого учитель винил во всех проблемах? Конечно же, нас. Чем наш класс отличается от других? Нашими детьми. Значит, они виноваты. Со следующего года у нас будет другая учительница.

И все равно вы считаете свою историю успешной?

— Конечно. Полтора года назад я не представляла, как это все будет. Лизе не подходит обычная школа. Она пошла в инклюзивный класс, потому что эффективного и качественного спецзаведения для нее нет. Отдавать ее в специнтернат, чтобы все мои усилия сошли на нет, я не хотела. Для обоих детей это был успешный год, а школа нашим классом гордится.

Некоторые родители боятся отдавать своих детей в обычные школы. Потому что все мы сталкивались с неприятием и отторжением. Кого-то сильно обижали или оскорбляли. В транспорте, в магазине, родные, близкие друзья, соседи. Родители воспринимают это болезненно. Если два обычных ребенка подрались на площадке — это одно. А когда один "обычный", а второй особенный, мама воспринимает это как попытку обидеть ребенка из-за его особенностей, даже если все было не так. Чтобы над детьми не издевались в школе, нужно работать с учителями, с ребенком. Но трудность в том, что спросить, как же правильно поступить, часто не у кого. У нас не принято делиться успешным опытом.

В этом году наша школа участвовала в конкурсе образовательных грантов от мэра Киева. Мы хотели разработать методические материалы для учебных заведений том, как работать с детьми с аутизмом. Этот вопрос чаще всего и задают специалисты, а мы готовы и хотим рассказать. Но это, похоже, сложнее для понимания, чем покупка тренажеров или карт звездного неба. У нас, к сожалению, выигрывают не идеи, а предметы.

От чего в первую очередь зависит успех?

— Инклюзия ребенка — это колоссальный труд родителей и участие в каждой секунде его жизни. Родитель должен все знать, помогать, слушать, слышать, выполнять рекомендации, вкладывать весь возможный ресурс, просто потому что люди, которые берут твоего ребенка, вообще не знают, что с ним делать. Успешные кейсы там, где учитель, родители, администрация школы — единая команда.

Как точечные проекты перевести в систему, работающую на всех уровнях?

— Для этого нужно только время. Я смотрю на наш класс и думаю, что это и есть ответ на вопрос. Необходимо создавать проекты, демонстрирующие результат. И тогда мы перешагнем от опаски к гордости. Наша завуч сначала говорила мне: "Все, что вы рассказываете, звучит очень красиво, но это ведь только слова". Я ей отвечала, что никак не могу доказать эффективность. Просто нужно попробовать, а потом уже делать выводы. Пусть появляются все новые и новые локальные проекты. И когда это будет не один успешный проект, а два, четыре, пять, следующим станет легче решаться на эксперимент.