Уйти, чтобы остаться. Есть ли жизнь для Британии после Brexit

Формально еще ничего не случилось. И само гражданское волеизъявление о выходе Великобритании из Евросоюза не является юридически обязывающим для британского парламента. И парламент еще не принимал по этому поводу никакого решения. И ставшая вдруг знаменитой 50-я статья Лиссабонского договора, оговаривающая условия выхода страны — участницы ЕС из союза, еще не вступила в силу. И даже когда это случится, будут действовать все соглашения, заключенные Британией как членом Евросоюза, — на процедуру развода отводится два года. То есть нынешнее статус-кво продлиться долго. Но на самом деле все очень резко изменилось буквально в тот момент, когда стали известны результаты голосования.

Кто бы мог подумать

В то, что все всерьез и может действительно закончиться разводом, похоже, в самой Великобритании верили немногие. Индекс букмекерских коэффициентов от Oddschecker накануне голосования показывал, что вероятность выхода из Евросоюза оценивалась лишь в 29%. Правда, в день референдума цифра выросла до 44%, но все равно отражала общую убежденность, что все останется, как было.

И в самом деле, особых оснований тревожиться будто бы не имелось. Это в начале десятилетия довольно выразительны были евроскептические настроения, на которые и пришлось реагировать консерваторам — их лидер премьер-министр Дэвид Кэмерон пообещал провести референдум. Из четырех десятков социологических опросов, проведенных с 2010-го по 2013 год, три четверти показали, что большинство за выход из ЕС. Зато в 2015 году из 75 опросов лишь десяток засвидетельствовал перевес сторонников выхода. Причем преимущество проевропейцев порой было более чем убедительное: 55% против 36% (апрель, PewResearchCenter), 66% против 22% (июнь, Ipsos MORI), 56% против 35% (декабрь, ComRes). Ну чего переживать-то?

Да, по мере приближения дня голосования число сторонников Brexit вроде бы стало расти, и опросы в 2016 году стали чаще давать результаты, близкие к фифти-фифти, но известно же, что при таких относительно равных раскладах сторонники сохранения статус-кво обычно берут верх. Тем более что за Remain, дальнейшее пребывание в Евросоюзе, агитировали лидеры ключевых партий — и лейбористов, и консерваторов, экономические эксперты, и даже Барак Обама специально приезжал, чтобы остудить горячие головы. Ясно же, что это должно было дать результаты.

Дало, но абсолютно не те. Озадачены даже голосовавшие за Leave — за выход. Опрос, проведенный газетой Mailon Sunday, показал, что 7% из них сейчас бы иначе распорядились своим голосом. Наверняка есть те, кто выступает за Remain и теперь жалеет, что поленился пойти голосовать, будучи уверенным, что все останется, как было. Едва ли не больше всех пожалели о случившемся британские политики.

Тори начинают и…

Сейчас многие винят в произошедшем Дэвида Кэмерона. Дескать, незачем ему было инициировать этот чертов референдум, выступая при этом за ЕС. Референдум, однако, был лишь одним из элементов, хотя и очень важным, в игре британских тори.

В основной партийной паре консерваторов и лейбористов первые всегда довольно прохладно относились к общим европейским структурам. Подчеркивание британской особости — один из основных инструментов в их партийном арсенале, и Кэмерон им владеет искусно, отстраиваясь от лейбористов, выступающих за евроинтеграцию. Нельзя было не отреагировать на падающую популярность Лейбористской партии, последовательно теряющей голоса в четырех парламентских кампаниях с 2001 года. Заметно стала расти поддержка Партии независимости Соединенного Королевства, самых непримиримых евроскептиков: в 2014 году она получила треть голосов на выборах в Европарламент. Тори балансировали, и обещание провести референдум помогло им убедительно выиграть парламентскую кампанию 2015 года, а сам референдум должен был разрядить обстановку и надолго снять вопрос с повестки дня.

При этом никто лучше правительства и правящей партии не осознавал проблемы, которыми чреват выход. Да и важный избиратель тори — средний и высший бизнес-класс — хорошо умеет считать потери и прибыли. Кэмерон выторговал особые отношения Британии с Евросоюзом, и в этом заключалась сила его позиции. К тому же опыт проведения референдума о независимости Шотландии показал, что такого рода публичные кампании не так страшны, рациональные доводы всегда побеждают. Да и лейбористы должны были проделать свою часть пропагандистской работы в пользу Евросоюза. Не казались страшными и националисты из Партии независимости: да, в Европарламенте они сколотили свою группу, но в Палате общин у них всего один депутат. Должно было получиться красиво.

Едва ли не больше всех пожалели о случившемся британские политики

Заигрались

Игру Дэвиду Кэмерону испортили его же соратники. По первоначальному замыслу идея Brexit должна была быть переведена в разряд требований маргиналов, вроде лидера Партии независимости Найджела Фараджа и его сторонников из числа ксенофобов различной степени открытости и вечно бурчащего старичья, отставшего от поезда современности. Но неожиданно к кампании Leave активно подключились один из лидеров консервативной партии Борис Джонсон (в недавнем прошлом мэр Лондона и чрезвычайно харизматичная политическая фигура) и Майкл Гоув — министр юстиции правительства Кэмерона.

Это все поменяло. Выходило, что требования выхода — не только голоса исключительно социальных аутсайдеров, а что и британская элита вовсе не единодушна по этому вопросу. Джонсон, как всегда, был в дискуссиях великолепен и неотразим, а Гоув придавал кампании евроскептиков основательность и солидность. Кэмерон, неспособный организовать единодушия в партийных и даже правительственных рядах, сразу стал выглядеть как-то блекло.

Подвели и лейбористы. Ведь трудовой народ в депрессивной провинции, винящий в своих бедах Евросоюз, — это как раз их электорат. Но Джереми Корбин, лидер лейбористов, сильно в кампании не активничал, рассудив, что, передавив в сторону Remain, лишится поддержки евроскептиков, а выступив за Leave, потеряет евроэнтузиастов. Зато вовсю разошелся Найджел Фарадж, ощутивший, что пришел его звездный час. Он легко жонглировал фактами и цифрами, рассказывая о том, как заживут британцы, перестав платить сумасшедшие деньги Брюсселю.

Но денежный вопрос для сторонников Brexit как раз был не так важен. Организаторы кампании за выход умело использовали тезис о необходимости британцам взять контроль над своей страной в свои руки. Это затрагивало священные струны: какого черта за нас решают в Брюсселе? И когда на этом фоне звучали увещевающие голоса экспертов, говорящих о дорогой цене за выход, они только раздражали. Независимость стоит того, чтобы за нее заплатить. Ценности победили прагматизм.

Ведь трудовой народ в депрессивной провинции, винящий в своих бедах Евросоюз, — это как раз электорат лейбористов

Ничейный Brexit

Результат голосования 23 июня стал возможным благодаря тому, что сошлось воедино множество обстоятельств. Из неназванных — значимая возрастная разница у сторонников разных позиций. Молодые, преимущественно выступающие за Remain, — не большие любители голосовать, а люди старших возрастов дисциплинированно отдали в дождливый день голоса за Leave. Сама кампания за выход шла креативно и с огоньком, а агитаторы за статус-кво были скучны и нравоучительны. Кроме того, референдум — это возможность показать правительству средний палец, независимо от действительного отношения к вопросу в бюллетене, — такая мотивация тоже была достаточно массовой.

Получив в результате этот самый средний палец, Кэмерон заявил, что уходит с поста премьер-министра. Поскольку Brexit противоречит его позиции, пусть этот план реализует другой лидер партии и правительства. А подавляющее большинство членов парламента от лейбористов выразили недоверие Джереми Корбину как провалившему кампанию. Правда, он заявил, что уходить не намерен, но это лишь усугубило внутрипартийный кризис. Неожиданно о своем намерении уйти из политики заявил и главный именинник — Найджел Фарадж: дескать, дело жизни сделано, пора и отдохнуть.

Но до "сделано" еще очень далеко. Всю глубину политического кризиса, поразившего Британию, иллюстрирует борьба за лидерство в Консервативной партии. Изначально все логично шло к победе Бориса Джонсона: хотел Brexit — рули. Джонсон был не прочь, но вдруг свою кандидатуру выдвинул и Майкл Гоув, раскритиковав вчерашнего соратника. В результате оба лишились шансов на победу, и великолепный Джонсон объявил о выходе из борьбы, получив убийственную критику за то, что соблазнил Британию на авантюру и сбежал. В сентябре стать лидером консерваторов имеет шанс глава внешнеполитического ведомства Тереза Мэй, притом, что она сторонница Remain.

Тем временем бизнес потихоньку сматывает удочки из Лондона, сокращая сотрудников в Сити и переводя офисы в Дублин и Франкфурт, а в Британии до сих пор не могут решить, кто будет тем лидером, который поведет страну в одиночное плавание. Не говоря о том, что никто не знает, как это делается: прецедента не было.

Рядом, но не вместе

Пока Евросоюз держится бодрячком и явно намерен на примере Британии преподать всем урок, как не нужно делать. Но и свой урок тут должны вынести. Брюссель действительно вызывает множество нареканий. Лиссабонский договор 2009 года не стал документом, скрепляющим общеевропейское единство, а был всего лишь компромиссом 28 государств, не готовых поступиться частью национальных интересов в пользу солидарных. Его приняли под впечатлением провала референдумов 2005 года во Франции и Голландии — граждане этих стран не поддержали Конституцию ЕС. По сути, Европейский союз так и застрял в состоянии между надгосударственным объединением и конфедерацией, чаще демонстрируя слабости обеих форм, чем сильные стороны. На эту неопределенность и среагировали в Британии.

При всей внешней кризисности ситуации не произошло ничего из разряда ужасного. Пока не запущены новые правовые механизмы, будут работать прежние, может, несовершенные, но вполне цивилизованные, обеспечивая весь комплекс взаимоотношений между странами, которые никуда друг от друга не денутся с Европейского континента. Другое дело, что период неопределенности бьет по бизнесу, а в политике Великобритания сама себя лишила права высказываться по внутренним вопросам ЕС, усилив и без того немалую роль Берлина и Парижа. Причем Берлина в первую очередь, с учетом того, что в следующем году канцлер Германии Ангела Меркель переизберется, а президент Франции Франсуа Олланд точно нет.

• Читайте также: Британия, ваш выход. Все, что нужно знать об англичанах и их характере

Кто выиграет или проиграет в итоге, говорить пока рано. В конце концов, такого еще действительно не было. Может, новая европейская конфигурация окажется оптимальной для развития как ЕС, так и взбрыкнувшего острова. Но давайте все-таки дождемся голосования в британском парламенте.