Звезда по имени Хоуп. Британский скрипач об Одессе, учителях и надежде на диалог

Биография Даниэля Хоупа напоминает диснеевскую сказку. Главный герой — мальчик, чьей семье пришлось покинуть дом и искать счастья в чужом краю. Паренек встречает на своем пути добрых волшебников, которые дарят ему способность достучаться до любой души.

В случае с Хоупом чужбиной оказалось Соединенное Королевство, а волшебником — то ли знаменитый скрипач Иегуди Менухин, первым обративший внимание на способности юного переселенца, то ли неизвестный немецкий коллекционер, доверивший Даниэлю скрипку Гварнери.

Однако у реальности свои законы: какими бы мудрыми ни были советы педагогов, каким бы замечательным ни был музыкальный инструмент, успех приходит только к тому скрипачу, который готов к каторжному труду. Даниэль Хоуп, четырехкратный номинант на "Грэмми", знает об этом лучше других.

Накануне фестиваля 43-летний скрипач-виртуоз рассказал Фокусу о том, в каких случаях карьера важнее личной жизни, что изменило его до неузнаваемости и почему одесский концерт станет для слушателей пропуском в другой мир.

КТО ОН

Скрипач, пятикратный лауреат премии ECHO, четырехкратный номинант на премию "Грэмми"

ПОЧЕМУ ОН

Один из хедлайнеров III Международного музыкального фестиваля ODESSA CLASSICS, который пройдет в Одессе с 7 по 13 июня

7 июня вы играете в Одессе. Что вам известно об этом городе?

— Должен признать, о самом городе я знаю немного. Главное для меня — музыкальная привязка. Одесса связана с великим скрипачом Давидом Ойстрахом, который сохранил невероятную традицию игры на скрипке.

Со мной работали Григорий Жислин и Захар Брон, преподаватели, на которых сильно повлияла эта школа скрипачей. Так что поездка в Одессу — больше, чем просто путешествие.

Свой первый большой переезд — из Дурбана в Англию — вы пережили в 6 месяцев. Вашего отца преследовали за антиправительственные взгляды. Как и когда вы узнали, что вашей семье грозила опасность?

— Когда мне исполнилось четыре года, папа (писатель и борец против апартеида Кристофер Хоуп. — Фокус) стал понемногу рассказывать мне о политике и о том, что происходит мире. Я узнал, что Южная Африка была нашим домом, что наша семья живет в изгнании. В 6 или 7 лет отец стал брать меня на митинги против апартеида. В Лондоне их организовывала Amnesty International.

Возникал ли у вас страх, что когда-нибудь преследования могут возобновиться?

— Нет, ни разу ничего подобного не чувствовал. Благодаря Иегуди Менухину мы выросли в Хайгейте, очень красивой и зеленой части Лондона. Это было райское место.

Я не испытывал страха, но знал, что в других странах беженцы переживали по этому поводу. Думаю, это отчасти и подтолкнуло меня в школьные годы к изучению истории.

Говорят, именно Иегуди Менухин вдохновил вас заниматься скрипкой и уже в 4 года вы впервые взяли в руки инструмент. Какие эмоции вызвало у вас это первое прикосновение?

— Произошло это на глазах у Шейлы Нельсон, великолепного детского преподавателя, которую Менухин помог нам найти.

Мне было 4 года, когда я впервые приехал к ней. Шейла сказала моим родителям, что я слишком мал и нам следует приехать позже — возможно, через полгода или год. Я увидел скрипки, висевшие на стене, и не мог понять, почему мне не разрешали поиграть. Я очень рассердился. Преподавательница испытала легкий шок: я начал визжать и кричать, так как явно не хотел уходить. Она сняла скрипку со стены, дала мне — я тут же схватил ее и смычок и начал играть.

Отчетливо помню это чувство: сначала тебе чего-то не позволяют, потом ты получаешь это, а затем чувствуешь скрипку, и наслаждение от этого, кажется, не покинуло меня до сих пор.

Как выглядел обычный день школьника Хоупа? Было ли у вас время на какие-то хобби?

— Конечно. Я долго учился в обыкновенной хайгейтской школе. Школа заботилась о том, чтобы мы, ученики, постоянно были загружены. Поэтому первые годы обучения стали для меня настоящим испытанием: как успеть все, да еще и найти время на работу с инструментом? Я ведь делал все, что рекомендовалось: занимался спортом, участвовал в дебатах, которые в некоторых английских школах все еще остаются обязательным школьным предметом. В какой-то момент взрослые вокруг меня даже забеспокоились о том, достаточно ли внимания я уделяю инструменту.

Когда мне исполнилось 13 или 14, я решил, что пришло время менять расписание. Я осознал, что хочу сфокусироваться на работе со скрипкой, ведь игра — то, чем я хотел заниматься. Пришлось определить приоритеты.

Тем не менее у меня сохранилось несколько не связанных с музыкой хобби. К примеру, я до сих пор играю в теннис, правда, не так часто, как хотелось бы.

В 10 лет вы впервые выступили на телевидении. Удалось ли избежать звездной болезни?

— Я не чувствовал себя супер­звездой. Был горд, счастлив и очень нервничал. В то время и в том возрасте поход на телевидение был сродни прыжку в океан. Но мне этого хотелось, и меня это вдохновляло.

С тех пор выступать перед публикой стало легче или сложнее?

— Я бы сказал, что играть всегда тяжело. Все меняется, вы проходите разные фазы. Подниматься на сцену проще — на сцене я чувствую себя как рыба в воде. Для меня это нечто естественное.

Но играть на скрипке — это все еще большой вызов. Вы должны постоянно расти, готовиться. Мой учитель Захар Брон говорит: "Любой артист на сцене — совершенно голый". Поэтому психологически — как и музыкально — вы сталкиваетесь с постоянными трудностями.

У вас была возможность учиться у музыкантов со всего мира: Шейла Нельсон — уроженка Манчестера, Захар Брон — из Уральска, Ицхак Рашковский — одессит. Отражается ли личная история педагогов-музыкантов на том, как они преподают?

— Думаю, да. Без Ицхака Рашковского я бы ни за что не приблизился к тому, чего мне удалось добиться. Сегодня Рашковский — очень известный преподаватель, но сразу после переезда в Израиль у него еще не было учеников. Я оказался первым и какое-то время единственным. Это была невероятная удача и невиданная щедрость с его стороны.

Ицхак видел, что я был талантливым ребенком, который совершенно не представлял, какой объем работы ему предстоит выполнять. Он заложил основу, то, что дало мне возможность физически и технически играть так, как я это делаю. История с Израилем и связь с Одессой были частью его личности. Он любил об этом рассказывать. Кроме того, мы обсуждали с ним стиль игры великих российских музыкантов Янкелевича и Ямпольского. То, как они работали со скрипачами-левшами и скрипачами-правшами, — целая наука. А вот Захар Брон был детищем Ойстраха и говорил именно о нем.

Каждый преподаватель обучал меня приемам игры, характерным для его школы. И каждый из них привносил что-то личное и непохожее.

В юности многие испытывают сложности с построением первых личных отношений. Занятия скрипкой помогали вам или, на­оборот, мешали?

— Скорее помогали. Поставьте кого угодно на сцену, и сцена придаст ему что-то такое, что заставит его выглядеть особенным. Я понял это довольно рано и как молодой парень иногда позволял себе этим воспользоваться. Думаю, в этом нет ничего противоестественного (смеется).

В возрасте 18+ люди, как правило, только начинают строить серьезные планы на будущее. Вы в это время уже получили образование в Лондонском королевском колледже музыки и переехали в Гамбург для занятий с Захаром Броном. О чем мечтали в этот период?

— О том, чтобы играть лучше. Когда я приехал учиться у Брона, осознал, что мне предстоит много работы.

Вместе со своими подопечными Максимом Венгеровым и Вадимом Репиным этот преподаватель вызвал фурор. Их появление в Европе можно было сравнить с извержением вулкана.

Когда я приехал к Захару Брону, эти ученики уже оставили его. В жизни преподавателя образовался вакуум, он пытался заполнить его другими музыкантами. Помню, я осознал: тех, кто продвинулся в искусстве игры гораздо дальше, чем я, было предостаточно. Для меня это стало чем-то вроде будильника: хочешь чего-то добиться — засучи рукава и паши. Пришлось очень тяжело работать.

Складывается впечатление, что карьера — единственное, что вас заботило.

— На тот момент — да. Я был молод, концентрировался на учебе и самосовершенствовании. Семья или что-то другое не стояли на повестке дня. Позже, когда я уже учился в Любеке, встретил свою первую жену. У нас были долгие отношения, в 2004-м мы поженились.

Влияют ли перемены в личной жизни на ваш стиль игры и преподавания?

— Каждый новый шаг как-то меняет меня. Не только как преподавателя, но и как личность. В 2014-м я женился во второй раз. Жена — фантастический художник. Она очень вдохновляет меня своими работами. Оба брака изменили мою жизнь, способ мышления и восприятие мира. Но это не сравнить с тем, как на меня влияет трехлетний сын.

Он изменил абсолютно все: и то, чего я жду от жизни, и то, как думаю о будущем, глядя, как он растет. Понимание того, что я не центр вселенной, что где-то там есть маленький человек, который полностью от меня зависит, меняет до неузнаваемости. Что бы я ни делал, я всегда должен помнить о том, что он на первом месте. Любовь, которую я при этом испытываю, безгранична. Это невероятно.

Приобщаете ли вы сына к музыке?

— Игре на скрипке я его пока не обучаю. Но уже вижу, что сын очень музыкален: как только он слышит музыку, начинает пританцовывать и двигаться ей навстречу. Мы с женой часто берем его на концерты классической музыки. И, конечно, он посещает все мои концерты и репетиции.

Кроме того, у него обнаружилась огромная любовь к рок-музыке. Мы вместе пошли на лондонский концерт Эрика Клэптона. С тех пор, как парень услышал этого музыканта, он одержим электрогитарами. Недавно у него появилась своя. Он поет, танцует и играет — думаю, в семье растет исполнитель. Не знаю точно, что именно он будет играть, какой стиль выберет. Если его заинтересует игра на скрипке, сделаю все, что в моих силах, чтобы он научился играть.

Вы не из тех, кто слушает исключительно классическую музыку. Что в вашем плей-листе?

— Я слушаю фолк, джаз, классику. Для меня важно и то, кто делает эту музыку. Мне интересны рок-исполнители-классики вроде Эрика Клэптона, также Стинг, с которым мы сотрудничаем. Еще я слушаю Питера Габриэля, Ленни Кравица, Принца, Дэвида Боуи. Они — мои герои в мире музыки.

Кроме того, я в оргкомитете музыкального фестиваля в Саванне (штат Джорджия, США. — Фокус). Ежегодно в марте под эгидой этого фестиваля проходит около сотни концертов. Фламенко, блюграсс, госпел. На этой площадке выступают невероятные фолк- и джазовые музыканты.

За 14 лет сотрудничества с фестивалем я успел познакомиться со многими участниками и организаторами. Такие люди, как Эдгар Майер, Кристин Ли, Майк Маршал, Закир Хуссейн, и то, что они делают, расширяет мое сознание. И, соответственно, мой плей-лист.

Вы — автор нескольких книг о классической музыке. Что побудило писать?

— Безусловно, в этом помог мой отец. Он всегда подталкивал меня к тому, чтобы у меня обо всем было свое мнение.

В школе я посещал классы творческого письма. Стал вести дневник — просто переносил мысли на бумагу. Это была отличная возможность перевести дух и запечатлеть некоторые моменты в этом сума­сшедшем мире.

Помню, в школьные годы я был редактором школьного журнала. После этого, в 1999–2000-м, работая над своими первыми альбомами, я начал делать для себя заметки. И просто их коллекционировал. Однажды поймал себя на том, что пишу музыкальный сценарий. А затем дело дошло и до книги.

Несмотря на то, что большую часть времени я посвящаю игре, мне нравится сесть и несколько часов писать. Что-то из этого будет опубликовано, что-то — нет, я делаю это для себя.

Ваша фамилия неминуемо вызывает ассоциацию со словом "надежда" — именно так переводится на русский hope. На что или на кого вы надеетесь?

— Мы живем в очень необычном мире. Все меняется быстро, иногда очень странно. Определенно, мы живем в очень жестоком мире. Имея совсем юного сына, конечно, хочется защитить его. Хочется, чтобы он был в безопасности и счастлив.

Я надеюсь на диалог. Без диалога у нас как у человеческих существ нет шансов. Все, что мы получим, — сумасшествие и смятение. Это было бы настоящей трагедией для мира. Надеюсь, что каналы для дискуссий, диалогов и дипломатии будут и дальше оставаться открытыми. И надеюсь, что каким-то образом мы, люди, найдем способ уживаться друг с другом.

На что надеяться украинской ауди­тории во время вашего концерта в Одессе?

— Мы с Алексеем Ботвиновым привезем потрясающую программу. Я очень благодарен этому талантливейшему пианисту за то, что он пригласил меня.

Наша программа — микс. Первая часть — более традиционная, мы сыграем Шумана, Брамса, также Элгара, прекрасного, но, как мне кажется, менее известного в Украине композитора.

А вторая часть — своего рода отступление от мира классики. Это музыка, которая написана нашими современниками. Представим много коротких этюдов; будут произведения Людовико Эйнауди, Арво Пярта и других композиторов. Это увлечет слушателей в путешествие, они начнут с очень традиционной части и будут с интересом следить за происходящим до самого конца современной второй части. Музыка современников станет пропуском в другой мир.