Мнение: Под сенью девушек в цвету

Женская мода, бижутерия и косметика могут много чего рассказать о времени и пространстве. Я, например, часто вспоминаю девушек конца восьмидесятых. С нежностью и сочувствием.

Ах, какой ужасной косметикой они пользовались! Какими невероятными сладко-тошнотворными духами! Кто производил все это? Польша или Германия? Как это все попадало на наш рынок? В те далекие годы я мало интересовался косметикой, не интересуюсь ею и теперь, потому для меня навсегда осталось загадкой, где девушки и молодые женщины находили все эти цветные и блестящие упаковки, которые так контрастировали с серыми буднями позднего совка.

Девушки конца восьмидесятых – история отдельная и поучительная. Она о чувстве свободы и стремлении выделиться, раскрасить себя и мир яркими розово-сиреневыми оттенками, бросить вызов коллективному бессознательному плановой экономики. Мода конца восьмидесятых – это победное завершение холодной войны, цветной карнавал кооперации, ответ сталинизму и противодействие антиалкогольной компании (ах, какие у них были головоломные прически!)

Девушки конца восьмидесятых убегали из дома, легкомысленно резали вены и так же легкомысленно выходили замуж, чтобы, родив и повзрослев, начать жить размеренной и полноценной жизнью домашних хозяек. Но тогда, в конце восьмидесятых, казалось, сам воздух был наполнен чувством протеста, и они вдыхали этот воздух, и легкие их переполнялись свободой, и ни о каком домашнем хозяйстве речь, естественно, не шла. Речь шла о времени, которое работало на наших девушек, делая их взрослее.

Зимой они носили длинные вязаные шарфы, теплые свитера и цветастые куртки, пряча от снегов и холода горячее дыхание. Весной они раздевались и расцветали, и их кожа, нежная и обескровленная от долгой восточноевропейской зимы, нагревалась на солнце, как песок на побережье. Весна делала их страстными и неосмотрительными, они гуляли по улицам и аллеям, скверам и паркам, прятались в кинотеатрах и барах, прыгали на концертах и десятой дорогой обходили митинги как что-то такое, что лишало их цветастости и отстраненности.

Когда приходило лето, движения их становились неспешными и ленивыми, сердца требовали покоя, а души – отдыха (ах, какие неуклюжие, умопомрачительные купальники они носили!). Они подставляли солнцу лица, неслышно замирая посреди теплой погоды. Каждое лето было тогда бесконечным и бездонным, только ближе к сентябрю из его густых глубин поднимались пронзительные ледяные течения, которые быстро исчезали, оставляя чувство усталости и наступающей темноты. Летом они покупали мороженое и держали его в руках, словно удивительные овощи, которые не выдерживали тепла их рук и портились на глазах.

Уже в августе ощущалось неминуемое приближение осени, течение времени, от чего их дыхание становилось горьким, а глаза – темными и влажными. После этого действительно начиналась осень, а с ней приходил весь этот демисезонный ужас – тусклое освещение площадей и проспектов, холодные ветра с севера, чулки и плащи, первые жизненные итоги, долгие пробуждения, бесконечные ожидания, предсказуемые снега. Все это больше никогда не повторится, безнадежно исчезнув в черных ямах времени, в глубоких туннелях прошлого. Такие вещи никогда не повторяются, мы теряем их раз и навсегда, на смену им приходит опыт и усталость, дальше все будет совсем по-другому и, скорее всего, – намного хуже.

Снова март. И снег лежит мокрый, как рафинад, оседая в парках и на крышах. В подземном переходе девушка покупает цветы. Очевидно, спеша на какой-нибудь день рождения. Касается пальцами своих волос, и на какой-то миг я замечаю тени на ее запястьях – голубых и прозрачных из-за отсутствия солнечного света. И у женщины, продающей цветы, запястья тоже голубые и прозрачные. Весна, думаю я, и они обе со мной соглашаются.

Сергей Жадан, поэт