Колонка Черникового

На самом деле моя фамилия Черников. Простая фамилия. В именительном падеже она так и звучит: Черников, а в родительном – Черникова, в дательном – Черникову и так далее. Приятно быть Черниковым (это в творительном падеже). Даже иностранцы произносят эту фамилию с легкостью. Что уж говорить о тех, кто родился со мной в одной стране.

Но однажды мой сын, который еще недавно ходил в частную платную подготовительную школу, принес домой тетрадь, подписанную его учительницей. Вот эта подпись: "Тетрадь Ильи Черникового".

Человек я впечатлительный, и мне неудобно говорить кому-то, глядя в лицо, что допущена вопиющая ошибка. Вы не пробовали сказать учителю, что он безграмотный? И я не пробовал. Но пришлось. Меня не поняли. Я тщетно пытался объяснить, что в родительном падеже моя фамилия должна звучать чуточку не так, как написала учительница. Но та искренне не понимала, что мне нужно.

– Хорошо, возьмем для примера похожую по окончанию фамилию – Иванов. Как фамилия Иванов будет звучать в родительном падеже? – мне показалось, что проще примера и придумать нельзя. Но она молчит. Затем спрашивает меня: "Ну?" Я ей помогаю: "Тетрадь Ивано… кого?" Измученная учительница сказала: "Если вы настаиваете…" Я испытал облегчение. И пришел к выводу: по вопросам языка мы запросто договоримся, если не сможем убедить друг друга в своей правоте. Более того, мы, оказывается, способны запросто договориться не только о написании, но и о значении слова в зависимости от того, кто его произносит или пишет, и вне всякой зависимости от языка: русского, украинского, английского.

Предположим, на уроке ученик 1-го или 2-го класса спрашивает педагога: "Кто такой Галифе?" Ответ на этот вопрос может быть самым неожиданным, но главное, что он удовлетворит и того, кто спрашивал, и того, кто ответил. Так вот, "галифе – это мужское нижнее белье", а не какой-нибудь генерал французской кавалерии Гастон Огюст Галифе, и это даже не армейские брюки, фасон которых случайно придумал этот генерал. Когда ребенок придет домой и поделится с папой и мамой новыми знаниями, родители постараются договориться с сыном или дочерью, что в школе галифе будет считаться нижним бельем, а дома – вообще за белье признаваться не будет. И всем хорошо.

А бывают случаи, когда договориться по языковому вопросу невозможно. Как, например, с Президентом Виктором Ющенко. Этот человек – еще один носитель странной языковой культуры.

К нему на интервью пришел российский журналист. И Ющенко из уважения к гостю говорил по-русски, а не на своем языке. Вечером журналист расшифровывал запись разговора, но вскоре споткнулся о непонятную ему фразу: "Не нужно бизнесу шпорочки кидать".

Меня привлекли в качестве переводчика. Но я оказался бессилен. Я обзвонил нескольких своих друзей, для которых украинский – родной язык, ведь Ющенко не всегда контролирует, на каком языке он говорит (обычно он изъясняется на своем собственном). Но ни в одном из языков не нашлось толкования слова "шпорочки". Мы предположили, что "шпорочки" – это "шпоры", шпаргалки. Так ли это, никто не был уверен, и потому эта фраза не попала в интервью. Ну, в общем, что с русского журналиста взять-то? Нечего. Он внутренне не смог договориться с Ющенко по языковому вопросу. А мы можем. Нам же еще жить с ним и друг с другом. Незнание языков у нас в крови, и потому мы говорим черт знает что и бес знает как, а понимаем друг друга на раз-два.