В бурю, дождь и ветер

Недавно я была на большом официальном мероприятии. Погода выдалась суровая, дождь, ветер. Я проносилась мимо открытой сцены и приостановилась, потому что увидела детей, одетых, мягко выражаясь, не по погоде. А выражаясь по-родительски, вовсе раздетых.

В тонких вышиванках они ждали приезда важных персон, чтобы спеть им песню или подарить танец, или прочитать стихи. А важные персоны у нас, украинцев, никогда не торопятся. А зачем? И при чем тут дети? У них ведь даже права голоса пока нет. О детях должен думать кто-то другой. Родители, например, или школа.

Я умышленно не называю, под чьими знаменами была открыта эта сцена, потому что это не имеет значения, в подходах все партии едины.

Дети ежились и мерзли, но не сходили со сцены, маленькие и мужественные артисты. Может быть, им внушали, насколько это почетно – выступать перед "элитой страны". Возможно, говорили, что это шанс продемонстрировать себя и свои способности. Допускаю, что никто ничего не говорил: у современных детей свои политические кумиры, ради которых они готовы мерзнуть. Все может быть.

Мне это напомнило мои школьные годы в УССР. И приезд генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева в Киев. Кажется, это было в феврале 1989 года. Встречать Михаила Сергеевича имели право только будущие медалисты. Отбор такой, как на собачью выставку: вместо родословных – аттестаты. Вот уж не знаю, чем руководствовались наши партийные бонзы, неужели думали, что Михаил Сергеевич возьмет да и задаст какой-то заковыристый вопрос по физике, а уж киевский-то комсомолец или пионер – раз, да и ответит! Вот как здорово будет. Не ударим в грязь лицом.

Нам тогда говорили: "Это же такая честь! Встречать самого Горбачева". И выдали одежду. Одежду, должна я вам сказать, для февраля очень необычную. Тонкие брюки (впрочем, спасибо, что не юбки), куртки "Юность", по плотности такие же, как на Пиноккио, и синие береты вроде тех, что у десантников. Обувь попросили надеть свою, и "понаряднее". Унты и валенки нарядными не шили, красивых и одновременно теплых сапожек тогда в нашей стране не было, все они жили в Австрии, в крайнем случае, в Чехословакии, поэтому понимающие парадность ситуации родители вырядили нас в ботинки и туфли.

Естественно, у нас были репетиции. Я помню, как к барышне, ответственной за построение, подошла одна старшеклассница, которая сказала, что встречать Горбачева не может. "Почему это ты не можешь, Сахно? Заболела?" – "Мама сказала, что куртка и брюки очень тонкие, я могу простудиться, а мне еще рожать". И вот тут-то началось. "Рожать, Сахно? Я не ослышалась? И это говоришь ты, комсомолка, да? Это когда ты собралась рожать? Школу она еще не закончила, а туда же – рожать!". Сахно молчала. "Тебе встречу генсека доверить нельзя, куда уж тебе рожать, Сахно! Вот не знала, что таким цацам-роженицам в вашей школе отличные оценки ставят! Хотелось бы знать, за что?"

Я навсегда запомнила это мракобесие. И мне ужасно не хочется, чтобы все это повторилось. Я хочу, чтобы у детей была возможность выступать в концертных залах, детских студиях, театрах. Я не хочу, чтобы наши дети мерзли на улице, болели и не могли рожать.