Конец Майдана. Украине самое время Че Геваре предпочесть Ганди
Свергнуть диктатора — полдела. Дело — нарисовать картину будущего, где бы для каждого нашлось место
Вчера, 15 марта, Надежда Савченко чуть ли не в открытую призвала к военному перевороту в Украине, а на воскресенье, 18 марта, на фоне лишенных всякой интриги выборов президента РФ, в Киеве намечена акция протеста сторонников Михеила Саакашвили. Большинство аналитиков считает, что ее ждет провал.
И это будет означать не только поражение нынешних оппонентов Петра Порошенко, но и общественное разочарование в том, что народные протесты, их революционная стихия способна решить проблемы, стоящие перед страной. Это естественный процесс. Майдан не может быть навсегда. Вопрос — что должно прийти ему на смену?
Некоторое время назад я стал свидетелем диалога между армянским и украинским журналистами. Первый, прилетев в Киев, заметил выражение безнадежности и хмурости на лицах людей. Вспомнил о первой жертве на Евромайдане — Сергее Нигояне. Не даром ли тот погиб? В ответ услышал: нет, не даром. В честь него в Днепре переименовали проспект. И люди всегда будут помнить о нем.
Из этих реплик выходило, что увековечивание памяти само по себе призвано служить оправданием принесенных жертв. Мол, люди отдали жизнь за светлое будущее, оно не наступило, но мы к нему движемся. Такая реакция — абсолютно в духе логических построений власти, которая заинтересована в том, чтобы музеефицировать жертвы, ввести их в ею же контролируемый пантеон. А осознание происшедшего заменить ежегодным ритуалом: цветы, речи, свечи.
Это, разумеется, не является ответом на вопрос о жертвах и их целесообразности. Потому что "напрасно" или "ненапрасно" лежат вне плоскости славословий и молебнов. Изменилась или нет страна за те четыре года после кровопролития в центре столицы — вот основной критерий. По большому, гамбургскому счету — нет. Среди главных требований Майдана значились: свобода прессы, упразднение полицейского государства, искоренение коррупции. Сегодняшние успехи государства на этом пути не слишком убедительны.
Свобода прессы. Как следует из отчетов организации "Репортеры без границ" (РБГ), по итогам 2013-го — последнего года правления Януковича — Украина занимала 126-е из 180 мест, застряв между Алжиром и Гондурасом. 2017-й завершила на 102-м месте — между Гвинеей и Бразилией. В то же время преследование тех медиа, которые активно критикуют действующего президента, никуда не исчезло из практики власти и вполне роднит нынешнюю с предыдущей.
"Полицляндия". Тут не надо даже статистики. Просто пересмотрите кадры разгона протестующих перед Верховной Радой. Украина остается полицейским государством с тенденцией к усилению
Коррупция. В списке 180 стран по индексу восприятия коррупции Украина, хоть и поднялась на четыре пункта за последние три года, делит позорные 130–134-е места с такими государствами, как Намибия, Иран, Мьянма и Сьерра-Леоне, расположившись лишь на строчку выше России. Эксперты из Transparency International Ukraine двукратное падение динамики роста данного показателя в 2017 году по сравнению с 2016-м объясняют отсутствием политической воли руководства страны к борьбе с коррупцией.
Добавьте к этому клановость, раковая опухоль которой приближается к тому состоянию, которое при Януковиче называлось вполне сицилийским термином "семья", и "достижения" нынешней власти покажутся еще более впечатляющими.
Вывод грустный. Мы возвели в культ коллективное действие, почти полностью освободив себя от коллективного думания
Вообще говоря, успешные революции — отнюдь не завсегдатаи на страницах истории, хотя об этом феномене известно со времен "Славной революции" 1688 года в Англии, когда был свергнут Яков II Стюарт. В этом же ряду "революция гвоздик" 1974 года в Португалии, "бархатная революция" 1989 года в Чехословакии и некоторые другие. Но в целом Николай Бердяев был не так далек от истины, когда утверждал, что "все революции кончаются реакциями. Это неотвратимо, это закон".
Философ Сергей Дацюк, в разгар Евромайдана опубликовавший ряд статей, посвященных теме революции, обозначил два варианта выбора, который может быть сделан во время таких социальных тектонических сдвигов: путь Ганди (мирные преобразования) или путь Че Гевары (преобразования через вооруженную борьбу). И далее констатировал: "Выбор в пользу Ганди является проблемным для Украины. Интеллектофобия украинцев не позволяет нам положиться на интеллектуальную работу".
Вывод грустный. Мы возвели в культ коллективное действие, почти полностью освободив себя от коллективного думания.
Подспудно мы, по-видимому, понимаем, что в поговорке "два украинца — три гетмана" правды куда больше, чем юмора. И что договориться между собой о будущем нам труднее, чем обратить в бегство и отправить в прошлое неугодного правителя. Однако сегодня, когда результаты Евромайдана столь плачевны, что заставляют вспомнить классическую и безотрадную формулу Томаса Карлейля: "Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи", — кажется, самое время Че Геваре предпочесть Ганди. Который, между прочим, утверждал, что открытое разногласие — зачастую признак движения вперед.
Свергнуть диктатора — полдела. Дело — нарисовать картину будущего, где бы для каждого нашлось место. Для этого нужен общенациональный диалог и выработка нового общественного договора при условии, что нас действительно не устраивает та модель государства, которая ныне существует.
Тогда-то мы осознаем, чему подобно промедление в ситуации, когда страна набита оружием, как подсолнух семечками, его все чаще пускают в ход, а стиль "милитари" в духе "национальных дружин" устрашающе стремительно входит в моду.