Апельсиновый век. "Заводному апельсину" Стенли Кубрика — 50 лет

Вот уж действительно, оглянуться не успели. Сегодня исполняется полвека со дня премьеры "Заводного апельсина", одного из самых известных фильмов Стенли Кубрика, и уж точно самого скандального. Произошло это в Нью-Йорке 19 декабря 1971 года.

Что ж, хорошее кино — как хорошее вино, с годами становится еще лучше. И еще скандальнее, отметим: на фоне сегодняшних, неряшливо сработанных по сиропному политкорректному стандарту коммерческих поделок

Из последних лент, чисто ассоциативно, можно поставить рядом с ним нашумевшего "Джокера", но там идея заезжена, проста и безобидна как пять копеек: бунт как результат личного неблагополучия, которое накладывается на неблагополучие социальное. Чтобы все было совсем понятно и предсказуемо, главный герой еще и сумасшедший. Психи мутят воду, короче, мысль не самая свежая и не самая острая.

"Апельсин" — совсем другое. Да, сюжет, взятый Кубриком у культового английсккого писателя Энтони Берджесса (режиссер любил развивать литературные сюжеты), тоже прост — но это гениальная простота.

Совсем коротко: Лондон будущего (для пятидесятилетней давности фильма — это наше настоящее) захлебывается от уличного насилия. Алекс, коварный, свирепый и отъявленный хулиган, предводитель одной из молодежных банд (ее представители бегают по городу в белых кальсонообразных штанах с гульфиками и котелках, вооруженные палками и ножами), убивает одну из своих жертв и попадает в тюрьму.

Важно

Оруэлл плачет, Сталин нервно курит трубку. Как Нетфликс вычеркнул Джонни Деппа из истории кино

Государство предлагает ему пройти психическую коррекцию по новомодному методу доктора Бродского, после которой главного героя начинает в буквальном смысле слова тошнить от малейшего побуждения к агрессии в отношении ближнего. Парень выходит на свободу и теперь сам становится жертвой. Со стороны тех, кто такую коррекцию не прошел. Социальные роли меняются. Ах да, попутно выясняется, что родители от Алекса отказываются, а его бывшие враги из конкурирующих молодежных банд променяли бандитские прикиды на полицейскую. форму. И теперь они, не изменив своей внутренней сущности и мотивов, сами — Закон.

Это кино называют антиутопией. В какой-то степени, да, так оно и есть, но тут заостряется, поднимается проблема не какого-нибудь будущего общества, а самая что ни на есть насущная, и даже вечная. Это не предостережение, а констатация того, что уже есть. Утопия лишь заостряет черты, как и демонстративная театральность.

Важно

Профессионал. Что значил Жан-Поль Бельмондо для мирового кино в XX веке

Левые и правые в интегральном, капиталистически-социалистическом обществе будущего (желая подчеркнуть эту интегральность, Берджесс делает его язык англо-русским, а социальную реальность до боли похожей в мелких деталях, одинаково больны насилием, им заражены движения, личности и классы. Даже не заражены — оно им органически присуще.

Важно

451 градус по Фаренгейту уже здесь. "Человек эмоциональный" в эпоху "новой этики"

Будем честными: безо всякой антиутопии мы наблюдаем такое и сегодня, когда в каком-нибудь Сингапуре насилие обеспечивают с помощью полицейских роботов и видеокамер, а в Северной Корее им занят напрямую ламповый пухлощекий малыш Ын.

О фильме Кубрика невольно вспоминалось и во время первого майдана, когда супруга Виктора Федоровича Януковича держала свою знаменитую речь о наколотых апельсинах. Впрочем, вряд ли они с мужем слишком рьяные ценители творчества Стенли Кубрика.

Крутится колесо: насильник главный герой превращается в жертву, потом снова в насильника, дружки его становятся из свирепых бандитов не менее свирепыми полицейскими.Знаковые персонажи, представители знаковых каст проходят через фильм, проживая изуверство и демонстрируя его неизбежность.

Насилием живут, порождают и воплощают насилие, с фирменным кубриковским гротеском, школьный воспитатель, начальник тюрьмы, врач, священник, бомж, министр-консерватор, писатель-левак… Даже голая женщина, в огнях софитов явившаяся соблазнять Алекса, представляет собой лишь более утонченный его, насилия, инструмент. Все мучители, все жертвы.

Важно

В бой идут одни старики. Почему стареет мировая политическая элита

Кстати, будучи выпущен на волю, фильм моментально породил массу подражателей, пытавшихся творить в нем показанное наяву, безо всяких аллегорий. Пошли угрозы и режиссеру, да такие, что осторожный Стенли добился того, чтобы в Великобритании, где он проживал, картину сняли с проката.

Самостоятельный и важный момент — саундтрек к фильму, шире — тема музыки. Под безупречные классические мелодии на экране творятся безобразие и беспредел. Кубрик был если не первый, кто изобрел такой шокирующий диссонанс, так уж точно первый его внедрил, со всей фирменной настойчивостью. Потом этой комбинацией (резня и мордобой под классику) в кинопроизводстве пользовались все кому не лень, но мы должны помнить первопроходцев.

Особое место здесь занимает Бетховен, блистательный Людвиг Ван. Он является кумиром Алекса, буквально впадающего в экстаз от Девятой симфонии. И надо же, в процессе психокоррекции молодого преступника именно она, Девятая, звучит музыкальным фоном. Выходит так, что помимо аллергии на агрессию он приобретает аллергию на Бетховена.

"Прекратите, умоляю вас", — скулит несчастный. — "Это грех, это грех! Нельзя так с Людвигом Ваном. Он ничего плохого не делал. Он просто писал музыку". Но врачующие неумолимы. Рушится последний оплот прекрасного, последнее прибежище, где можно скрыться от лютой действительности. Музыка, сколь бы великолепной она ни была, не может стать спасительным якорем для homo.

Also, в сцене группового избиения-изнасилования в начале фильма Алекс напевает слащавую песенку Singin’ in the Rain из мюзикла "Поющие под дождем". Режиссер, говорят, ухохатывался, наблюдая, как делает это актер Малькольм Макдауэлл. А исполнитель главной роли в мюзикле перестал разговаривать с Кубриком после того, как посмотрел фильм.

Макдауэл, отдадим должное, замечательно попал в образ, никого другого на его месте и представить нельзя. Между тем, эта роль не была для него самой легкой: одержимый достоверностью и зацикленный на дублях Кубрик добивался того, чтобы главного героя заплевывали и избивали по-настоящему. В результате актеру таки сломали ребро.

С контрактом для него прижимистый Стенли смухлевал.

Как получилось, что домашний интеллигентный еврейский мальчик, хитрован и скряга, по фамилии, одновременно напоминающей кубик и рубик, Стенли ставит в большинстве своих фильмов именно неудобную проблему насилия, общественного и индивидуального?

Названия первых картин Кубрика говорят сами за себя: "Страх и вожделение", "Поцелуй убийцы", "Убийство".Механика насилия исследуется на разных уровнях социума, в разных его стратах. "Тропы славы", первое по-настоящему удачное кино Кубрика — насилие на войне, как предмет гешефта для ее бенефициаров; "Спартак" — насилие революционное, "Доктор Стрейнджлав" — насилие международное, "Сияние" — внутрисемейное, так сказать (каков диапазон!).

Важно

Оруэллу и не снилось. Почему люди будущего встречают тоталитаризм добровольно и с песней

"Цельнометаллическая оболочка", предпоследний фильм, с хирургической беспощадностью показывает инициацию — включение молодого человека в грандиозную систему насилия, армия здесь выступает как концентрированный социум, очищенный от каких-либо иллюзий. В сущности, это блистательная комбинация "Троп славы" и "Заводного апельсина".

Ну разумеется, наследие этого действительно монументального режиссера не может исчерпываться одной навязчивой идеей. Но в том, что она является сквозной, нет никаких сомнений.

И будем честны: даже если такие по-настоящему бескомпромиссные фильмы, как "Заводной Апельсин" перестали снимать или допускать до зрителя, — вопрос, который в нем поставлен, вовсе не исчез с повестки дня.