Жил такой парень. 200 причин помнить Леонида Куравлева

Всякий великий артист есть прежде всего воплощенный архетип. Магия архетипа сильна в нем настолько, что осеняет собой любую роль, делая ее особенной. На роль накладывается не только отпечаток личности актера, но и отпечаток его сверхличности, — того, что находится вне поведения, правил, сознания, исторических реалий. Того, что принято называть божественным даром.

Лицедеев очевидно блистательных и неповторимых за всю историю кино насчитываем не так и много. Каждый из оставил свой месседж и свой след.

Бастер Китон — тонкая грусть одинокой экзистенциальной единицы в эпоху толп, бетона и металла. Марлон Брандо — стоическое отчаяние эстета в мире принципиально антиэстетическом. Луи де Фюнес — бешеная воля к порядку в мире хаоса, парадоксально рождающая новый и новый хаос. Рутгер Хауэр — нордический гигант с полуулыбкой, шествующий даже не перпендикулярно, но мимо суеты жизни.

И так далее, и тому подобное, — число воистину священных чудовищ, на самом деле, не так и велико.

Покойный Леонид Куравлев был из этого почетного числа ходячих архетипов. Автохтонный, оригинальный, не поддающийся ни клонированию, ни воспроизводству. Сейчас на волне, поднявшейся после его смерти, мусолятся и полощутся самые разные сплетни и подробности: как и где умирал артист, какие у него были отношения с родственниками, какие накопления он после себя оставил. Даже унитаз в палате сфотографировать ухитрились и тиражируют по желтым сайтам.

Это все не то. Это личное. Негодны лезущие в него руками и языками, сторонними и нечистыми. Актер же такого уровня, повторюсь, транслирует сверхличное. Он — проводник, носитель и вещатель некоего архетипа, и к этой функции его повседневная жизнь имеет отношение весьма опосредованное.

То же относится к каким-то заявлениям по политическим вопросам, пресловутой общественной позиции, проявлять которую требуют политруки нашего времени даже от старика затворника. Снова человеческое, слишком человеческое. А в случае Куравлева надо разгадывать архетипическое. Каким было послание, которое он нес, какой типаж и какой первообраз стоял за ним? Вот какую загадку надо было бы попробовать решить.

Прозвище "Афоня", разумеется, приклеилось к Леониду неспроста. Налицо было идеальное попадание в роль. Он и не попадал в роль идеально. Оберштурмбанфюрер СС Айсман в исполнении Куравлева с его открытой сермяжной статью и голосом пастушка Средней полосы, был настолько невозможен и неуместен, что не диссонировал, а умилял.

Важно

В бой идут одни старики. Почему стареет мировая политическая элита

Там, впрочем, в "Семнадцати мгновениях весны", куча славянских фейсов, да еще и с кудрями восьмидесятых, по моде. Удивительное в этом смысле кино. Черноземный Масоха, славный уроженец садка вишнэвого, в роли Шольца, адьютанта Мюллера, делает изящнейший оммаж Лесли Нильсену, а кот Матроскин в роли Шелленберга мурлычет все так же вкрадчиво.

Леонид же Вячеславович исполняет свою роль все так же спокойно и прилежно, ничуть не рисуясь, что он, видите ли, эсэсовец в зловеще красивой черной форме. А ведь многих его коллег по цеху, истосковавшихся по экзотике, так и распирало от гордости, когда приходилось играть демонических фашистов и капиталистов. Куравлеву же самым очевидным образом что Айсман, что Шура Балаганов. Последнего, кстати, наверняка именно таким видели Ильф и Петров.

Важно

Смерть Ланового: что не так с критикой актера и почему растет список "врагов Украины"

Киноманы помнят, конечно, Айсмана и фон Борка, но в основном Куравлеву доставались роли свойских простых парней. "Живет такой парень" — так, между прочим, и назывался фильм, с которого по-настоящему началось его восхождение. Среднего роста, курносый, с сипловатым, чуть гайморитным голосом, парень будто вышел только что после смены с завода или из-за баранки грузовика или комбайна.

Открытое и, действительно, доброе лицо человека из народа, с неуловимыми чертами — на афишах почти всегда рисовали его непохоже. То ли соль земли, то ли, как выражался Никита Сергеевич, его величество рабочий класс.

Трудягу он играл или ворюгу, простака или хитрована — прекрасная незамутненность дышала сквозь него, хтоническая и небесная одновременно.

Чуждый изощрений и изломанности человек, проживающий трагедию отрываот простоты понятного деревенского уклада с первозданным, неожиданно упрямым достоинством. Вот кто был его герой. Куравлев неспроста был так близок с Шукшиным, это во многом шукшинская тема.

Важно

Сам себе режиссер. Почему билеты стоило продавать не на спектакли, а на репетиции Романа Виктюка

Оттого и непременный при упоминании Куравлева Афоня. Одна модная газета на днях так и озаглавила некролог: "Ушел Афоня". Заголовок, разумеется, идиотский и бестактный. Сам Леонид Вячеславович говорил, что терпеть не может кретинов, которые вопят ему вслед это самое культовое имя, предлагают выпить пивасика и закусить воблой. Хотя, конечно, ипостась Афанасия Борщева действительно представляет собой его magnum opus.

Во многом благодаря Куравлеву "Афоня" стал фильмом на высочайшем градусе экзистенциализма. Поданная в комедийном ключе, история сантехника Борщева имеет в своей основе трагедию опустошающей адаптации крестьянского человека, сына полей, к городскому асфальтовому миру.

Важно

Профессионал. Что значил Жан-Поль Бельмондо для мирового кино в XX веке

Потрясающий эпизод фильма, один из многих других шедевральных: подгулявший Афанасий в ресторане исполняет свой одинокий танец. Звучит невообразимая полупохоронная музыка, оркестр нарочито вялый и снулый,усатая бабушка исполняет частушку, делая это словно бы из царства Аида. Афанасий вышагивает неторопливо, с достоинством, — с каждым шагом, впрочем, увеличивая размашистость и отчаянность своих танцевальных па.

Физиономия его при этом, всегда нарочито простецкая, выражает вдруг невозможные упрямство,отрешенность и обреченность — все вместе. Кленовый лист, сорвавшийся с ветки, человек оторванный, потерянный, но не сдавшийся просто по факту того, что остается живым — его показывает Леонид, ни капли не переигрывая, одним-двумя штрихами. Гениальная достоверность, на которую способен только гениальный артист.

Французский кинокритик Жак Лурселль назвал "Афоню" гимном всем маргиналам. Я бы понимал в данном случае маргиналов в самом широком смысле — как тех, кто остался душою на обочине, даже если физически пребывает в колее.

Характерно, что Жак был в восторге от этого фильма, — при том, что многие показанные там реалии вряд ли могли быть понятны человеку по другую сторону железного занавеса. Они даже новому поколению постсоветских земель не очень понятны.

Важно

Апельсиновый век. "Заводному апельсину" Стенли Кубрика — 50 лет

К слову, о французах. Если покопаться в зарубежных актерах кино, то наиболее близким Куравлеву по духу представляется Бурвиль. Он играл похожую трагедию — трагедию отрыва, трагедию потери святой простоты.

География, истории и реалии — все это не главное. И исчезновение куравлевского типажа, а за ним и самого мастера, вовсе не означает исчезновение архетипа. Типаж воплощает архетип здесь и теперь; но архетип-то вечен.

"Кто умножает познание, умножает скорбь", сказано в книге Экклезиаста; архетип, столь безупречно показанный нам Леонидом Куравлевым, — человек, необратимо идущий от первозданного, младенческого океанического блаженства к несправедливости, сложности и запутанности холодного взрослого мира. Исторически, географически, социологически отдаляющийся от заветной начальной точки детства.

Это — вечная трагедия, и она навсегда останется с человечеством. Останется и усопший артист Куравлев, Царствие ему Небесное. И продолжит восторгать.