Просто диакон

Андрей Кураев

— Отец Андрей, недавно я был на родине — в небольшом городке Овруч Житомирской области. Зашел в храм святого Василия. В церкви было человек 150 — прихожане из сел, где традиционно разговаривают на украинском языке. Но проповедовал владыка на русском, хотя я знаю, что родом он из-под Коростеня и прекрасно знает украинский. Вы считаете, это нормально?
— С апостольских времен нормы православной проповеди известны. Она должна вестись на том языке, который наиболее понятен слушателям. Если это украиноговорящие люди — к ним надо обращаться на украинском, если они говорят на суржике — надо смирить себя до суржика, если они говорят на польском — соответственно на польском. Исключения могут быть, когда прихожане разговаривают на разных языках. Тогда считается, что языком общения должен быть язык высокой культуры, а не язык, условно говоря, улицы, быта. И тогда проповедник может обратиться к ним на книжном языке. Считаю, что в каком-либо университетском городе Украины вполне возможно читать проповедь и на хорошем русском языке, для того чтобы люди помнили, что русский язык — это язык высокой христианской культуры, а не только язык попсы или боевиков. Хочу уточнить: это касается языка проповеди, а не языка богослужения: молитвы произносят на церковнославянском. Думаю, это очень важно именно для Украины. Ведь церковнославянский язык — это наследие Киевской Руси, и Москва здесь ни при чем. Если бы я был украинским националистом — я бы потребовал, чтобы "москали" перестали хвататься за наш киевский язык — церковнославянский. Пусть, мол, служат на своем "москальском" наречии и не трогают языковое наследие Киева.

— Я долгое время жил во Львове. На мой взгляд, если говорить о церковной конкуренции между грекокатоликами и православными священниками, то униаты выигрывают у последних: они интереснее, креативнее работают...
— Межконфессиональная конкуренция на Западной Украине — это проблема. Там очень болезненная ситуация. Увы, но о многих наших православных церковниках можно сказать: они ничему не научились и ничего не забыли. Меня, прежде всего, поражает потрясающее отсутствие любопытства к своим собственным конкурентам. Ну, отцы, — вы хоть немножко узнайте, что такое современное католичество, с которым вы боретесь. Это право человека — выбрать себе предмет для борьбы, но не кажитесь смешными.
Не надо полемизировать с католичеством XVII века: сегодня XXI век. Насколько, например, дурацкие брошюрки издают Киевская и Почаевская лавры! Там просто выдумки, фантазии под видом того, что этому учат католики. Это очень печально: отсюда, как следствие, и проигрыш, как вы говорите, нашим конкурентам.

— Существует проблема принадлежности храмов. Как должны решаться споры за право обладать церковной собственностью, недвижимостью?
— Позиция Московского патриархата была отражена в документах, которые мы подписали в конце 80-х годов. Четырехсторонняя комиссия РПЦ, Киевской митрополии (УПЦ Московского патриархата — Фокус), греко-католиков и Ватикана приняла следующее решение: в каждом приходе, в каждом селе проводится локальный референдум. Например, там, где большинство прихожан желает, чтобы храм был православным, — пусть остается православным; если большинство голосует за греко-католиков — пусть церковь принадлежит униатам. Но при обязательном условии, что победившее большинство помогает меньшинству построить новый храм. На бумаге все было красиво, но все эти договоренности остались только на бумаге.

— Есть мнение, что с уходом патриарха Филарета (глава Украинской православной церкви Киевского патриархата) в украинском церковном раскладе наконец воцарится мир, и что камень преткновения только в личности нынешнего настоятеля УПЦ КП.
— Мне трудно судить об этом, так как я никогда не был подчиненным Филарета. Наибольшую аллергию к нему испытывают те священники, те епископы, которые помнят его с советских времен. И именно они не хотели бы даже в страшных снах видеть ситуацию, когда Филарет получает всю полноту церковной власти в Украине.

— Но он очень пожилой человек и вряд ли способен на какие-то волевые поступки.
— Я Филарета вживую не видел много-много лет. Поэтому мало что могу добавить. Но то, что с уходом Филарета, с его физической смертью или по его доброму желанию, межцерковная ситуация в Украине станет другой — это несомненно. Поле канонических и политических дискуссий до некоторой степени освободится от личностного фактора.

— Противоречат ли общечеловеческие ценности православным устоям, как об этом недавно на Русском соборе заявил митрополит Калининградский и Смоленский (второе лицо в русском православии - Фокус) Кирилл?
— Для РПЦ МП является аксиомой утверждение общечеловеческих ценностей. Речь идет о правах человека, которые сформулированы в Декларации ООН. С этими этическими положениями мы абсолютно согласны. Вопрос в другом. Кроме азбуки, должна быть поэзия. Не может сводиться литература к вечному цитированию азбуки или правил грамматики. И Пушкина, и Гоголя мы любим не за то, что они рифмовали и складывали буквы. Для того, чтобы быть человеком, надо быть свободным. Однако — это необходимое, но не достаточное условие для человечности. Человеку необходимо ощущать некий нравственный императив. Есть свобода "от", а есть свобода "для". Об этом писал еще Николай Бердяев. Поведение несвободного человека не может быть нравственным. Но сама по себе свобода — не есть нравственность. Это лишь предпосылка для нравственного поступка. Мы хотели бы напомнить современному человеку: в азарте борьбы за демократию он стал забывать о том, что есть и просто человеческое призвание, есть звезды над нашей головой, которые надо уметь разглядеть.

— В какой мере в церковной среде присутствуют диалог, дискуссия? Или же все регламентировано церковными догмами и правилами?
— Знаете, в этом легко убедиться: зайдите на мой форум — www.kuraev.ru. На нем тысячи людей. За зимние месяцы — 12 миллионов хостов. Так вот, там тысячи дискуссионных нитей. Это широкий круг людей, в котором спорят, дискутируют по многим проблемам, и не только церковным. То есть общего диагноза "все подчинено догмам и нет дискуссии" поставить нельзя. Другое дело, я читаю церковную публицистику дореволюционных лет и поражаюсь: какие проблемы тогда ставили и на каком высоком уровне эти судьбоносные вопросы обсуждались. И до этого уровня мы не доросли. Сегодня у нас есть трамвайное хамство в публикациях и суждениях моих церковных оппонентов, а вот умения свободно дискутировать и при этом сохранять человеческие и христианские отношения — этого не хватает.

— В протестантских странах больше свободы и диалога. Эти страны богаче и могущественнее: не связано ли это с тем, что церковь в них претерпела модернизацию?
— В какой степени присутствуют религиозные причины для того или иного общественно-политического развития общества или государства — непростой вопрос. Может, больше эти процессы определяет политическая или историческая традиция? Спросим, что зависит от молитвы, а что — от климата, от погоды в стране? Я не очень люблю разговоры о том, что какая-то культура, народ, язык, герб удаляют общество, народ от демократии. Типичный пример — та же Прибалтика или Финляндия. Что, в их жизни было много свободы? — с гулькин нос! Опыта государственного самоуправления также было немного: то шведское, то российское господство. Но я что-то не слышу разговоров о том, что национальная культура эстонцев, финнов или литовцев препятствует им быть нормальными членами европейской семьи. Точно так же я не считаю, что есть основания видеть препятствия в исповедовании православной веры.

У православия есть очень важное преимущество перед протестантским миром: жизнь в условиях несвободы. Начиная от гонений на христианство в Римской империи до советской власти. А тысячелетнее выживание на мусульманском Востоке? Этот опыт говорит о том, что мы можем оставаться самими собой, в то же время не требуя от всех остальных быть похожими на нас. А если понимать демократию в смысле всеобщего восхищения Голливудом и проведения всего свободного времени в интернет-кафе, — то это новая форма тоталитаризма. И такие цепи тем страшны, что они неощутимы и невидимы. Считаю, что пусть будут какие-то "упертые группы товарищей", в том числе и в церкви.

— За последние 20 лет в церковь пришли тысячи служителей культа, которые и образования-то соответствующего не имеют. Эти люди "работают" священниками. Вас не пугает, что они могут дискредитировать церковь, христианскую православную идею?
— 90-е годы заложили под нас мину замедленного действия: именно в это время резко упал уровень образованности духовенства. Нам приходилось открывать тысячи приходов. Например, в России в течение последних 18 лет ежедневно открывается по три новых православных храма — такого ни в какие времена не было. Нужно огромное количество священников, а школ, где можно было бы качественно готовить церковнослужителей, — не хватает. Печальные последствия этого еще впереди.

Я вот недавно сказал одному епископу: "Владыка, у вас есть довольно хорошая семинария в епархии. Но получается странная вещь: юноша, получивший достойное образование, не может попасть в более-менее значимый городской приход — все они заняты вчерашними трактористами или партийными работниками, людьми без богословского образования". Он ответил, что если у человека нет семинарского образования, но он хорошо служит — его оставляют служить. Но такому священнику без образования ничего не прощают: если у него начинаются скандалы, если он пьет — его выгоняют. А вот человеку с талантами и образованием — может быть, и простили бы.

— Отец Андрей, где и какие лекции вы читаете?
— В Москве у меня три лекционные площадки. В МГУ я читаю на философском факультете спецкурс "Философия, Богословие, Православие", приходят студенты и с других факультетов — и гуманитарных, и естественно-технических. Еще читаю лекции в Свято-Тихоновском гуманитарном православном университете и в Московской духовной академии. Но большую часть времени я провожу вне Москвы, в том числе и в украинских городах.

— Чем конкретно вы занимаетесь в Украине?
— Также читаю лекции. Скажу более: на одном из украинских телеканалов у меня будет свое ток-шоу. Пилотные передачи уже были. Программа называется "Трудности перевода", ее я буду вести вместе с киевским священником отцом Андреем Ткачевым.

— А в украинские вузы вас не приглашают?
— Знаете, в Киеве много предвзятости. Слишком часто я замечаю: если в моей одежде были бы атрибуты католического священника, если бы я был из Европы — меня бы пустили в студенческие аудитории киевских престижных учебных заведений. А вот "русского попа" не хотят допускать. С этим приходится сталкиваться. Хотя в учебных аудиториях я проповеди не читаю, а предлагаю материал к размышлению.