Наша Мона Лиза. Картина, которая спасла мою семью от концлагеря

На этой неделе исполняется ровно семьдесят семь лет с того дня, как моя бабушка, чья квартира находилась на четвертом этаже в одном из мюнхенских домов, вышла из дому с картиной немецкого художника Отто Штайна под мышкой, - пишет Стефан Энгельберг. - За месяц до этого нацисты организовали общенациональный еврейский погром. Толпы мужчин жгли магазины, школы и синагоги. После события, которое вошло в историю как Хрустальная ночь, гестаповцы устроили облаву на сотни мужчин-евреев и отправили их в концлагерь Дахау. Среди них был и мой дед, Якоб Энгельберг.

Моя бабушка, Пола Энгельберг, никогда не рассказывала о подробностях своего визита в посольство Швейцарии. Но когда спустя несколько часов она вернулась домой, картины у нее уже не было. Зато она держала в руках самую ценную для нацистской Германии 1938 года вещь – визу для въезда в Швейцарию.

В том году консульство выдало 600 таких виз. В предыдущем – только 200. Эта виза помогла добиться освобождения дедушки из концлагеря, в котором он к тому времени провел уже две недели, а также уехать из страны. Бабушка, дедушка, отец и тетя покинули Германию, поселившись в США. Если бы не эта виза, на свет бы не появились, как минимум, 20 человек.

В том числе и я.

Пять лет назад я рассказал эту историю Кристиану Залевски, немецкому журналисту, который сотрудничал с общественной организацией ProPublica. Я признался, что меня всегда интересовала судьба полотна. Оно не представляло особой художественной ценности – работы Штайна на eBay можно купить за несколько сотен долларов. Но я хотел узнать его историю.

Как журналист, я прокрутил в голове много вариантов развития событий. Возможно, эту картину отдали дипломату, такому себе Шиндлеру из числа сотрудников швейцарского посольства, который помогал несчастным евреям получить визы. Возможно, полотно было продано торговцу картинами с целью добыть деньги для взятки. А может, это была благодарность за уже оказанную услугу.

Я представлял, как нахожу дом в Швейцарии, доверху набитый картинами. А их владельцы даже не подозревают о том, сколько жизней эти произведения искусства спасли за время своего существования.

Я сообщил Кристиану о единственной имеющейся у нас зацепке. Моей семье удалось покинуть Германию с другой картиной Штайна. Это портрет молодой женщины, чей взгляд, кажется, неотступно следит за вами. Мой отец запомнил, что эта картина, которую он называл "Моя Мона Лиза", имела поразительное сходство со своей потерявшейся сестрой. "Моя Мона Лиза", кстати, висит в нашей гостиной, напоминая о том, как в прошлом мы стали беженцами.

В начале 2015 года Кристиан и трое его коллег решили начать то, что сами они назвали #kunstjagdt - "охоту за искусством". Они собирались за шесть недель с помощью телевидения, радио, газет, социальных медиа и сервиса WhatsApp найти иголку в огромном стоге сена.

Их репортажи шли на фоне набирающего обороты миграционного кризиса в Европе и на Ближнем Востоке. Несложно провести параллели. Тогда, как и теперь, перепуганные люди пытались уйти от ситуации, которая с каждым днем становилась хуже. Тогда, как и сейчас, многие страны просто отворачивались от беженцев.

Я до сих пор слышу предположения о том, что евреи, жившие в Германии в 30-е годы, были сумасшедшими, которые слишком долго решались на побег из страны, где до этого им комфортно жилось. Правда, которую документально подтвердила команда "охотников", состояла в том, что тогда, как и сейчас, бежать было практически некуда.

Якоб Энгельберг подал документы на эмиграцию в Соединенные Штаты в 1934 году, почти сразу после того, как Гитлер пришел к власти. Только спустя четыре года ему удастся пройти все круги иммиграционной системы страны, которая в это время переживала период Великой депрессии. Тетя рассказывала мне, что те, кто подал документы на получение американской визы всего на пару недель позже нас, стали жертвами Холокоста.

Якоб Энгельберг и его брат Гени в своих армейских мундирах времен Первой мировой войны. (Фото предоставлено семьей Энгельберг.)

Отец и его сестра помнят, как выступления Гитлера и программа нацистской партии убедили Якоба Энгельберга в том, что немецкие евреи столкнулись со смертельной угрозой. Этого хватило для того, чтобы он отказался от комфортной жизни коммивояжера, представителя среднего класса, живущего в одном из самих красивых городов Европы.

Записи, раскопанные "охотниками", свидетельствовали о том, что он изо всех сил старался жить, как обычный немец. Согласно докладу гестапо, который Кристиан отыскал в архивах Мюнхена, Якоб Энгельберг "читал весьма либеральную газету "Frankfurter Zeitung", кроме того, вел себя аполитично, не вывешивал на окна символику партии в честь государственных праздников".

Швейцарская виза Якоба Энгельберга, датированная
24 ноября 1938 года

Американские визы для Полы и двух ее детей, Мэлли и Эдварда, были готовы в октябре 1938-го. Якобу не спешили выдавать визу. 10 ноября 1938 года он, еврей, ожидающий документов чтобы покинуть страну, все еще находился в заключении в одном из бараков Дахау. Это подтвердили документы, найденные в немецких и швейцарских архивах Кристианом и его коллегами-"охотниками": Фрэди Гарайсом, Маркусом Пфайлом и Каролин Браун.

А вот найти следы картины оказалось труднее. Журналисты привлекли к делу эксперта, который специализируется на работах Отто Штайна. Он помог выявить 14 возможных "подозреваемых", все они были чем-то похожи на нашу семейную Мону Лизу. Многие сразу отпали – из-за даты или происхождения. Еще несколько "забраковал" мой отец, когда мы общались с ним по Skype (впервые за 86 лет его жизни). В итоге, круг поисков сузился до одной картины, которую частный коллекционер, страдая от "нанесенного войной морального ущерба", приобрел в Мюнхене в 1951 году.

Кристиан прилетел в Штаты и показал эту картину моему отцу. К этому моменту прошло 77 лет с тех пор, как он в последний раз видел ту картину. Тем не менее, по его словам, эта живопись тронула его больше, чем любая другая из числа "подозреваемых".

Есть еще кое-что. Воспоминания моего отца ставят под сомнение вероятность того, что мы нашли то самое полотно. Он утверждает, что перед тем, как пойти в швейцарское посольство, мать скатала картину в рулон. Но живопись, которую привез Кристиан, создана на плотной бумаге. Ее не получилось бы скатать, свернуть или согнуть.

Как журналист, я, конечно, знаком с капризами человеческой памяти. Справедливости ради, стоит отметить, что если воспоминания моего отца точны, работа, которую разыскали "охотники" не может быть той самой утерянной картиной. Однако есть вероятность и того, что травмирующие психику события, через которые пришлось пройти отцу, исказили некоторые воспоминания. Вероятно, этого мы никогда не сможем узнать.

В пятницу вместе с женой и младшей дочерью я полетел в Мюнхен на премьеру фильма, который рассказывает о четырех журналистах-"охотниках". Это история о новом поколении немцев, которые смотрят на прошлое так, словно на давно утерянное произведение искусства. Фильм презентовали в мюнхенском Еврейском музее.

Во время пресс-конференции, которая состоялась сразу после показа фильма, нас всех ждал сюрприз: команда "охотников" объявила о решении владельца картины Штайна подарить ее нашей семье. Кристиан объяснил мне, что хоть коллекционер и приобрел это полотно спустя много лет после войны, а нашу идентификацию полотна нельзя назвать точной, владелец картины чувствует: если есть хоть малейший шанс того, что эту живопись когда-то променяли на визу, с его стороны было бы неправильным оставить ее в своей коллекции.

Швейцарская виза Якоба Энгельберга датируется 24 ноября – в 1938-м это был День благодарения. На следующий день он был освобожден из Дахау и уже в начале декабря покинул Германию. Несколько недель спустя отец начал новую жизнь беженца, переехав в дом далекого родственника в Лейквуде, штат Нью-Джерси. Он был зачислен в новую школу и пытался выучить язык, которым вовсе не владел.

В то время как американские кандидаты в президенты словно эхо повторяют призывы регистрировать мусульман, а губернаторы заявляют, что не примут сирийцев, чьи жизненные обстоятельства так похожи на те, которые когда-то сложились в жизни моего отца, я знаю, за что я был благодарен в этот День благодарения. Две картины сейчас находятся в Еврейском музее в Мюнхене, висят рядом. А через несколько недель их вернут моему отцу.

Источник: ProPublica. Перевод Анны Синящик