"Если безопасности нет, патриотизм никого не волнует". Военный фотограф — о работе в Сирии, Ираке и на Донбассе

Наша встреча должна была произойти на день позже. Но из-за срочного задания Мстиславу пришлось уехать из Украины. Сразу после этого интервью он умчался в Борисполь — на рейс в Барселону. Отменное знание английского, профессиональные фотографии и знакомые, которые со времен конфликтов на Балканах работают в Associated Press, помогли Мстиславу устроиться в одно из самых престижных мировых информационных агентств. Фотограф побывал в 40 странах, среди которых горячие точки в Ираке, Сирии и Украине. Но он надеется, что когда-нибудь сможет снимать природу и животных, и мечтает работать в National Geographic.

Я стал работать в горячих точках, потому что мой настрой и внутреннее состояние совпадают с этой работой. Это не значит, что то, чем я занимаюсь, приносит мне удовольствие. Просто чувствую, что я на своем месте.

Не существует дилеммы "помочь человеку или сделать крутой кадр". Тут и не должно быть дилеммы, потому что суть и идея настоящей журналистики — помощь людям. Прямая или не прямая. Есть возможность сделать что-то прямо сейчас — помогаешь, нет — не помогаешь. Если у человека возникает дилемма, значит, ему вообще не стоит работать.

Восток — дело тонкое

Сирия и Ирак — это две разнонаправленные политические системы. Правительство Ирака лояльно к американцам, поэтому мне как журналисту Associated Press там работалось проще. В Сирии все иначе. Правительство этой страны лояльно к России и считает американцев своими врагами. Соответственно, работа журналиста американского агентства усложняется постоянным контролем и ограничением возможных тем.

В Мосуле снайпер прострелил мой фотоаппарат, и пуля попала в бронежилет. Мне повезло, что он на мне был. А однажды мы смотрели документальный фильм ИГИЛ о работе снайперов. И вот в этом фильме я увидел себя в прицеле снайпера. Мы просто следили за тем, что они делают, а потом вдруг увидели себя в кадре.

ВОПРЕКИ ВСЕМУ. Жизнь быстро возвращается в разрушенный город

В Сирии люди говорят охотно, но все же очень насторожено с журналистами, потому что они не привыкли к независимой прессе. Вместе с журналистами всегда ходит человек, контролирующий их. Это может быть военный или человек в штатском, но всегда понятно, что он принадлежит к правительству. Это накладывает определенный отпечаток на то, как люди реагируют на прессу. Они думают, что ты относишься к правительству, которое через тебя наблюдает за ними. Поэтому даже когда они говорят охотно, это не всегда искренне.

Отношение местных очень быстро меняется. Когда мы заезжали в Мосул с иракскими военными, местные встречали нас с радостью. Они спрашивали, откуда мы, приветствовали, благодарили. Тогда мой фиксер (наемный координатор на месте событий. — Фокус) рассмеялся и рассказал о том, что пять лет назад их как представителей американской прессы били и забрасывали камнями. Никто не может гарантировать, что через год местные снова не начнут бросать в нас камни. Все зависит от политической системы и настроения.

На Востоке журналисты воспринимаются как часть государства и армии. Местные видят человека в бронежилете и в каске и сразу делают вывод, что он из армии. И начинают: "Спасибо, что вы нас освободили". Нет смысла объяснять, что ты иностранный журналист и не связан с правительством. Люди всегда думают, что говорят с кем-то, кто воюет. В Европе, к счастью, журналист отделен от государства и армии, но там — нет.

Для местных журналистов приемлемо репетировать, задавать ситуацию. Там в культурной традиции режиссировать даже репортаж. В европейских стандартах журналистики это запрещено. К тому же агентства работают только с проверенными людьми, так они гарантируют правдивость информации. У нас есть правило: пока три источника не подтвердили данные, мы не имеем права их публиковать. Если есть сомнения по поводу достоверности фотографии, начинается многоуровневая проверка — конференции, цепочки имейлов, опрос экспертов, поиск очевидцев и т. д. Ошибки, конечно, бывают, но их стараются сразу исправлять. Одна или две ошибки означают потерю доверия множества клиентов.

ТОЧНО В ЦЕЛЬ. Плохие эмоции вызывают у человека больший внутренний отклик, чем хорошие

Война без грима

На оккупированных территориях Донбасса можно было снимать, когда сбили Boеing. В какой-то момент "ДНР" и "ЛНР" важно было привлечь к себе как можно больше внимания. Международные агентства могли там работать, потому что той стороне было выгодно показывать свою точку зрения. Это была часть очень грамотной информационной политики. Действовала система аккредитации: чтобы передвигаться по городу, нужна была специальная бумажка. Но в какой-то момент их перестали выдавать, и потом нас просто выгнали — наверное, запретили российские кураторы.

И на Донбассе, и в Сирии, и в Ираке присутствуют очень широкие международные интересы и действуют серьезные геополитические игроки. Кроме того, это открытые конфликты между странами, не только теми, которые вовлечены в них непосредственно. Происходящее на Донбассе никогда нельзя было назвать гражданской войной, так же как то, что происходит в Сирии, Ираке. Практически все окружающие их страны вовлечены в конфликт — все кого-то спонсируют, все каким-то образом оставляют свой след.

Война в принципе универсальна по своим проявлениям и сюжетам. Однако у нас все же разные культуры и разные поводы для конфликтов. И в Сирии, и в Ираке война началась из-за религиозных противоречий (хотя истинная причина в другом: влияние, территории, природные ресурсы). А на Донбассе, как мне кажется, культурный конфликт был искусственным. Кроме того, в Украине все не так экстремально. Европейская культура оказала на нас большое влияние. В ней индивидуализм и личность высоко ценятся. На Ближнем Востоке жестокость — это норма. Там человеческая жизнь имеет низкую ценность, поскольку война идет столетиями. Человек уходит на войну с пониманием того, что его жизнь, как и жизнь его противников, ничего не стоит. В Сирии и Ираке я видел такие вещи, которые у нас невозможны. Уровень жестокости временами зашкаливал за пределы осознаваемого. И там это скорее правило для обеих сторон.

Война не ломает человека, она просто усугубляет все, что уже есть. Если человек склонен к бесчувственности, то эта бесчувственность только усилится. Если он способен сопереживать и сострадать, война не сделает зверя из такого человека.

ЗАКОН СЕРДЦА. Никакая война не сделает из человека зверя, если он способен сопереживать чужой боли

Для тех, кто живет на линии разграничения на востоке Украины, самое главное — просто выжить. Безопасность — естественная и базовая потребность. Как только она удовлетворяется, сразу начинаются другие вопросы. Если безопасности нет, патриотизм и самоидентификация никого не волнуют.

И в Сирии, и в Ираке также собственное благополучие для людей важнее, чем любая политическая система. Им все равно, военные какой идеологии ходят рядом с их домом, главное — чтобы не трогали. Приходят повстанцы — здравствуйте, повстанцы, не убивайте нас, дайте нам денег, дайте нам спокойно работать. Приходит Асад — добрый день, Асад, не забирай наших детей в армию, дай нам спокойно ходить за водой и покупать на рынке продукты.

Погоня за кадром

Красивые фотографии — это проблема современной военной журналистики. Операторы и фотографы, которые снимают войну, конфликты, человеческие страдания, пытаются получить крутые кадры. И это очень плохо. Потому что когда зритель видит красивый кадр, он воспринимает войну как нечто красивое, приемлемое и романтическое. Эта романтизация вой­ны чрезвычайно вредит человечеству. Поэтому, наоборот, задача оператора и фотографа — показать как можно проще и прямее то, что происходит, и ни в коем случае не гоняться за красивыми кадрами или композицией, ракурсом.

Чем сложнее условия съемки, тем важнее профессиональность техники. Днем при хороших погодных условиях и айфоном можно снять что-то стоящее. Но непрофессиональная техника не справляется, если нужно снимать ночью, в подвале или во время взрывной волны. Вообще качество зависит от сюжета. Если вы пересекаете пустыню с беженцами из Южного Судана, для того чтобы сесть в лодку в Средиземном море и высадиться в Греции, то профессиональная камера вам точно не поможет. Там сама ситуация предполагает какие-то грубые движения, и не обязательно хорошее качество картинки. Если же речь идет о разрушенных домах, о разрушенных районах в Сирии, то, конечно же, будут нужны плавные профессиональные съемки с беспилотника и профессиональная техника.

БАЗОВАЯ ПОТРЕБНОСТЬ. Для мирного населения главное на войне — выжить

В репортажных фото никакой ретуши быть не может. Максимум — цветокоррекция. Своеобразную моду на пост­обработку фотографий задают большие издания типа New York Times. Но манипуляций никаких не может быть. На серьезных конкурсах вы обязаны предоставлять row-файлы, в которых эта обработка невозможна.

Фотографии, изображающие боль и страдания, чаще всего побеждают на престижных конкурсах. Люди в принципе предпочитают плохие новости хорошим. Это та самая базовая потребность в безопасности. Когда человек смотрит плохие новости, он подсознательно оценивает свою обстановку и запоминает, что делать в опасной ситуации. Это информация для его выживания. Влияя на базовую потребность в безопасности, фотографии вызывают у человека определенные эмоции, а фотографы побеждают в конкурсах.