Маленький взрослый. Как жили украинские дети в XVIII веке

25 мая президент Украины Петр Порошенко дал официальный ответ на петицию "О защите традиционных семейных ценностей и института семьи". Ее автор призвал руководство страны не допустить морального упадка нации, пропагандировать традиционные семейные ценности и запретить девиантное половое поведение. Ответ президента на призывы, которые поддержали более 25 тыс. человек, был предсказуем: "любые законодательные инициативы, направленные на ограничение конституционных прав, являются неконституционными".

Тем не менее подобные петиции подаются регулярно. Их авторы обычно утверждают, что сейчас институт семьи переживает кризис, и настаивают на возвращении к "ячейке общества" наших предков.

Но если рассматривать конкретные факты и свидетельства истории, то оказывается, что наши представления о прошлом основаны на мифах и очень идеализированы. За ответами Фокус обратился к историку Игорю Сердюку, который занялся исследованием детей и детства и написал книгу "Маленький дорослий. Дитина й дитинство в Гетьманщині XVIII ст.".

КТО ОН

историк, кандидат исторических наук, доцент, докторант кафедры истории Украины Полтавского национального педагогического университета имени В. Г. Короленко, редактор исторического портала historians.in.ua

ПОЧЕМУ ОН

провел исследование о детях и детстве времен Гетманщины в Левобережной Украине XVIII века

Как у вас появилась идея написать книгу о детях и детстве?

— В 2010 году я писал кандидатскую диссертацию о населении полковых городов Гетманщины. Это было историко-демографическое исследование: я анализировал сообщество горожан по возрасту, полу, как они женились, рожали детей, умирали. В процессе работы я заметил, что большую часть населения Гетманщины составляли дети. Общество того времени было очень молодым, и детей до 14 лет в нем почти половина — около 45%. Все население Гетманщины составляло около 2 млн. человек, среди них — 800 тыс. детей. Я начал искать украинские исследования о детях того времени, и оказалось, что их практически нет, кроме статей известного харьковского историка Владимира Маслийчука, который был пионером в подобных исследованиях. При этом европейская история имеет массу текстов о детях и детстве в доиндустриальном обществе. Знакомство с ними дало понимание, куда надо двигаться, какие источники искать и как с ними работать. Что касается источников, то ребенок относительно редко фигурирует в документах Гетманщины, но тем интересней искать такую информацию, иногда буквально между строк. К исследованию детства также побуждало то, что у нас в Полтаве сформировалось сообщество историков, которые изучают Гетманщину под руководством профессора Юрия Волошина. И с его подачи мы занимаемся такими социально-историческими темами, как детство, семья, смерть, преступность. Сначала они воспринимались как экстравагантные, но стали интересными и коллегам по цеху, и зарубежным институциям, и, надеюсь, украинскому обществу.

Как долго вы работали над этим исследованием?

— Семь-восемь лет. Но для историка Гетманщины это немного, потому что приходится просеивать много архивных материалов. Часто мои находки случайные, так как ребенок очень редко фигурирует в документации. И вообще простой человек, если он прожил без конфликтов с "законом", в истории отображен очень скупо: родился, крестился, женился и умер. На этом все. А о детях еще меньше сведений, в основном какие-то казусы, судебные дела, материалы о преступлениях. Быстро найти достаточно информации невозможно даже физически, поскольку в архиве дают максимум пять дел в день. Еще необходимо это все осмыслить. Качественные исследования по раннемодерной истории пишутся не быстро. Каждая новая хорошая книга в этой сфере считается настоящим научным событием.

Если в обществе Гетманщины была почти половина детей, значит, многодетные семьи являлись нормой? Какие семьи тогда считались многодетными?

— Представления о множестве детей в семье XVIII века — уже более современные, созданные и литературой вроде романа "Кайдашева семья", и воспоминаниями старших родственников, и экстраполяцией этнографических данных ХІХ века на более давние времена. Визуализация этих представлений — прекрасный фильм "Пропавшая грамота". Там вначале показывают казака Васыля, его отца, жену, ведьму Одарку и их девятерых детей. Это все мальчики, одинакового роста, в одинаковых сорочечках. Важно не распространять эти мифы и представления на общество Гетманщины. Согласно моим статистическим подсчетам, тогда в среднем в семье было по двое-трое деток до 14 лет. Это был самый распространенный вариант семьи. Да, встречались и семьи, где рожали по десять детей, но редко, и это не было нормой.

Откуда тогда взялись эти представления о традиционной большой семье?

— Во второй половине XIX века состоялся демографический переход: изменилась модель рождаемости и смертности. Существенно снизилась детская смертность, а рождаемость еще оставалась высокой, контрацепция не была массовой и эффективной. Так случилось потому, что в первой половине ХІХ века уже на бывших территориях Гетманщины стали активно бороться с оспой, одной из болезней, которая наиболее поражала детей. Во второй половине ХІХ века развивалась земская медицина, санитарные меры, контроль над повитухами. Конечно, это все не стоит преувеличивать, достаточно почитать Чехова или Булгакова о работе врача в XIX веке. Тем не менее существенно больше детей стали доживать до зрелого возраста.

В XVIII веке этого еще не было. Показательный пример — семья Василия Капниста, известного поэта, представителя старшинского рода, который жил недалеко от Миргорода. В их семье родилось 15 детей, но выжило шесть — и это в богатой, знатной семье, в которой имели хорошее питание, которая могла себе позволить самую прогрессивную медицину того времени и в которой мать не занималась тяжелой работой.

Кроме того, вопрос многодетности может нести идеологическую составляющую. Когда нам хочется изобразить процветающее общество, то примером такого процветания обычно становится семья, где много детей. Но это не значит, что этим семьям жилось хорошо. Такие манипуляции присущи не только нашему времени, в XVIII веке они тоже были. Французский исследователь Николя-Габриэль Леклерк, имея опыт пребывания на службе в Российской империи (в том числе и у Разумовского), написал историю России, где указал, что там плохо собираются налоги, экономика ни к черту и так далее. Его оппонент Иван Болтин в ответ написал целую работу, где как пример процветания империи фигурировал случай крестьянина из Шуйского уезда, который от двух жен имел более 80 детей. Этот пример даже вошел в Книгу рекордов Гиннесса. Так вот, Болтин сделал вывод, что только в благоденствующей стране, где все хорошо с налогами, может рождаться столько детей. Кроме явной идеологии в этой истории слишком много нумерологии, к примеру, Болтин писал, что у этого крестьянина рождалось четыре раза по четверне и т. д.

Дети в сюжетном инициае в книге Магдебурского права издания Бартоломея Гроицкого. Краков, 1565 г.

Даже в нынешнем обществе вокруг ребенка и детства очень много предрассудков, ритуалов и. д., которых придерживаются даже очень рациональные люди. Как с этим было в Гетманщине?

— Да, конечно, жизнь представителей всех сословий в те времена была наполнена ритуалами, магией, предрассудками. Но необходимо понимать, что они являлись важной составляющей мировоззрения общества Гетманщины. К тому же это мировоззрение нельзя оценивать в современных категориях рационального/иррационального. Скажем, вера в пользу какого-то снадобья или заговора для человека того времени была такой же рациональной, как и наша вера в пользу витаминов.

Если говорить о конкретных примерах, то источники, с которыми я работаю, фиксируют различные магические рецепты, призванные облегчить роды. Есть записи о довольно сложных рецептах, наверное, для богатых, куда входили редкие ингредиенты вроде ястребиного помета или червячка, которого нужно искать под цветком чертополоха в строго определенное время. Но рядом читаем альтернативный рецепт для простонародья — пить конский помет.

Было много предрассудков, связанных со сглазом, например, до крестин ребенка старались не показывать. Поэтому в наиболее полной переписи населения Гетманщины — Генеральной описи — практически нет детей в возрасте меньше месяца.

Я работаю с письменными источниками, они зачастую фиксировали не норму, а крайние случаи, преступления. Вот, к примеру, в Киеве ребенок родился в материнском амнионе, в оболочке. Бабы-повитухи объявили, что это бес, заставили отца вытесать осиновый кол и проткнуть им ребенка, хоть он и был еще жив. Мужчина это сделал. А через день-два родители "пришли в себя", вынули тельце из-под пола, открыли амниотический мешок, и это оказалась вполне нормальная девочка.

В этом отношении, как высказался французский историк Филипп Арьес, ребенок был "маленькой непонятной вещью". До определенного возраста у него особенные пропорции тела, он не может разговаривать либо говорит на каком-то собственном языке, движения его хаотичны. И взрослые ребенка совсем не понимали, а интерпретировали все связанное с ним с точки зрения так называемой "народной набожности". К примеру, в представлениях о посмертной судьбе души ребенка мы видим и русалок, и потерчат, и рай, и некое "особое место", где пребывают души некрещеных детей.

Посмертный портрет Евдокии Журавко с детьми. Иван Паевський. 1697 г.

Как пишут европейские историки, в домодерном мире не было представлений о детстве как отдельном состоянии человека. Это выражалось и визуально, так как детской одежды не существовало, а детей обряжали в маленькие версии взрослой одежды. Как с этим обстояли дела в Гетманщине?

В Левобережной Украине общая ситуация была такой же, как и в Европе. Судя по упоминаниям в источниках, до семи лет дети носили рубашечки. Это была универсальная одежда, маленькая копия взрослой рубашки, в которой ходили и мальчики, и девочки независимо от статуса семьи. К примеру, Дмитрий Трощинский, один из самых высоких сановников Российской империи, провел детство в Яреськах Миргородского полка и вспоминал, что до семи лет "бегал босоногим мальчиком в одной рубашке". А после дети носили копии взрослой одежды, о детскости которой напоминают лишь некоторые детали кроя, вроде распорочки в штанишках и т.д.

Если говорить о небогатых людях, то у них одежды было немного, и отдельно для детей вещи не шили. Дети быстро растут, одежды не напасешься. Одежда была такой ценностью, что ею даже расплачивались за наем. В документах упоминаний о детской одежде практически нет, в том числе в списках украденных вещей. Разве что старшина при пошиве взрослой одежды из обрезков делал что-то детям. К примеру, представитель знатного старшинского рода Николай Ханенко сшил себе кунтуш и кунтушик сыночку Василечку. А потом — медвежью муфту, и себе, и Василечку. Есть упоминания, как старую одежду сотника перешивают для его сына. К одежде тогда относились бережно.

О том, что детей одевали во взрослую одежду, европейские историки судят по портретам, иконографии прошлого. У наших польских коллег есть хорошие исследования на эту тему. Если в этом отношении говорить о Гетманщине, то у нас есть проблема. Семейных портретов с детьми очень мало, до десятка, они все известны. На них дети одеты, как копии взрослых, совсем младенцы изображены либо голенькими, либо в рубашечках. Это, очевидно, парадные портреты, они, как и наши аватарки в Facebook, не отображают реальности, потому что на картинах одежда сидит на детях как влитая. Думаю, что художники здесь существенно приукрасили действительность. А вообще, дети времен Гетманщины носили явно поношенную одежду, с чужого плеча и не по размеру.

Таинство Святого Крещения. Гравюра из Требника Петра Могилы. Киев, 1646 г.

Какими в XVIII веке были представления о воспитании и заботе о детях?

— Общество в то время было глубоко патриархальным, в нем доминировал мужчина, отец, хозяин, глава семьи. У него была неограниченная власть. Общество было иерархизованным и базировалось на подчинении, покорности и насилии. В судебных делах просматривается тотальное физическое насилие. Побои детей были распространены и рассматривались в судах только тогда, если ребенка забили до смерти. Это значит, что физическое, грубое воспитание было нормой. Но здесь нужно отметить, что общество того времени не знало, что может быть по-другому. Нельзя сказать, что оно было жестоким или отсталым, — просто другим и имело иную модель детства.

Второй момент — воспитание трудом, который сочетался с игрой. С определенного возраста, с 6–7 лет, ребенок был активным домашним работником, пас гусей, а дальше продвигался по пастушьей "иерархии". Девочки делали домашнюю работу, следили за младшими братиками и сестричками. И в этом выражалась социализация.

Сейчас у воспитания имеется книжный контекст — у нас есть литература, интернет, советы психологов и учителей. В XVIII веке мир был совсем иным, и книжный вариант воспитания был связан с религией, изучением заповедей, молитв, правил поведения.

Испытывало ли общество Гетманщины европейские влияния в отношении воспитания детей?

— Такое влияние если и было, то на высшее сословие. В Европе XVIII века издавались специальные воспитательные сочинения. Они были известны и в Гетманщине. Старшина читал все, что мог достать, и историки фиксируют, что в их частных библиотеках, например, был "Эмиль" Жан-Жака Руссо, произведение, которое ознаменовало переворот в отношении к детству. Но влияли ли такие книги на родительские практики? Это только предстоит исследовать. Тут есть интересные случаи. Николай Ханенко отправил сына Василия учиться в Западную Европу. Сын писал, что учится хорошо и просил денег на книжки и обучение. А из других источников Николай Ханенко узнал, что Василий время и деньги тратит на выпивку, барышень и гулянки. И он выписал книжечку "Юности честное зерцало" и отослал сыну, возможно, таким образом пытаясь повлиять на ребенка. Это, конечно, редкая практика, сомневаюсь, что знания из таких книжек использовались в повседневной жизни.

Иллюстрированная страница зельника Стефана Фалимижа. Краков, 1534 г.

Какими были права детей в XVIІI веке? Как они соблюдались?

— С правовой точки зрения Гетманщина XVIІI века очень интересна и сложна. Там действовало и российское законодательство, и Литовский статут 1588 года, и Магдебургское право. В этих документах права детей были защищены. В первую очередь — жизнь, в том числе нерожденных детей, так как существовало наказание за уничтожение плода. Были прописаны имущественные права ребенка, если умирал его родитель.

Но в судебной практике ребенок тотально проигрывал взрослому и дискриминировался. К примеру, в одном судебном деле читаем разбирательство о смерти женщины, тело которой нашли с многочисленными побоями. Ее муж говорит, что у нее был эпилептический припадок, а ребенок утверждает, что видел, как отец бил мать и убил ее. И суд оправдал мужчину и не принял свидетельство ребенка, потому что он малолетний. В этом Украина не уникальна, такая практика была присуща всей Европе.

Помимо этого, существовал феномен незаконнорожденных детей, которые в правовом плане были маргинализованы. У них не было таких прав, как у законнорожденных. Даже в просвещенной Франции права обеих категорий детей были уравнены только в XIX веке.

За убийство ребенка могли сослать на каторгу в Сибирь. Но есть масса судебных дел, когда хозяева забивали до смерти детей-работников и платили за это штраф или даже избегали наказания.

Существовал ли в XVIII веке буллинг? И какие формы принимал?

— О феномене буллинга мы должны судить по детским свидетельствам, о том, что, условно говоря, кого-то "троллили", унижали, морально преследовали. Но таких свидетельств нет. И для родителей не было ничего особенного в том, что дети между собой конфликтуют и дерутся, чтобы с этим случаем идти в суд и фиксировать случай для историков. Но были дела, когда такой "буллинг" выходил за рамки. К примеру, парни-подростки из нескольких хуторов вместе пасли скот, между ними возник конфликт, одного из парней побили, и позже он умер. Мы видим, что в подростковом коллективе и тогда была иерархия — с доминирующими детьми и теми, кто страдает от такого доминирования. Разница в том, что для общества XVIII века физическое насилие и иерархия были более присущи, чем сейчас.

Не знаю, можно ли называть это буллингом. Это современный термин с психологическими нюансами, о которых тяжело говорить в применении к прошлому. В свое время историк Филипп Арьес записал серию передач со звездой французского психоанализа Франсуазой Дольто. В одной из бесед они размышляют, можно ли применять психоанализ к изучению различных феноменов, в том числе и детства XVIII века. Они пришли к выводу, что это делать некорректно, так как психоанализ должен работать непосредственно с человеком. Что важнее, большинство психологических проблем детства — это результат формирования современной его модели, а это было уже в XX веке. До этого детство было совсем иным.

Буллинг связан с проблемой личности и коллектива. В наше время раннее детство ребенка зачастую проходит в небольшой семье. Позже он находится в довольно замкнутом и стабильном коллективе одногодок (группа в садике, класс в школе). А в обществе XVIII века ребенок постоянно пребывал в большом коллективе знакомых и незнакомых людей, родственников, детей. Коллективное и личное в то время соотносились совершенно иначе, чем сейчас.

В современном обществе широко распространены представления о хороших и плохих родителях и обязанностях, которые они выполняют или нет. Существовали ли такие представления во времена Гетманщины?

— В то время это представление включалось в более широкое понятие хорошего или плохого человека. Если он хорошо работал, был зажиточным, ходил в церковь, одевал и кормил семью, то автоматически был и хорошим отцом, что бы ни происходило в кругу семьи. Кроме того, хорошими родителями считались те, у кого было много детей. В патриархальном обществе мужчина и женщина пользовались уважением, если они состоялись в репродуктивной функции и родили потомство. Мужчина — как сеятель, а женщина — как добрая нива должны приносить плоды.

Есть прекрасный поэт того времени Климентий Зиновиев, который оставил нам более сотни поучительных стихов и пословиц религиозного и жизненного характера на все случаи. В них есть поучения о том, какими должны быть родители, муж и жена. Он писал, что хороший глава семьи должен всячески утверждать свою власть, упреждать и подавлять "бунты" домочадцев. Судопроизводство Гетманщины оставило массу судебных дел, в которых родители ведут тяжбы с уже взрослыми детьми за землю и имущество. Часто они жалуются, что дети ведут себя неуважительно, пьют и проматывают добро. Но никто им не отвечает, что они виноваты, неправильно воспитали своих детей. С другой стороны, можно найти и примеры искренней любви родителей и детей. К сожалению, у нас крайне мало исторических исследований, касающихся эмоциональной жизни и представлений прошлого. Если говорить о казацкой эпохе, то историки обычно исследуют битвы и героику и никто не спрашивает, был ли, к примеру, Богдан Хмельницкий хорошим или плохим отцом? Этим примером я немного утрирую, но подобные вопросы еще предстоит исследовать.