Почему новые сверхдержавы действуют в одиночку: пример Китая

Итоги двух недавних встреч на высшем уровне выявили разительное отличие в отношении американских и китайских лидеров к военным альянсам. 13 марта президент США Джо Байден встретился с премьер-министром Великобритании Риши Сунаком и премьер-министром Австралии Энтони Албанезе в Сан-Диего, чтобы официально закрепить трехстороннее партнерство AUKUS. AUKUS значительно углубляет существующие союзы Америки с Великобританией и Австралией, обязуя США и Великобританию помочь Австралии в разработке и развертывании флота атомных подводных лодок. После этого, 20 марта, китайский лидер Си Цзиньпин встретился в Москве с президентом России Владимиром Путиным.

Хотя Си высокопарно провозгласил, что его визит предвещает "новую эру" китайско-российского сотрудничества, в сопроводительном заявлении к встрече фигурировало лишь обязательство двух государств о сотрудничестве в такой скромной области, как "совместное производство телевизионных программ". Си не только по-прежнему воздерживается от заключения официального союза с Россией — еще одним крупным ревизионистом, — но даже продолжает отказывать Кремлю в военной помощи для поддержки его военных усилий в Украине.

Фокус перевел статью Эвана Н. Резника и Ханны Элизе Сворн о том, почему новые сверхдержавы действуют в одиночку.

Учитывая помощь союзников в изменении баланса сил между государством-гегемоном и его многообещающим соперником, кажется загадочным, почему Китайская Народная Республика не отказывается от своей давней практики воздерживания от союзов. Однако история показывает, что поведение Китая не является аномальным, поскольку все четыре великие державы прошлого века – Германия, США, Япония и Советский Союз — на этапе становления также демонстрировали то, что можно назвать "аллергией на альянсы". Восходящие державы склонны недооценивать союзы, особенно с другими сильными государствами. Они чрезвычайно уверены в своей способности самостоятельно достичь своих экспансивных международных целей и не желают идти на компромисс. Более четкое понимание этого феномена может уменьшить опасения американских политиков по поводу масштабов угрозы, исходящей от Китая, и позволит им разработать более взвешенную стратегию управления напряженностью в Восточной Азии.

Политика Китая по отказу от альянсов

За всю свою историю Пекин заключил только два постоянных союза — с Советским Союзом в 1950 году и с Северной Кореей в 1961 году. В 1982 году на 12-м партийном съезде Коммунистическая партия Китая официально приняла "независимую и самостоятельную внешнюю политику". На 14-м съезде партии, созванном десять лет спустя, тогдашний президент Цзян Цзэминь четко повторил, что Китай "не будет вступать в союз с какой-либо страной или группой стран и не присоединится ни к одному военному блоку". Партийные чиновники и китайские ученые, повторяющие линию партии, предложили несколько обоснований этой политики:

• Во-первых, союзы могут втянуть подписавшие их стороны в ненужные войны.
• Во-вторых, у Китая мало надежных союзников, поскольку большинство близлежащих государств слабы в военном отношении.
• В-третьих, создание альянсов может привести к росту региональной напряженности и заставить соседние государства выступить против Китая. И, наконец, альянсы не способны противостоять нетрадиционным угрозам безопасности.

Хотя эти предостережения едва ли можно назвать абсурдными, постоянная приверженность Китая политике отказа от альянсов подрывает его способность оспаривать гегемонию США, несмотря на то, что его экономика примерно равна экономике США и имеет более высокие ежегодные темпы роста. По мнению политолога Глена Снайдера, официальные военные союзы представляют собой наиболее надежную и эффективную форму многостороннего сотрудничества в области безопасности, поскольку они включают "элементы конкретики, юридических и моральных обязательств и взаимности, которые обычно отсутствуют в неофициальных союзах". В то время как Соединенные Штаты состоят в союзе с 50 странами, на которые в совокупности приходится более трети мирового экономического производства, единственным оставшимся партнером Китая по союзу является печально известное государство Северная Корея. Только шесть восточноазиатских союзников Америки — Япония, Южная Корея, Таиланд, Филиппины, Австралия и Новая Зеландия — в 2021 году потратят на оборону 149,7 миллиарда долларов, что составляет половину оборонного бюджета Китая, оцениваемого в 293,3 миллиарда долларов. Для сравнения, Северная Корея потратила на оборону всего $4 млрд в 2019 году (последний год, за который имеются официальные оценки), что составляет 0,5% от оборонного бюджета США в размере $732 млрд на этот же год.

Великие державы действуют в одиночку

Анализ поведения каждой из великих держав, проходивших этап становления в прошлом веке, показывает, что неприятие Китаем официальных военных союзов не является чем-то уникальным. Германия, Соединенные Штаты, Япония и Советский Союз тоже демонстрировали "аллергию на альянсы": они не спешили привлекать в союзники могущественные государства и отталкивали те державы, которые им удалось привлечь в союзники, ведя себя по отношению к ним пренебрежительно и властно. В каждом случае аллергия обострялась по мере роста богатства и военного потенциала восходящей державы.

Восходящие великие державы очень чувствительны к альянсам по двум причинам. Во-первых, поскольку восходящие державы по определению являются чрезвычайно крупными и густонаселенными государствами, переживающими быстрый экономический рост, они будут чрезвычайно уверены в том, что смогут в одностороннем порядке создать военный потенциал, необходимый для свержения гегемона, находящегося в относительном упадке. Во-вторых, восходящая держава также будет стремиться избежать болезненных компромиссов с союзниками по плану международного порядка, который она стремится навязать после достижения региональной или глобальной гегемонии. По мнению политолога Роберта Гилпина, международный порядок состоит из "правил, регулирующих международную систему, разделения сфер влияния и… распределения территорий между государствами". Восходящий претендент будет стремиться монополизировать эти механизмы с самого начала, поскольку они отражают и продвигают интересы и ценности доминирующего государства в долгосрочной перспективе. Это объясняет, почему восходящая держава будет еще более неохотно сотрудничать с сильным государством, чем со слабым – первое может быть более ценным, чем второе, в попытке вытеснить доминирующего гегемона, но оно потребует более заметной роли в формировании последующего международного порядка.

Германия и Соединенные Штаты во время Первой мировой войны

К тому времени, когда Первая мировая война нанесла первый удар по Pax Britannica, и Германия, и Соединенные Штаты уже превзошли британского гегемона в промышленной мощи и демонстрировали сильное пренебрежение к союзникам. За два десятилетия, предшествовавшие войне, экспансионистская политика Германии (Weltpolitik) уже привела к ее отчуждению от двух самых мощных государств, с которыми она могла бы заключить союз против заклятой соседки — Франции. Сначала в 1890 году кайзер Вильгельм II и его окружение допустили разрыв оборонительного договора Германии с Россией. Позднее в том же десятилетии они отвергли уговоры британского гегемона о заключении англо-германского союза, вместо этого начав гонку морских вооружений против Лондона. Россия заключила союз с Францией, в то время как Британия урегулировала свои колониальные споры с Францией и Россией. Эти события заложили основу для создания Антанты, которая должна была противостоять Германии и победить ее в предстоящей войне.

Германия также отдалилась от своего единственного великодержавного союзника, Австро-Венгрии, с которой она первоначально заключила двусторонний альянс 1879 года. В годы, предшествовавшие началу Первой мировой войны, немецкие чиновники скрывали от своих австро-венгерских коллег фундаментальную переориентацию немецкого военного плана, который предусматривал начало наступления в первую очередь на Францию, а не на Россию. После начала войны немецкие военные лидеры относились к своим австро-венгерским коллегам с насмешкой, навязывая австро-венгерским войскам немецкое командование и пытаясь склонить Италию и Румынию к нейтралитету, предложив тем кусочки австро-венгерской территории. Раздробленность альянса достигла своего апогея в начале 1917 года, когда Берлин отклонил требование Вены опубликовать совместные условия мира, что побудило императора Габсбургов Карла I тайно заключить сепаратный мир с Антантой.

Пренебрежительное поведение Германии по отношению к своему важнейшему союзнику было продиктовано как высокомерием, так и нежеланием делить ожидаемые после войны трофеи. Немецкое высокомерие отразилось в частных комментариях генерала Эриха Людендорфа, который сравнивал Австро-Венгрию с "трупом" и жаловался на военную "никчемность" империи. Нежелание Германии делиться добычей отразилось в ее решении в 1916 году заставить Австро-Венгрию отказаться от ключевой цели войны — аннексии Польши, что противоречило цели Германии захватить для себя промышленные регионы Польши. Это также проявилось в плане Берлина по созданию Центрально-Европейского таможенного союза (Mitteleuropa), который, как опасалась Вена, приведет к экономическому и политическому распаду Двуединой монархии.

Между тем, хотя Соединенные Штаты в конечном итоге участвовали в войне вместе с британским гегемоном, они делали это таким образом, чтобы максимально увеличить независимость Вашингтона. Вступив в войну в апреле 1917 года, президент США Вудро Вильсон настаивал на том, что Соединенные Штаты лишь отказываются от своего прежнего нейтралитета, чтобы присоединиться к Антанте в качестве "ассоциированной", а не "союзной" державы. Вильсон отверг отчаянные уговоры британцев и французов быстро интегрировать американские войска в свои армии и вместо этого настаивал на сохранении американских дивизий в целости и сохранении их под американским командованием. Этот крайне неэффективный план развертывания безрассудно повысил риск, что немцы перекроют слабые позиции союзников на Западном фронте до того, как американские войска смогут вступить в бой в достаточном количестве, чтобы переломить ход событий.

Действия Вильсона проистекали из его убежденности, что американские войска могут самостоятельно определить исход войны, и его утопического либерального видения послевоенного международного порядка, основанного на демократии, свободной торговле, самоопределении и коллективной безопасности. Расхождение в целях войны между Соединенными Штатами и воюющими на их стороне государствами наиболее ярко проявилось в публичном заверении Вильсона Германии, что "мы не хотим причинить ей вред или каким-либо образом блокировать ее законное влияние или власть". Это обещание противоречило секретным соглашениям Антанты об аннексии немецкой территории, разделе ее колоний и требовании от Берлина обременительных репарационных выплат. Такие трения впоследствии сыграют катастрофическую роль на послевоенных мирных переговорах в Париже, что приведет к заключению договора, который был слишком суровым для непокоренных немцев, но недостаточно жестким, чтобы предотвратить их месть.

Германия, Япония и США во время Второй мировой войны

В межвоенные десятилетия ведущими претендентами на то, чтобы заменить истощенную Британию в качестве гегемона, снова стали Германия и США — единственные два государства, доля которых в мировом производстве накануне Второй мировой войны превышала долю Британии. Императорская Япония не входила в одну экономическую лигу с этими тремя государствами, но она стала ведущей военной и промышленной державой в Азии. Хотя Германия и Япония номинально были союзниками, связанными Тройственным пактом 1940 года с Италией, они не проводили совместных операций, не осуществляли совместного планирования, обменивались минимальным количеством разведданных, практически не занимались торговлей или взаимной военной помощью и держали в секрете друг от друга самые судьбоносные стратегические решения войны. Нацистская Германия также упустила грандиозную возможность выиграть войну в конце 1940 года, отклонив советскую просьбу о присоединении к Тройственному пакту, хотя присоединение Советского Союза к Оси было бы разрушительным для Великобритании и все еще нейтральных Соединенных Штатов. После того как в 1942 году вторжение вермахта в Советский Союз зашло в тупик, немецкий диктатор Адольф Гитлер проигнорировал призывы Японии и Италии заключить мир с Советами и сконцентрировать немецкие силы против США и Великобритании. Со своей стороны, Япония отказалась от неоднократных просьб Германии отказаться от пакта о нейтралитете, заключенного Японией с Советами в 1941 году, из-за своей озабоченности расширением своей морской империи в Юго-Восточной Азии.

Два самых могущественных члена Оси почти не сотрудничали друг с другом из-за ослепляющей самоуверенности их лидеров и исключающего видения послевоенного международного порядка. В автобиографии Гитлера "Майн Кампф", написанной в 1925 году, будущий немецкий фюрер изложил четырехэтапный план, который состоял в последовательном завоевании Центральной Европы, Западной Европы, Советского Союза и США. К концу 1941 года Германия почти в одиночку преодолела первые два этапа и была на пороге третьего. Для Гитлера Япония не только представляла долгосрочную геополитическую опасность, стоя на пути к мировому господству Германии, но и состояла из расово неполноценного населения, которое неизбежно должно было быть порабощено или истреблено арийской расой. Первые военные победы Японии в Азии вызвали у ее милитаристских лидеров столь же преувеличенное представление о том, что они могут в одностороннем порядке реализовать свои масштабные территориальные амбиции, которые охватывали Индию, южную часть Тихого океана, Аляску, Западную Канаду, Центральную и Южную Америку и даже северо-запад США. Идеологическая доктрина "кодо", господствовавшая среди японской элиты, также выступала против тесных связей с Германией, поскольку в ней говорилось, что миссия Японии заключается в преодолении исторического порабощения западными колониальными державами и реализации предназначения Японии как превосходящего народа и культуры.

После позднего вступления в войну в декабре 1941 года поведение Америки по отношению к партнерам по Большому альянсу, Великобритании и Советскому Союзу, становилось все менее дружелюбным по мере того, как уменьшалась ее первоначальная зависимость от более многочисленных вооруженных сил этих государств. В течение двух лет после Перл-Харбора президент Франклин Д. Рузвельт согласился со стратегией "Европа прежде всего", приоритетом которой было поражение Германии, санкционировал создание англо-американской объединенной системы начальников штабов для руководства стратегией военного времени, разрешил англо-американское оперативное единство командования на большинстве театров военных действий и предоставил обоим союзникам миллиарды долларов военной помощи по ленд-лизу. Однако начиная с начала 1944 года политика США стала гораздо менее сговорчивой. Рузвельт отверг мольбы премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля отложить масштабное англо-американское десантное вторжение в северо-восточную Францию и силой заставил Черчилля согласиться на последующее вторжение в южную Францию. Преемник Рузвельта, Гарри С. Трумэн, резко ограничил помощь по ленд-лизу Великобритании и Советскому Союзу сразу после капитуляции Германии в мае 1945 года, а затем поставил оба государства на грань экономического краха, резко свернув программу после капитуляции Японии три месяца спустя.

Все более бесцеремонное поведение Америки подпитывалось растущей уверенностью ее лидеров в преобладающей силе страны и их нежеланием идти на компромисс в своем всеобъемлющем видении послевоенного порядка. На самоуверенность указывает анализ разведданных, попавший к Рузвельту в январе 1943 года, который прямо заявлял, что настало время "начать пользоваться доминированием и влиянием, доставшимися нам по праву". Бескомпромиссность привела к тому, что Рузвельт и Трумэн решительно настаивали на реализации прежнего видения Вильсона о либеральном международном порядке. Это вызвало трения с Великобританией, которая отчаянно стремилась сохранить свою все еще обширную империю, а также с Советским Союзом, который не был заинтересован в демократизации или капиталистических многосторонних соглашениях.

Советский Союз в период Холодной войны

Хотя Соединенные Штаты и Советский Союз были единственными великими державами, восставшими из руин Второй мировой войны, экономика СССР была разрушена в результате конфликта, и он не мог сравниться со США по военным расходам до начала 1960-х годов. Однако в октябре 1949 года все еще ослабленный Советский Союз получил огромное геополитическое преимущество, когда коммунистические повстанцы Мао Цзэдуна одержали победу в гражданской войне в Китае. Это побудило советского лидера Иосифа Сталина заключить официальный военный союз с зарождающейся Китайской Народной Республикой четыре месяца спустя. После смерти Сталина в 1953 году его преемник Никита Хрущев резко увеличил советскую военную и экономическую помощь Китаю и даже согласился предоставить режиму Мао прототип ядерной бомбы.

Однако к концу десятилетия, по мере роста советской военной мощи, Хрущев все чаще рассматривал Китай как нуждающегося "младшего партнера", руководство которого упорно отказывалось принять его реформистскую (т.е. антисталинскую) интерпретацию марксистской доктрины. Несмотря на то, что годовой оборонный бюджет Китая превысил годовой бюджет любого союзника США, Хрущев предпринял ряд шагов, которые все больше озлобляли Мао и в конечном итоге раскололи союз. В частности, он уговаривал Мао принять "двухкитайское" решение конфликта Пекина с Тайванем, предложил Советскому Союзу разместить радиостанцию и базировать свои ударные подводные лодки на китайской земле, отказался от своего обещания снабдить Китай ядерным оружием, отозвал тысячи советских военных и гражданских советников из Китая и отказался поддержать Китай в его вялотекущей войне против Индии. После замены Хрущева Леонидом Брежневым в 1964 году двусторонние отношения продолжали постепенно ухудшаться, кульминацией чего стали пограничные стычки между двумя коммунистическими государствами и последующее тяготение Китая к Соединенным Штатам.

Заключение

Как показывают примеры Германии, Соединенных Штатов, Японии и Советского Союза, многие восходящие великие державы не любят альянсов. Эти исторические примеры также говорят о том, что аллергия Китая на альянсы, скорее всего, будет продолжительной и бессмысленной. Продолжительность объясняется тем, что все четыре восходящие великие державы прошлого века не склонялись к союзам с сильными государствами, даже имея дело с гораздо более сильным международным системным давлением, чем то, с которым сталкивается Китай сегодня. Такое поведение не принесет Китаю пользы, поскольку аналогичные действия способствовали тому, что Германия, Япония и Советский Союз не смогли реализовать свои амбиции как гегемонов.

Важно отметить, что даже если Китай изменит свой курс и заключит союз с Россией (как ожидают некоторые аналитики), исторические прецеденты говорят о том, что их партнерство может оказаться хрупким и неэффективным. Будущий китайско-российский союз, скорее всего, станет таким же шатким, как китайско-советский союз во время холодной войны, хотя роли восходящей державы и могущественного, но недооцененного союзника поменяются местами. При этом он останется уязвимым для американских дипломатических и экономических стратегий, направленных на его разрушение.

Это не означает, что Китай сам по себе не может бросить вызов Вашингтону, как это делали Германия, Япония и Советский Союз. Тем не менее, хорошей новостью для американских политиков является то, что американская сеть альянсов в совокупности обладает устойчивым силовым преимуществом перед практически изолированной Китайской Народной Республикой.

Об авторах

Эван Н. Резник — старший научный сотрудник Школы международных исследований имени С. Раджаратнама, Наньянский технологический университет, Сингапур. Его книга Allies of Convenience: A Theory of Bargaining in U.S. Foreign Policy была опубликована издательством Колумбийского университета в 2019 году. Публиковал статьи в журналах International Security, Security Studies, Journal of Strategic Studies, European Journal of International Relations и других изданиях.

Ханна Элизе Сворн — аспирантка факультета политологии Университета Джорджа Вашингтона. Ее исследовательские интересы включают политику глобального экономического регулирования, права интеллектуальной собственности, взаимосвязь между регулированием и политической легитимностью в авторитарных государствах, а также то, как малые государства манипулируют регуляторными предпочтениями великих держав. Она также опубликовала статью об американо-тайваньских отношениях в журнале International Affairs.