История — не рок. Страны способны меняться, — американский экономист Дарон Аджемоглу

Один из самых цитируемых американских экономистов вырос в семье стамбульских армян в период, когда Турция находилась под военной диктатурой. По словам Дарона Аджемоглу, на тот момент дела с экономикой страны обстояли так плохо, что юноша поневоле стал задумываться о том, существует ли какая-то связь между политикой и экономикой и не поможет ли толковый экономист разобраться в происходящем в стране.

Так Аджемоглу занялся изучением экономики, позже — политической экономики. Автор признается: в книге "Почему одни страны богатые, а другие бедные" он ответил почти на все вопросы, которые задавал себе в юности.

КТО ОН

Профессор экономики в Массачусетском технологическом институте (США), один из 10 выдающихся экономистов в мире по версии IDEAS/RePEc (Research Papers in Economics), обладатель Медали Джона Бейтса Кларка в 2005 году (вторая по престижности премия в области экономики после Нобелевской, вручаемая Американской экономической ассоциацией с 1947 года)

ПОЧЕМУ ОН

Книга Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона "Почему одни страны богатые, а другие бедные" вышла в украинском переводе в издательстве "Наш формат"

В оригинале ваша книга называется "Почему нации терпят неудачи". Прежде всего давайте проясним: менялись ли эти "почему" со временем?

— Безусловно, причины провалов менялись. Процветавшие в разное время империи — к примеру, Римская и Британская — существовали в разных контекстах. Эти различия и диктовали структуру общества и правления.

Но с другой стороны, есть кое-что общее у всех этих "почему". В книге мы доказываем, что существуют нечто общее, свойственное всем человеческим общинам. Разные типы институтов формируют разные стимулы и возможности.

По предложенной в книге классификации институты делятся на экстрактивные и инклюзивные.

— Верно. Под экстрактивным институтом подразумевается формальная или неформальная организация, в которой доступ к управлению экономикой получает очень узкий круг людей. Когда в государстве процветает монополия и отсутствуют гарантированные права собственности, ни о каком принципе "равного игрового поля", где все бы подчинялись одним законам, речи быть не может.

Инклюзивный институт — полная противоположность экстрактивного. Он создает больше экономических возможностей и стимулов для населения. Людей поощряют участвовать в экономических сделках и не упускать прибыльных возможностей вне зависимости от того, какую профессию они выбрали.

Безусловно, экономические институты зависят от политической структуры. В частности, от того, являются ли политические системы инклюзивными или экстрактивными.

Назовите несколько примеров каждого из этих институтов.

— История свидетельствует, что экстрактивных институтов всегда было больше. Почти все организации до XVIII или даже до XIX века были экстрактивными. Большинство обществ прошло этапы рабства, крепостного права — это характерно именно для экстрактивной системы. Такая система заставляет людей делать то, что они не хотят, так, как они того не желают, и не дает людям возможностей свободно развиваться.

Сегодня экстрактивные системы менее ярко выражены. Во многих обществах есть законы, защищающие население от недобросовестных работодателей. Тем не менее многие общества все еще остаются экстрактивными. Их законы ближе по духу к экстрактивным, чем к инклюзивным. Украина — пример экстрактивного института. Экономикой вашей страны долго управляли олигархи, до сих пор наблюдается высокий уровень коррупции. Это, конечно, очень отличается от рабовладельческих систем позапрошлого века, но принципы остались те же: массы ничего не решают, круг их возможностей узок. Другие примеры такой системы — Россия, страны Центральной Америки, большая часть государств Черной Африки.

Подобрать пример инклюзивного экономического института сложнее. Ни одно современное государство не соответствует модели идеального инклюзивного общества на 100%: полноценно доступные возможности для всех, государство, обеспечивающее своих граждан всеми общественными благами, поддерживающее любую экономическую деятельность. Однако многие развитые экономики, к примеру японская или южнокорейская, очень инклюзивные, они умудряются совмещать все вышеперечисленное с монополиями и социальным неравенством.

Многие ученые и писатели, в частности Роберт Каплан, автор книги "Месть географии", считают, что судьба каждой страны зависит от ее географического положения. Совместима ли эта теория с вашей классификацией?

— Нет. Одним из основных утверждений книги "Почему одни страны богатые, а другие бедные" является идея о том, что географическое расположение — переоцененный фактор. Если ориентироваться на географию, создается впечатление, что судьбу каждой страны решают климат, качество почвы, проблемы с окружающей средой, природные ресурсы. Согласен, некоторые из этих пунктов играют какую-то роль. Но важно не то, что доступно той или иной стране, а то, как конкретное общество эти географические характеристики использует.

Влияние нефти на внутренние и международные отношения, сделки, уровень коррупции в Нигерии или, к примеру, в Габоне очень отличаются от того, что мы видим в Норвегии.

Экстрактивность и инклюзивность не зависит от часового пояса или локации. К примеру, географические характеристики Чада и Гаити очень отличаются: первая страна не имеет выхода к морю, вторая — островное государство. Так почему же и та, и другая бедствуют? Если хотите разобраться в этом вопросе, вам придется вспомнить об экстрактивной природе их экономических институтов. На судьбу нации влияют не данные Богом или любыми другими сторонними силами географические характеристики, а институты, которые играют главную роль.

Что касается книги Роберта Каплана, я немного изменил свое мнение о его теории. Да, во многом я все еще с ним не согласен. Но он акцентирует внимание на том, как география влияет на формирование политических институтов отдельных стран. В этом, думаю, что-то есть. Институты ведь состоят из внутренних и международных элементов. И важно, кто ваши соседи. Нельзя говорить об украинских институтах, не принимая во внимание то, что Украина была частью СССР и является соседкой России, во многом связанной с этой РФ, зависимой от нее в каких-то аспектах, страдающей от российского влияния в течение последних 30 лет. Все это нужно учитывать. Но не потому, что мы верим в детерминистическое влияние географии, а потому что географический контекст тоже повлиял на формирование институтов.

В книге вы проанализировали прошлое и настоящее двух стран-соседок Украины — России и Турции. Что удалось узнать об их прошлом?

— Мы действительно изучали Российскую империю, ее трансформацию в СССР, позже в современную Россию. А также превращение Османской империи в современную Турцию. Перевоплощения эти, надо сказать, довольно типичны.

Когда речь заходит о сильных экстрактивных институтах, мы сталкиваемся с неким порочным кругом: экстрактивные элементы со временем только копируются. Это четко прослеживается на примере как Российской, так и с Османской империй. В обоих случаях есть лидер на 100% экстрактивного государства, царь или султан, которого свергают во имя радикальных перемен. И результат переворота схож: новый режим перенимает у предыдущего гораздо больше, чем ожидали новые лидеры, больше, чем они готовы признать. Вы помните: репрессии большевиков были построены на лжи, еще большей, чем та, что существовала в свергнутой ими Российской империи. То же можно сказать и о Турции.

Меньше чем через сто лет мы стали свидетелями того, как общество всеми силами попыталось выйти на новый путь, порвать с системой, чьи отпечатки говорят о ее ярко выраженной позиции экстрактивности. В Турции мы наблюдаем затянувшийся конфликт между военными, бюрократией, получившей полномочия вместе с сообществом бизнесменов-единомышленников благодаря Ататюрку, и представителями традиционной части общества, которые никогда на его программу не подписывались, но были в нее втянуты. Россия, как известно, опустилась до репрессий — как в советское, так и в постсоветское время. Обе страны имеют все необходимое: ресурсы, расположение, молодое, по сравнению с европейским, население, и обе терпят поражение в реализации своего экономического потенциала.

Станут ли эти страны сильнее или, наоборот, слабее в перспективе?

— Говоря о силе или слабости, люди часто подразумевают разные вещи. Работая над книгой, я пытался ответить на вопрос, способны ли эти страны обеспечить своим гражданам процветание. В этом, как мне кажется, измеряется сила государства.

Однако если послушать российских или турецких политиков, часто под понятием силы они подразумевают защиту авторитета их страны на международной арене.

Обе страны имеют преимущества: большая территория, выгодное стратегическое расположение согласно новому мировому порядку. Поэтому другие государства с ними в любом случае будут считаться.

Но говорить об их успехах по отношению к улучшению жизни своих граждан сейчас не получается. Это, кстати, относится и к Украине.

Есть ли шанс что-то изменить?

— Конечно. И это главная мысль, которую мы стараемся донести своей книгой. История — не рок. Страны способны менять институты довольно радикально. В принципе, все просто: нужно трансформировать существующие институты, максимально приблизив их к стандартам инклюзивных. Часто, но не всегда, это влечет за собой и политическую перестройку. Тогда потенциал экономического роста гарантированно возрастет. В большинстве случаев показатель ВВП на душу населения это мгновенно не удвоит, конечно. Но результаты исследований показывают: любая страна способна увеличить этот показатель на 20–30% за 20 лет. Главное — выбрать более инклюзивный путь.

Одним из сильнейших игроков на международной арене сегодня является Китай. Как будет развиваться экономика этой страны?

— В книге мы называем Китай хрестоматийным примером темы, которую исследовали. Оставаясь во власти экстрактивных политических институтов, Китай был очень бедным, медленно развивающимся государством, которое продиралось сквозь нехватку еды и кризисы. Как только под руководством Дэна Сяопина они стали понемногу менять курс в сторону инклюзивного государства, предоставив некую приватность аграрному и промышленному секторам, экономические показатели начали заметно расти.

Однако подъем, который сейчас переживает Китай, — экстрактивный, временный. Этот процесс характерен для стран с экономическими и политическими институтами, далекими (в случае с Пекином очень далекими) от инклюзивных. В Китае вся власть принадлежат Коммунистической партии, которая устраивает репрессии, ведет секретные дела, не допускает свободы слова, бряцает оружием.

Мы провели параллель между ростом Китая в последние двадцать лет и ростом Советского Союза в период правления Сталина. Похожая резкая индустриализация, повлиявшая на экономические показатели страны, внезапно и высоко взлетевшие по сравнению со стандартами своего времени. На многих людей это подействовало как гипноз.

Те, кто поддался чарам, огорчатся: рост не будет длиться долго. Он не основывается ни на создании новых технологий, ни на создании новых ресурсов продуктивности. Это использование имеющихся технологий, эксплуатация природных ископаемых, к примеру нефти и газа, как это делает Россия. Мы считаем, что примерно в следующем десятилетии Китай окажется на распутье. Стране придется выбирать: изменить формат институтов, сделав их более инклюзивными, или наблюдать, как экономика будет приходить в упадок. Если верить словам Си Цзиньпина, нынешнего лидера Коммунистической партии, призвавшего дать больше контроля Компартии и меньше свободы гражданским организациям, вероятно, Китай выберет второй вариант и останется при своих экстрактивных институтах.

Как партнерство России и Китая повлияет на мировую экономику и не сдвинет ли это Штаты с позиции лидера?

— Россия и Китай действительно являются сильными государствами. Но, как и в случае с Турцией, я задаю вопрос: достаточно ли они делают для того, чтобы обеспечить своих граждан? Китай, конечно, старается, но его показатель ВВП на душу населения составляет около 1/5 того же показателя в США. Думаю, не стоит паниковать.

Однажды вы заявили, что не являетесь советником ни одного из правительств. Предпочитаете заниматься исключительно экономикой?

— Я не верю в разделение экономики и политики. Но считаю, что большинство правительств, особенно в развивающихся странах, сами являются и проблемой, и решением. Не хочу иметь с ними никаких дел, так как очень сомневаюсь, что они действительно хотят знать, как улучшить жизнь своих народов. Гораздо чаще члены правительств думают о собственном обогащении или, если уровень коррупции в стране не очень высокий, о том, как укрепить свои позиции и заполучить еще больше рычагов власти.

Если, к примеру, ко мне обратится нигерийское правительство и предложит должность советника, сомневаюсь, что я ее приму.

• Читайте также: Российско-китайский альянс является чем-то вроде сделки с дьяволом, — Габриэла Торнтон

Закончите предложение: "Если бы каждый в мире имел диплом экономиста, мир бы стал…"

— …совершенно дисфункциональным. Не поймите неправильно: экономика — моя страсть, я люблю все, что с ней связано. Это великая наука, которая способна многое дать миру. Но я даже не осмелюсь представить мир, в котором каждый будет экономистом. Бизнесменам, политикам, юристам нужны эти знания. Всем остальным достаточно иметь определенный уровень финансовой грамотности. Тогда мы будем жить в мире, в котором каждый занимается своим делом. Для тех же, кто хочет знать, как экономика влияет на политику и другие сферы, существуют книги вроде нашей, в которых доступным языком объяснены сложные экономические процессы.