Похищение по-корейски. Как вождь Ким Чен Ир похитил южнокорейскую актрису

В конце 70-х популярная южнокорейская актриса Чой Ын Хи и ее муж, известный режиссер Син Сан Ок, становятся жертвами похитителей. Первой похищают красавицу Чой — с ней связывается некий гонконгский предприниматель, настаивающий на личной встрече для обсуждения ее роли в новом фильме. Доверчивую звезду накачивают наркотиками и тайно доставляют в чей-то дворец. Через какое-то время в такую же ловушку попадает и ее муж.

Пара довольно быстро узнает, что заказчик и организатор их похищения — сын северокорейского вождя Ким Ир Сена — Ким Чен Ир, который к выбору пленников подошел серьезно: ему нужны были таланты для съемок отечественных фильмов. Восемь лет понадобились звездной паре на то, чтобы усыпить бдительность главного киномана КНДР и осуществить побег из "золотой клетки".

Кто он

Режиссер, сценарист, писатель

Почему он

Книга Пола Фишера "Продюсер Ким Чен Ир" вышла в русском переводе

Именно этой истории посвящен документальный роман 28-летнего европейского писателя Пола Фишера. Он рассказал Фокусу о диктаторе-продюсере, выборе без выбора и о том, почему автору книги не стоит опасаться мести северокорейских спецслужб.

Ваша книга — о похищении талантливой южнокорейской пары северокорейским диктатором ради съемки фильмов. Когда вы впервые узнали об этой истории?

— Мне было 15, может быть, немного больше. В середине 90-х, когда Ким еще был жив, The Guardian опубликовала о нем огромную статью. Материал был посвящен сумасшедшим выходкам этого диктатора. В конце текста говорилось, что о северокорейском лидере ходят самые разные слухи, но одно известно наверняка: он так любит кинематограф, что однажды даже похитил любимого режиссера. Я помню, как прочел это и подумал: "Потрясающе".

Через несколько лет, уже всерьез занимаясь кино, я отправился на кинофестиваль. Там разговор зашел об увлечении Кима, но мои собеседники не очень углублялись в эту тему, поэтому никаких деталей разузнать не удалось. Я понял ситуацию так: наверное, было какое-то собрание, откуда режиссера и актрису добровольно-принудительно доставили во дворец диктатора, они побеседовали с ним, и их тут же отпустили. Мне показалось, что хоть история и короткая, ее хватит для того, чтобы поставить пьесу: на сцене были бы два персонажа — диктатор и режиссер. Так как оба они имеют власть над людьми и оба боятся ее потерять, мог бы получиться забавный диалог.

И вот спустя несколько лет я стал искать информацию об этом похищении. И понял, что все намного интереснее, чем я предполагал.

Многие говорили мне, что эта история не стоит и выеденного яйца: режиссер и актриса наверняка специально поехали с Северную Корею, а потом передумали там жить и сбежали. Я не очень верил в эту версию. Если они сами решили туда поехать, почему за первые пять лет не сняли ни одного фильма? Были и другие неувязки, и я захотел разузнать, что же произошло на самом деле. Решил написать книгу.

На тот момент у вас за плечами было семь лет режиссуры и никакого писательского опыта. Почему решили писать книгу, а не снимать фильм?

— Когда я больше узнал о том похищении, понял две вещи. Во-первых, в этой истории много интересных деталей, все они в 90-минутный фильм не влезут. Во-вторых, эта история оказалась настолько невероятной, что если бы я решил снять художественный фильм, никто не поверил бы в то, что все это действительно было. Зрители подумали бы: "Да, фильм основан на реальных событиях, но режиссер наверняка все приукрасил". Хорошей документалки тоже не получилось бы — никто не пустил бы меня снимать в Северную Корею.

Кроме того, я всегда хотел написать книгу. И понял: если и буду писать книгу всей своей жизни, то только об этой истории — простой, но невероятной, с массой ярких деталей.

С детства мечтали стать писателем?

— Нет. Мне нравился баскетбол. Но отец-бизнесмен с детства учил меня и двух братьев: что бы вы ни делали, делайте это хорошо. Толстый белокожий мальчик понимал, что Майклом Джорданом ему не стать. Я сказал себе: эй, посмотри в зеркало, вряд ли из тебя получится выдающийся баскетболист.

Поэтому я захотел стать Стивеном Спилбергом. Мне казалось, что его работа — лучшее, чем можно зарабатывать на жизнь. Я читал о нем в журналах и думал: "Ему даже не нужно носить дурацкие костюмы, на всех фото он в футболке и кепке, сидит в кресле, сочиняет истории". Ты придумываешь игру и персонажей, и коллектив людей работает над тем, чтобы воплотить это в жизнь. А потом ты показываешь это людям, и они восхищаются твоей фантазией, ты зарабатываешь миллионы и миллиарды. Что может быть круче? Я сочинял для друзей страшилки и ни капли не сомневался в том, что из меня получится новый Спилберг.

Любовь к кино прекрасно уживалась с любовью к книгам. Когда мне было 10 лет, моя любимая учительница решила эмигрировать в Канаду. В конце учебного года, перед отъездом, она купила каждому ученику по книге. Они были разные, она подбирала каждую, основываясь на характере и увлечениях ребенка. И каждую книгу она подписала: оставила небольшое напутствие. Учительница подарила мне детский рассказ, действие которого разворачивались на фоне французской революции. А дарственная надпись гласила: усердно работай, и ты добьешься всего, чего захочешь. А дальше шло не совсем понятное для меня предложение: "Надеюсь, ты пришлешь мне экземпляр своей первой книги с автографом". Конечно, я любил сочинять, но мысль о том, что можно написать свою книгу, до этого момента ни разу не приходила в голову.

Тем не менее, окончив школу, вы пошли учиться на социолога.

— Когда я окончил школу, заключил с родителями сделку: я поступлю в престижный парижский университет, получу степень по социологии, а потом смогу заниматься чем захочу. При этом родители будут знать, что с хорошим образованием я всегда смогу найти высокооплачиваемую работу.

Наша сделка сорвалась: моего терпения хватило ровно на год. Я забрал документы и решил учиться тому, что мне нравится. Сначала поступил в одну из лучших американских киношкол, но денег хватило только на первые три месяца учебы. Тогда я записался на экспресс-курсы режиссерского мастерства. С тех пор вот уже сколько лет режиссирую и продюсирую.

А еще — пишете книгу о Ким Чен Ире, диктаторе, который был помешан на кинематографе. Изменилось ли за последнее время ваше мнение о "коллеге по цеху"?

— Да. Честно говоря, раньше он был в моих глазах комедийной фигурой, героем злых анекдотов, в которых маленький диктатор пытается заставить народ голодать.

За эти два года мне удалось больше узнать о его детстве и юности. Я попытался поставить себя на его место: многое ли подвластно сыну диктатора? Родившись в стране, в которой все поклоняются тебе и твоему отцу, вариантов у тебя немного: бежать куда глаза глядят или принять все как есть. Можно еще попытаться построить демократию. Однако кто помнит об этом варианте, когда получает доступ к абсолютной, безграничной власти?

Ким рос и видел, что любого враждебно настроенного взрослого его папа убивает или отправляет за решетку. Ничего другого он не видел. Кем он мог стать? При этом у парня действительно была тяга к искусству, он всерьез увлекался кино. В герое анекдотов я разглядел шекспировского персонажа, чья судьба предначертана, а выбор крайне ограничен. Он был человеком — злым, нехорошим, но человеком. А не монстром, как его принято изображать.

О таких говорят, что они родились не в том месте и не в то время.

— Что-то подобное я чувствовал по отношению ко всем его соотечественникам. Корея, обе ее части, вообще кажутся страной, которая появилась не в том месте. Маленькое государство, которое ютится между Россией, Китаем и Японией, на него постоянно пытаются давить или влиять большие страны.

В школе на уроках географии я думал о том, что выиграл лотерею, родившись белым мужчиной в западноевропейской семье, где родители — представители среднего класса, они любят друг друга и меня, и в стране не идет война. Другие, появившись на свет там, где они появились, счастливый лотерейный билет не выиграли.

Когда я писал эту книгу, я думал и о Чой Ын Хи, южнокорейской актрисе, которую похитил диктатор. Родившись женщиной в непростой стране и в непростое время, она должна была действовать исходя из того, что у нее было. То же касается и ее мужа-режиссера, и Кима, и других корейцев.

Если в 1945-м тебе не повезло родиться на 100 метров левее от разграничительной линии, ты становился северным корейцем. И ты, и твои дети были обречены на страдания. А тот, кто родился на 100 метров правее от линии, становился гражданином Южной Кореи, и жизнь его складывалась совершенно по-другому. Трагедия в том, что эти люди могли быть родственниками. Этой теме я тоже уделил внимание в книге.

Очень легко найти на карте Северную Корею и сказать: "Она далеко, и меня это не касается". Однако подумав, можно понять, что подобное могло произойти с каждым из нас.

Изучая личность Ким Чен Ира, не хотелось ли вам самому на час-другой стать диктатором?

— Нет. И единственная тому причина — я люблю взаимодействовать с людьми. Я хотел стать "как Спилберг", потому что в этом случае я мог бы играть с друзьями, вместе снимать фильмы. За это я люблю свою профессию. Когда я пишу сценарий или рассказ, мне не хватает живого общения, я с нетерпением жду обсуждения текста с редактором.

Быть диктатором — это наслаждаться собой в извращенном виде. Кроме того, каждый день диктатора проходит в страхе за свою безопасность, за непоколебимость собственной власти и могущества. Как по мне, это не лучший способ прожить жизнь. Вы не представляете, какой ужас и чувство вины я испытываю, когда понимаю, что был в супермаркете и забыл купить то, что просила моя девушка.

Вы — эмоциональный человек?

— Думаю, да. Недавно я жаловался другу, что в тридцать как-то рановато плакать над каждым хоть немного трогательным фильмом или шоу. Однако я не могу себя сдерживать.

Что вы чувствовали во время работы над книгой?

— Разное. Конечно, было огорчение. Первый черновик я дописывал с опозданием, он был перенасыщен деталями и абсолютно непригоден для чтения. Я осознавал, что он далек от идеала, понимал, что это часть процесса, но все равно чувствовал себя подавленно.

Кроме того, мне было немного страшно, что читатели меня засмеют. Это же моя первая книга. Я думал: как только она появится на полках магазинов, обязательно найдется какой-то знаток-кореевед, который назовет мою работу отстойной, и скажет, что я не разбираюсь в том, о чем взялся писать.

Были и положительные эмоции, причем немало. Но самые сильные из них я испытал позже. Во время первых презентаций книги ко мне подходили корейцы и корееведы, начинали общаться со мной на корейском. Я говорил: "Извините, я не владею этим языком". В ответ все они, как один, удивлялись: "Как, вы не говорите на корейском? Мы думали, что человек, написавший такую книгу, наверняка несколько лет прожил в Корее". Приходилось признаваться, что раньше о Северной Корее я знал не больше, чем писали в новостях, и только два года назад стал тщательно изучать информацию об этой стране. Моих собеседников это поражало, они говорили, что мне удалось проделать невероятную работу. По-моему, это лучшее, на что может надеяться автор, который берется писать о другой культуре. Я ни в коем случае не хотел быть очередным белым западным писателем, который пишет в стиле "Сейчас я расскажу вам, как все было на самом деле".

Корректно ли называть вашу книгу документальным романом?

— Конечно. Это нон-фикшн. Я ничего не додумывал. Я хотел передать реальную историю, которая читалась бы с тем же удовольствием, что и художественный роман.

Какие источники вы использовали для написания книги?

— Основной — это мемуары Син Сан Ока, похищенного режиссера. Он написал их на основании своего дневника. Настоящий отчет: в таком-то часу я проснулся, почистил зубы, потом делал это, потом делал то, потом уснул. И все это пересыпано размышлениями о том, что Южная Корея — это добро, а Северная — зло, явно "подсказанными" перед публикацией южнокорейскими спецслужбами. Один южнокорейский журналист перевел эту книгу для своего исследования. Я одолжил у него перевод, чтобы у меня была "версия жертв".

А потом я начал спрашивать об этой истории всех, кто имел хоть какое-то отношение к ней: северокорейских беженцев, которые были как-то связаны с Ким Чен Иром или работали в киноиндустрии, граждан других стран. Кроме того, мне удалось пообщаться с бывшим сотрудником ЦРУ, который присутствовал при допросе режиссера и актрисы, когда те сбежали, и с другими сотрудниками спецслужб.

Я проверил заявления режиссера о том, что из-за несогласия сотрудничать первые несколько лет он провел в тюрьме. Син Сан Ок не врал. К примеру, его описания тюрьмы полностью совпадали с рассказами беженцев, которые отбывали заключение там же, но позже. Еще режиссер описывал близлежащие к тюрьме ландшафты — и спутниковые снимки подтверждают его слова.

Я понимал, что обязательно нужно все проверить. Конечно, в Северной Корее происходят сумасшедшие вещи. Но часто рассказы о них преувеличены или неправильно трактованы. Сначала непроверенную информацию публикует какая-то неизвестная газетенка, потом Дейли Мейл, дальше Нью-Йорк Таймс, еще кто-то. В итоге, мы начинаем верить в утку. Я не хотел распространять слухи.

Мой основной принцип во время работы над этой книгой: если нахожу какую-то кроху информации, но ни один серьезный ресурс ее не подтверждает, я не использую эту информацию. Исключением стали несколько моментов, где режиссер и актриса — единственные источники, и никто, кроме них, не может опровергнуть или подтвердить информацию. Но я не забывал уточнить, что такие данные — личная трактовка этой пары. Если же у меня были два или больше подтверждения факта, тогда я смело писал что это в действительности произошло.

Я не случайно так осторожничал. Если бы какой-то эксперт по Северной Корее нашел откровенную ложь, которую я выдаю за правду, он мог бы сказать, что все в книге выдумка.

Возможно, это была не единственная причина осторожничать. Я помню, с каким скрипом в 2014-м вышла на экраны комедия Голдберга и Рогена "Интервью", высмеивающая злобного северокорейского диктатора. Тогда создатели фильма получали угрозы и требования отказаться от проката фильма. Как насчет вашей книги? Не получили ли вы пару-тройку убедительных просьб отказаться от публикации?

— К сожалению, ни единой угрозы. Мой агент и издатель приходили в восторг от того, что, возможно, мы перешли кому-то дорогу. Они постоянно говорили: "Хоть бы нас взломали какие-то северокорейские хакеры, это прибавило бы нам интереса общественности".

На самом деле круг тем, из-за которых вас попытаются напугать спецслужбы Северной Кореи, очень узок. Скорее всего, пустыми угрозами все и закончится. Список тем, работа над которыми может иметь неприятные последствия, еще уже. Мой роман к ним не относится. Хотя бы потому, что об этой истории всем давным-давно известно, первая волна обсуждений прокатилась и стихла еще в 80–90-х.

Есть еще кое-что: эта история говорит о могуществе режима. Действия Кима выглядят абсурдными, смешными, но режим не выглядит тупым. Диктаторы любят, когда кто-то говорит об их могуществе: мол, смотрите, у нас есть возможность похищать людей и заставлять их делать то, что мы пожелаем. Особенно приятно это можем быть сейчас, когда по факту от былой мощи не осталось и следа.

Но если бы угрозы были — отказались бы от публикации книги?

— Если бы мы получили хоть одну угрозу или призыв не публиковать книгу, думаю, мой издатель и я в один голос сказали бы: "Прекрасно. Вынесем это на обложку, пусть люди знают и покупают!".

Когда произошел скандал с фильмом "Интервью", моя команда раздумывала над тем, не опубликовать ли книгу пораньше, чтобы тоже отхватить кусок внимания. Мне повезло работать с людьми, которые думают в том же направлении, что и я: если кто-то говорит вам не публиковать чего-то, пошлите его подальше и опубликуйте. Даже если потом вам придется бесплатно раздавать книгу на улицах и не заработать на ней ни цента.

Не хотелось ли вам завернуть экземпляр своей книги в красивую оберточную бумагу и отправить вместе с автографом нынешнему правителю Северной Кореи?

— Вообще-то такая мысль была. Серьезно. Но я от нее отказался. Да, получился бы красивый рекламный трюк, но не больше. Раз никаких реальных перемен в жизни его народа за этим не последует, значит, это был бы бессмысленный поступок.

Книга о диктаторе-продюсере может повлиять на читателей, в частности, на корейцев?

— К сожалению, я сомневаюсь, что эта книга когда-либо попадет в Северную Корею. Хотя на самом деле, есть люди, которые занимаются пропагандой против режима. Вместе с другими материалами они могли бы доставить книгу по воздуху, сбросить на парашюте вместе с едой и листовками.

К концу года книгу опубликуют в Южной Корее. Это меня очень радует. В Южной Корее многие мои ровесники уже утратили чувство единства с Северной Кореей, они не задумываются о проблемах сограждан, живущих на этой территории, о том, что когда-то были одной страной. Усугубляет ситуацию и то, что в Южной Корее по сей день принято считать Северную Корею абсолютным злом. Пообщались с родственником из Северной Кореи без особого государственного разрешения? Нет сомнений, вы предатель.

Я не питаю иллюзий, не думаю: прочитав мою книгу все бросятся обниматься. Кого-то она заставит задуматься о том, что все более сложно, чем кажется, не стоит делить мир на "черных" и "белых", и это прекрасно.

Возможно, фильм, снятый по вашей книге, достучался бы до большего количества людей.

— Книги и фильмы влияют на людей по-разному. К примеру, к книгам почему-то всегда относятся немного серьезнее, однако фильмы на актуальные темы способны собрать большую аудиторию, здесь я с вами согласен. Фильм легче рекламировать — в ход идут не только постеры, но и трейлеры повсюду.

Думали ли вы над тем, чтобы трансформировать книгу в фильм?

— Честно говоря, снять фильм по документальному роману — задача не из легких. Скажу по секрету: один оскароносный режиссер все же отважился экранизировать мой роман, работа уже идет полным ходом. Посмотрим, что из этого выйдет.

Есть еще одна сложность — финансовая. Китай, как правило, не пускает в свой прокат фильмы, критикующие Северную Корею. Особенно если в главных ролях — актеры-азиаты. А КНР — крупный рынок, его отказ сотрудничать может повлечь финансовые трудности. Тем не менее моя команда настроена оптимистично.

Вы не только режиссер и писатель, но еще и молодой отец. Разделяет ли ваши интересы дочь?

— Она еще совсем маленькая — ей два года, чтобы явно демонстрировать интерес к чему-то одному. Но знаете, ей определенно нравятся камеры. Мы вместе их тестируем: я прикрепляю новую камеру к маленьким игрушечным машинкам на радиоуправлении и снимаю, как она играет. Потом мы вместе смотрим эти ролики — видно, что это приносит ей удовольствие. Когда она подрастет, я смогу показать ей, как что-то создавать. Эта мысль приводит меня в восторг.