Ловец слов. Как полвека любить одного и того же поэта

Редко кому удается любить одного и того же человека на протяжении почти полувека. У Марка Белорусца это получается. С тех пор, как он впервые прочитал стихи родившегося в Черновцах австрийского поэта Пауля Целана, прошло 46 лет. Но Белорусец до сих пор говорит о нем, как о неоцененном сокровище.

Белорусец не пишет стихи, но практически говорит ими.

КТО ОН

Один из самых известных украинских переводчиков. С 1970 года он переводит с немецкого на русский стихи и прозу Пауля Целана, Георга Тракля, Роберта Музиля, Гюнтера Айха и других. За перевод книги "Пауль Целан. Стихотворения. Проза. Письма" Белорусец в 2008 году получил премию Андрея Белого. Дважды был лауреатом премии Австрийской республики

ПОЧЕМУ ОН

11 сентября на фестивале Meridian Czernowitz в Черновцах состоялась презентация "Антологии современной австрийской поэзии", для которой Белорусец перевел стихи 15 поэтов. Скоро в Goethe-Institut в Киеве состоится театрализованное чтение радиопьесы Айха "Школьницы из Витербо" в переводе Белорусца и Татьяны Баскаковой

Я стараюсь переводить поэтов, которых люблю. Как переводчики выбирают, кого именно будут переводить? А как девушка выбирает себе мужа? Вы встречаетесь с молодым человеком, проводите с ним день, два, месяц. И видите: это не тот человек. Потом появляется другой, может быть, третий. В итоге вы находите того или, может, ту, "кто вам для счастья нужен", как пел Вертинский. Конечно, хорошо, если любовь с первого взгляда. Но случается по-всякому.

С выбором стихов для перевода происходит почти так же. Взять хотя бы мою историю с Паулем Целаном. Когда вы его прочитаете, поймете, что в него можно впасть, как в реку впадают маленькие речки. Как вообще — впадают.

А началось это так. Мы с приятелем познакомились на улице Прорезной с немецкой художницей. Ее любимым произведением был "Подросток" Достоевского, и стихи Целана постоянно лежали у нее на столе. "Он откуда-то из ваших мест, — сказала она. — Я пришлю тебе книжку". Это было первое чудо. Вторым чудом стало то, что книга дошла. Ведь книжные посылки с Запада часто пропадали.

Я почитал его сборник, но понял не очень много. Я тогда знал немецкий намного хуже, чем сейчас. Но в самой атмосфере стихов, даже, пожалуй, в пробелах между словами было что-то очень близкое мне. Это меня потрясло. Даже сотрясло. Целан покончил с собой в 1970 году, за год до того, как я прочитал его стихи.

В моих первых переводах Целана было немало самоуверенности. Какие-то вещи я переводил интуитивно, не углубляясь в многозначный смысл. И, как мне казалось, выходило иногда неплохо. Когда я пришел со своими переводами к Соломону Константиновичу Апту (выдающийся российский переводчик. — Фокус), он произнес фразу, которой мне хватило потом на многие годы. Он сказал: "У вас тут получилось".

Вам кажется, что стихи в переводе — это больше творчество переводчика, чем поэта? Но возьмем, к примеру, фугу Баха. Если ее играет прекрасный пианист, то чего в этой игре больше — Баха или пианиста? Смею думать, все-таки Баха. Так и с переводчиками. Нужно засунуть свое горячо любимое "я" в карман и тихо следовать за оригиналом.

Марк Белорусец: "Переводчику нужно засунуть свое горячо любимое "я" в карман и тихо следовать за оригиналом"

Перевод — это список потерь. Он всегда хуже оригинала. Если перевод может улучшить оригинал, значит, эти стихи никуда не годятся. Задача переводчика скромная: показать, как поэт работает со словом.

Перевод — это попытка сказать об оригинале, но не пересказать его. Нужно найти в своем языке метафору, которая передаст метафору поэта. Если вы поедете в Грецию, увидите там большие машины с надписью "μεταφορά". Это греческое слово, оно означает "перевозка". Значение одного слова "перевозится" поближе к значению другого. То есть метафора их значения сближает.

"Она как роза алая цвела". Что это значит? Она была юная и расцветала подобно розе. Она цвела так прекрасно, как цвела роза. Я сказал сейчас 14 слов. А можно обойтись тремя: она розой цвела. Вот это и есть метафора.

Я не считаю, что владею немецким языком. Как вообще можно владеть языком? Это язык владеет нами. Уверен, что я все еще плохо знаю немецкий, мне бы и русский следовало знать получше. И украинский тоже.

Почему именно немецкий? У меня была по этому поводу одна теория. Она довольно гнилая и сомнительная. Даже безумная. В юности я полагал, что язык нельзя выучить, его можно только вспомнить.

Я из еврейской семьи, и моя бабушка говорила на русском с вкраплением украинских слов и на идише. А идиш — один из немецких диалектов. Иногда взрослые говорили при мне на идише, потому что считали, что ребенку о чем-то не надо знать. А мне ведь очень хотелось знать именно это. Я стал понимать идиш. Мне представлялось, что немецкий будет выучить просто, потому что он похож на идиш, и еще потому, что мне нравится Гейне. Я ошибался. Видимо, у меня мало способностей к языкам.

Следуя своей теории, я с самого раннего детства талдычил дочери немецкий. Она еще лежала в пеленках, а я уже говорил с ней по-немецки. Сначала она научилась читать на немецком, а потом на русском.

Марк Белорусец: "Я не считаю, что владею немецким языком. Как вообще можно владеть языком? Это язык владеет нами"

Я встречал отнюдь не немецкоязычных людей, которые знают немецкий гораздо лучше меня. У меня есть в Германии друзья, которые великолепно говорят по-русски. Почти без акцента. Конечно, важно еще чувствовать язык. Но не будем преувеличивать значение чувствования. Ошибки при этом, увы, возможны. И еще какие.

Почему я не пишу стихи? Подобный вопрос я задал нашему великому переводчику Мыколе Лукашу. Он ответил: "А зачем писать? Уже столько понаписали — только переводи". На самом деле я, может быть, боюсь писать. Или не решаюсь. Или мне не хватает сил. Поэзия ведь требует душевных и даже физических сил. А еще невероятной уверенности в себе. Поэт — это "Я пришел и говорю". То есть я уподобляю себя Гомеру и… список можно продолжить. Поэты всегда отважны. Хотя в жизни они могут быть последними трусами.

Знаете, что общего у поэта и переводчика? И тому и другому важна память. Она связывает слова, сопрягает в них внутренние метафоры. Без этого ничего не выходит. Память — это инструмент. Целан покончил с собой, и, вероятно, одна из причин — из-за болезни психики и тогдашних (да и сегодняшних) методов лечения у него стала слабеть память. Ему казалось, что он не сможет писать. А без этого он жизни не мыслил.

Но для поэта важна не только память. Что еще? Своего рода наивность, детское восприятие мира, всех его проявлений. Чтобы пятая любовь была, как первая. У Пикассо, к примеру, было много жен. Помнил ли он сам сколько?! Его биограф писал: "А впереди маэстро ждала новая любовь". Не интрижка, а любовь. Он и вправду вновь влюблялся. А влюбиться — это движение молодого сердца, юношеское движение.

Поэт смотрит на дерево, которое мы равнодушно видим, и оно его изумляет. Он напишет о том, какое оно высокое, гармоничное, как удивительно разговаривает с землей и небом. Поэт способен по-иному увидеть войну. Увидеть ее как череду безжалостных отвратительных убийств, где нет ничего героического. Он не сможет к ней привыкнуть, как, к сожалению, привыкаем мы. Поэтическое видение — всегда трагично, хотя стихи порой случаются веселые.

Марк Белорусец: "Счастье — очень простое и вместе с тем сложное понятие. Я все время пытаюсь заменить это слово каким-нибудь другим"

Обратите внимание, как поэт чувствует, предчувствует свою смерть. Ахматовское: "Здесь все меня переживет, / Все, даже ветхие скворешни / И этот воздух, воздух вешний, / Морской свершивший перелет". Ахматова живет у себя на даче в Комарово, но она уже знает: здесь все ее переживет. Это все останется, а ее не будет.

Возможно, сейчас нет великих писателей и поэтов в Украине, в России, в мире. Не каждый день являются Толстой, Шевченко, Марсель Пруст, Стус, Рембо. Но у нас есть сегодня Андрухович, Жадан, Забужко, Ирванец, Херсонский. Они хорошо пишут. Можно называть еще и еще. А какие поэты были уничтожены в тридцатые годы! Здесь и Плужник, и Зеров, и Драй-Хмара. А вы хотите кого? Пушкина? Может быть, завтра будет.

Очень трудно писать, даже страшно. Нобелевского лауреата Уильяма Голдинга как-то спросили: "Что вы испытываете, закончив очередной роман? ". Он ответил: "Ужас, что я больше ничего не напишу".

• Читайте также: Трудности переводчика. Как Вадим Кастелли работал с четырьмя украинскими президентами

Вчера я шел в Черновцах по длинной улице, на которой стоит памятник Паулю Целану. Шел мимо зданий, сооруженных еще во времена Австро-Венгрии. Каждое украсило бы любую киевскую улицу. По одну сторону той длинной черновицкой улицы виднелся старый австрийский парк, по другую была улица Целана, уходящая в сторону от памятника. Я подумал: этого не может быть — Целану, вечному эмигранту, вряд ли могло присниться, что его именем назовут улицу в родном городе. В этот момент у меня было ощущение полноты бытия. Это длилось секунды две, а потом прошло. Счастье — очень простое и вместе с тем сложное понятие. Я все время пытаюсь заменить это слово каким-нибудь другим.

Фото: Александр Чекменев