При Муссолини поезда все-таки опаздывали, — Александра Петрова

КТО ОНА

Поэт, прозаик, переводчик. Родилась в 1964-м в Ленинграде. В 1993‒1998 гг. жила в Иерусалиме, училась на факультете истории искусств Еврейского университета. С 1998 г. живет в Риме. Переводила с иврита и итальянского, переводилась на английский, иврит, итальянский, китайский, португальский, словацкий, словенский, сербский и немецкий языки. Дважды финалист (1999, 2008) — в номинации "поэзия" — Премии Андрея Белого

ПОЧЕМУ ОНА

Вышедший в 2016-м дебютный роман Александры Петровой "Аппендикс" стал одним из самых заметных литературных явлений года, сделал автора лауреатом Премии Андрея Белого, вошел в шорт-лист премии "НОС" и лонг-листы "Русской премии", Премии Александра Пятигорского и "Большой книги"

Как думаете, почему ваш роман о Риме стал таким "премиальным"?

— Роман получил Премию Андрея Белого, и для меня это наивысшая награда. Хотя Премия Андрея Белого давно стала официальной, такое впечатление, что все постепенно возвращается назад, когда в начале двухтысячных номинантов/лауреатов этой премии можно было печатно по старинке назвать "маловразумительными маргиналами" и негодовать, что их вздумали пускать в "респектабельные толстые журналы" и в "мейнстрим". Потенциальные номинанты Премии Белого и номинанты других премий — это две разные эстетики, возможно даже — две разные России. Но думаю, что чаще всего все взаимно. И самим "невразумительным маргиналам" в общем-то, полагаю, было бы не всегда удобно оказаться среди лауреатов некоторых премий, учитывая их сегодняшний контекст, риторику и антураж, хотя и хотелось бы, может, вслед за одним из персонажей Добычина воскликнуть: "Господи, почему так легко на душе? Уж не 200 ли тысяч мы выиграли?"

Ваш роман — европейский, западный — по стилю и мировоззрению?

— Мой роман отчасти наследует традиции западного романа, отчасти от них отталкивается, однако, безусловно, он наследует не в последнюю очередь и традиции русской литературы.

Вы упомянули Добычина. Об "Аппендиксе" пишут, что он во многом "добычинский", а творчеством Добычина вы занимались в Тарту. Несоветский писатель Добычин, бесследно исчезнувший в 1936-м после разгрома его книги в Союзе писателей, просто пропавший и все, сегодня оказывается для современной русской литературы одним из самых важных. Выросший в Двинске — Даугавпилсе Добычин был для своей эпохи нетипичным, чересчур западным?

— Добычиным я занималась сама по себе, установив заодно место его рождения, опубликовав его переписку с Корнеем Чуковским вместе со своими комментариями и сделав несколько открытий, которыми потом сама как исследователь не воспользовалась. В "нулевом письме" Добычина мне видится в том числе его реакция на обнуление личности, навязанное эпохой. "Город Эн" — проза о мальчике из мелкобуржуазной среды и его детстве, проведенном в провинциальном городе, — пронизан некой ностальгической, брезгливой, уничтожающей иронией по отношению как к этой среде, так и к самому себе ("авторскому голосу"). Но духота мира Добычина, поражающая контрастом по сравнению с его прозрачным письмом, не предгрозовая. Она перманентная и проистекает из самого человека. Почти те же персонажи из предреволюционного мира обитают и в постреволюционном. Здесь перед нами вера в человека почти по-чеховски. Только со знаком наоборот.

Мой роман трудно назвать "добычинским", в главках, связанных с детством, он соприкасается порой (и часто естественным образом) с тем, что принято называть "отстранением", которое вообще характерно для взгляда, устремленного в собственное прошлое, тем более когда о нем рассказывается из радикально иной эпохи и чуждого пространства.

Как вам кажется, в современной русской литературе, условно говоря, советская и несоветская линии, традиции как-то пересекаются, сплетаются? И какая из них превалирует?

— Современная русская литература для меня — это Саша Соколов, Александр Ильянен, в лучших своих текстах — Сорокин. Они не имеют отношения к советской эстетике, но в то же время их невозможно и оторвать от советского опыта.

Россия — на обломках советской империи, Италия — Римской: много общего между ними или больше различий?

— Советский Союз с точки зрения истории — мгновение. Римская история длилась почти десять веков, их трудно сравнивать.

А как современная Италия относится к слову (и явлению, конечно) "фашизм"? Ведь фашизм — итальянский, хоть благодаря советской идеологеме "немецко-фашистские захватчики" и подменил собой понятие "нацизм".

— Как на официальном уровне, так и на гражданском отношение к фашизму негативное, хотя есть небольшой процент ностальгирующих неофашистов. Однако все итальянцы разделяют понятия "фашизм" и "нацизм". Есть правые, но даже в партии Forza Italia официально никто бы не решился и не стал бы даже, наверное, идентифицировать себя с фашистами.

А Муссолини — как к нему относятся сегодня итальянцы? Как к Гитлеру или все сложнее?

— Смотря какие итальянцы. Те, с которыми я вожусь, считают его по меньшей мере самовлюбленным карьеристом. Мне приходилось встречаться и с теми, кто вспоминает, что при его власти были сделаны дороги и поезда не опаздывали. Последнее утверждение, кстати, было поставлено под сомнение исследованиями историков. Оказывается, поезда все-таки опаздывали. Получается, что это наше сознание ищет подтверждений, необходимых для оправдания нашей жажды деспотов и тиранов.

Три года назад украинцы из российских СМИ узнали, что все они "укрофашисты". Интересно, знают ли этот термин в Италии и как реагируют на него?

— Этот термин в Италии не известен, скорее, некое крыло левых обзывает, начиная с Майдана, украинцев неонацистами, антисемитами и пр. Эти леваки, однако, вызывают большие подозрения, потому что склоняются ниц перед Путиным как борцом с империализмом, в первую очередь, конечно, американским. Увы, эти люди ослеплены идеологией и глухи к тому, что происходит в России в реальности. Это поколение старых коммунистов, шедших когда-то в ногу с компартией СССР, и их уже тоже немолодых потомков.

Украинцы для Италии свои, близкие? Ведь Италия для украинцев — своя, диаспорная, заробитчанская.

— В Италии много украинских женщин, работающих сиделками. Думаю, жизнь у них весьма нелегкая. Родство между одной группой и другой часто находят, ища различия между этими группами с другими. В этом смысле для Италии "близкие" — это народы Средиземноморья, особенно испанцы и французы, однако, как это бывает с ближайшими соседями, отношения были не лишены конфликтов, с последними даже в недалеком прошлом.

Насколько заметна Украина — литература, культура — из Италии? И в Италии?

— К сожалению, украинская литература пока почти не переведена на итальянский.

Часто Италию, как Украину на запад и восток, делят на север и юг. Вы живете в Риме — по центру, как оттуда это все, различия между севером и югом, воспринимается?

— У Северной Италии по отношению к Южной по-прежнему много предрассудков, хотя на севере живет множество иммигрантов с юга. Различия, конечно, существуют, хотя и на пространствах куда более узких. Тоскана и Лаций или Кампания и Пулья — совершенно разные миры.

И все-таки Италия едина?

— И да и нет. В музеях Ватикана есть Галерея Карт, в которой Италия представлена как единое целое. В это целое, кстати, включены Корсика и Авиньон. По одну сторону длинного коридора написанные в технике фрески располагаются карты земель, омываемых Тирренским морем, по другую — Адриатикой. Галерея создана во второй половине XVI века. До объединения Италии оставалось триста лет, и она представляла собой множество различных государств, однако уже тогда передовыми умами воспринималась как целое, объединенное единым языком, историей и религией.

Итальянцы — европейцы, называют себя так? Или говорят, что настоящие европейцы — немцы и французы?

— С исторической точки зрения, Европа начинается, скорее, с Греции и Древнего Рима / Италии, и итальянцы об этом не забывают.

Знаю, вы сейчас занимаетесь восстановлением истории своей семьи, ее украинской части, — поиском корней?

— Это поиск себя и желание отдать должное тем, кто достоин большего, чем забвение.

Ваши предки Любицкие — старинный казацкий род, харьковские сотники еще в те времена, когда Слободская Украина была хоть и вассальным, но все-таки отдельным от Московского царства государством, а затем— губернские секретари, титулярные советники, мировые судьи. Какими вы их видите, европейцами?

— Я никогда не задумывалась о них с этой точки зрения. Для меня они прежде всего харьковчане.

По рассказам, мой прадед, Александр Константинович, служивший казначеем-экзекутором в Ветеринарном институте, но посвящавший все свободное время живописи и фотографии, был настроен антимонархически и был уверен в необходимости демократизации общества. Но, насколько я понимаю, он был далек от реальной политики, хотя и был человеком весьма деятельным. Считая, что живописи и пониманию искусства необходимо учить всех, он устраивал открытые уроки-лекции у себя дома. Мой дед, однако, несмотря на то, что был прекрасным рисовальщиком, возможно, наперекор отцу, но и по моде времени выбрал точные науки. Он окончил гимназию Давиденко, а к 1917 году — 4-й курс естественного отделения физико-математического факультета Харьковского университета по химической секции и до декабря того же года служил сменным химиком на Новоянковском химическом заводе.

А как сложились судьбы Любицких в советское время?

— Довольно плачевно. В 1927 году мой дед, Георгий Александрович, переехал в Москву, где в 1930-м был арестован "за принадлежность к подпольному анархическому кружку". Выдержки из его личного дела опубликованы в книге Андрея Никитина "Орден российских тамплиеров". Перед войной дед жил в Армении. Воевал. В 1947 году был повторно арестован уже в Харькове, куда приехал в надежде узнать хоть что-то о своей семье. Кажется, он был отправлен в лагерь в Семипалатинске, мне еще предстоит это выяснить. Разумеется, основная часть имущества семьи была конфискована, но Александр Константинович больше всего переживал из-за экспроприации фотомастерской, в которую он преобразовал свою студию. Было бы счастьем найти хотя бы одну картину, написанную моим прадедом. Он был успешным художником, писал пейзажи (продавал их в харьковском Пассаже) и портреты. Где-то (может, на чьем-нибудь чердаке или в коллекции какого-нибудь знатока) могут найтись и фотографии, в том числе его родного города.

• Читайте также: Немцы не хотят воевать с Россией из-за "какой-то Украины", — Ян Гиммельфарб

Это же готовый сюжет. Если не секрет, возможно, ваш следующий роман будет и о Любицких и об Украине?

— Все, конечно, возможно.