До Майдана средний психологический возраст украинца был 13 лет, – Светлана Ройз
Семейный психолог Светлана Ройз рассказала Фокусу о том, почему украинское общество застряло в подростковом возрасте, как кризис помогает вырасти, почему наши дети взрослее нас и как не отобрать у них будущее
Светлана Ройз берет розовый воздушный шарик и трет им о платье и волосы.
– А теперь небольшое чудо, – говорит она, улыбаясь, и шарик, электризуясь, липнет к стене. – Детям это очень нравится. А для нас это один из способов в игровой форме поработать со страхом прикосновений, приучить ребенка, да и взрослого, к тому, что телесный контакт может быть безопасным и комфортным. Это один из методов работы с сенсорной депривацией.
Светлана – семейный психолог. Она уверена, что кризис заставляет украинское общество, застрявшее в психологическом "подростковом возрасте", наконец-то повзрослеть. Ведь только взрослый родитель может быть опорой для ребенка.
Повзрослей, если сможешь
Что сегодня дети думают о войне?
– Недавно мы играли с подростками в одну игру. Они вслепую выбирали себе пальчиковую куклу (это мог быть Фрейд, Моцарт, Наполеон или другой персонаж), а потом от ее лица рассказывали о войне и мире. Кто-то говорил о том, что не хочет думать о войне и участвовать в ней, кто-то – что он мог бы сделать и как помочь. Они говорили и о том, что будет, когда война закончится. Это зрелая, взрослая позиция – думать о завтрашнем дне. Ведь те, для кого смыслом жизни стала война – наблюдение за ходом действий, помощь другим, после окончания военных действий останутся с внутренней пустотой. Важно, чтобы война, болезнь не стали смыслом жизни. Говорили о единстве, и это хорошо, что по телевизору прозвучал меседж "Украина – Єдина". Некоторые говорили о том, что страшно. Но страх закономерен. Естественно бояться, когда идут военные действия.
И те дети, которые не могут эмоционально опереться на взрослых, если собственных сил не хватает, уходят либо в страх, либо в агрессивную защиту, либо в инфантилизацию и болезни. Некоторые из них пошли в тренажерные залы, некоторые начали изучать иностранные языки. Ситуация такая, что всех выносит на новый уровень: кто-то еще больше озлобляется, а кто-то, наоборот, становится более сопричастным. Это касается и детей, и взрослых.
В чем дети сейчас испытывают особую потребность?
– У детей, как и у взрослых, возникло больше потребности в ощущении границ. Если понаблюдать за детскими рисунками, все чаще возникает тема замкнутого, точнее защитного пространства, – это радуга, ангелы, домики. Конечно, много и агрессивных тем. Хотелось бы, чтобы родители доносили и ту мысль, что нет плохого и хорошего. Когда война, страдают все. Это то, чего не хватает в поляризованном мире.
Как родители справляются с тем, чтобы быть опорой для детей?
– Я сейчас много работаю с родителями именно для того, чтобы они смогли стать психологами в семье. Мы живем в то время, когда все возможные опоры уходят из-под ног, мы не можем привязаться ни к чему вовне. И нам приходится, другого выбора нет, искать опоры внутри себя. Время требует, чтобы человек быстро адаптировался. Адаптироваться к стремительным изменениям может только тот, кто чувствует настоящий момент. Человек, который осознает силу и травмы прошлого, но не позволяет им владеть настоящим и в тревоге не трепещет от будущего. Человек, который умеет быстро находить равновесие. Я наблюдаю резкую поляризацию – кто-то экстерном взрослеет, а кто-то становится еще более инфантильным.
Какие признаки взросления? Могу ли я считать себя взрослым человеком, потому что мне 34?
– Взрослость – это не биологическая категория. До Революции достоинства средний психологический возраст украинца был 13 лет. Если проследить, как ведут себя политики, – это часто подростковый уровень реагирования. Я уверена, что политики – отражение общего усредненного состояния населения страны. И кричалка про Путина была популярна, потому что ее подхватил подростковый уровень.
У каждого есть свой запас силы – резильентности – жизнестойкости. Это способность подняться после провала. Знаете, как мячик восстанавливает форму после сжатия. Вот эта способность и есть один из признаков взрослого человека. Любой может проявлять сильные эмоции, и его опора может падать, но только у "взрослого" она восстанавливается.
За эти два года мы повзрослели?
– Такое ощущение, что нам и давалось это время на то, чтобы мы экстерном подросли. Мы развиваемся либо эволюционно, либо революционно. Эволюционно – означает рост шаг за шагом. Но если вдруг зависаешь на каком-то уровне, то в жизни человека, семьи, страны происходит кризис. Один из странных позитивных моментов ситуации, в которой мы оказались, – то, что все больше людей выходит из подросткового возраста. Например, волонтерское движение – движение взрослых людей. Если человек выбирает взросление, то и страна, конечно, тоже взрослеет.
"Если проследить, как ведут себя политики, – это часто подростковый уровень реагирования. Я уверена, что политики – отражение общего усредненного состояния населения страны. И кричалка про Путина была популярна, потому что ее подхватил подростковый уровень"
Как получилось, что мы застряли в подростковом возрасте?
– Жизнестойкость, с одной стороны, качество врожденное, а с другой – нарабатываемое. Резильентности, к сожалению, нас часто, не задумываясь, лишают наши родители, а мы наших детей, когда излишне опекаем, когда берем всю ответственность на себя. Что происходило с поколением наших родителей? За них брала ответственность социальная структура. Она была "папой" и "мамой". Когда система развалилась, многие "рассыпались", лишившись ее поддержки. И если мы берем излишнюю ответственность за детей, делая за них то, что они уже могут делать сами, кормим из ложки, не даем самим крутить педали, готовим до пенсии домашние задания, когда пытаемся создать для них идеальные условия, мы лишаем их устойчивости. А эта устойчивость им просто необходима для преодоления трудностей.
Есть важный нюанс. Если посмотреть на поколение детей 10-14 лет и младше, то они уже родились совершенно другими. Это другой психотип. Дело не только в клиповости и не только в том, что компьютер – продолжение их мозга. Они приходят в мир с чувством собственного достоинства. Современное поколение детей задает неудобные вопросы: почему ты на меня кричишь, почему заставляешь читать, если сам не читаешь, что тебе самому дали эти дипломы. Они ищут смысл, а это признак взрослого человека. Они перестают быть угодниками. Им нельзя сказать: напиши это сочинение, просто потому, что я так сказал. И кризис нам дан еще и для того, чтобы подрасти до наших детей, чтобы мы вернули себе роль ведущего.
Родители справляются с этим?
– Важно, чтобы чувство достоинства, с которым дети приходят в этот мир, у них сохранялось. Но родители часто путают его с упрямством. Они так и говорят: детей невозможно переупрямить. Но их можно сломать, что часто и делают родители, причем из любви. Пример сломанного ребенка – послушный ребенок. Ребенок, который перестал "хотеть", радоваться и искать.
Питерский семейный психолог Катерина Мурашова предложила подросткам 11-15 лет закончить фразу: "Я хочу вырасти, стать взрослым(ой), чтобы…". Получила сто с лишним ответов. Половина из них в разных формулировках звучала так: "Я не хочу взрослеть. Быть взрослым – это скучно" и т. д.
– Надо помнить, в какой стране и когда она проводила свое исследование. Это ведь ярко иллюстрирует то, что часто происходит в современной России, – отказ от ответственности. Наши дети развиваются сейчас все же в другой плоскости. И сравнивать ситуации в Украине и России уже нельзя, что на самом деле удивительно.
Светлана Ройз: "Надо стараться быть счастливыми – это единственное, что мы можем сделать для наших детей. Мы же еще к этому не готовы. Ведь это опасно быть счастливым, богатым, знаменитым. Видимым быть опасно, и у нас это прописано в генетической памяти"
Что взрослые обычно ретранслируют детям о взрослении и ответственности?
– О, это отдельная история. Дети слышат: когда пойдешь в садик, ну вот начнется. А когда пойдешь в школу, то будешь жалеть, что не спал в садике, а в армии вспомнишь всю несъеденную манную кашу. Дети нас видят уставшими, озлобленными, боящимися, с 30 дипломами о высшем образовании, но не счастливыми. Когда ребенок смотрит на взрослого, он понимает: я этого не хочу. И знаете, что при этом он может делать? Он может замедлять свое развитие. Он может не вырастать физически, может возвращаться к детским поведенческим моделям, к детским болезням. Наше подсознание способно на разные штуки.
Надо стараться быть счастливыми – это единственное, что мы можем сделать для наших детей. Хотя бы принять тот факт, что это возможно. Не изображать в соцсетях "идеальную жизнь", а жить. Мы же еще к этому не готовы. Ведь это опасно быть счастливым, богатым, знаменитым. Видимым быть опасно, и у нас это прописано в генетической памяти. За это наших дедушек и бабушек репрессировали. Закон эпигенетики – травматический опыт передается по наследству. И когда мы возвращаем себе право на свою судьбу, несмотря на то, что происходило с нашими родственниками, страной, в которой мы жили, мы помогаем своим детям в будущем выбирать взросление. Что нам надо было бы сделать для ребенка? Научить взаимодействию с миром, "правилам дорожного движения", навыкам самообслуживания и показать, как мы справляемся со сложностями и что ошибаться можно. Показать, как мы развиваемся и заботимся о мире.
Воспитание чувств
Какие задачи решают современные родители?
– У наших бабушек и дедушек была задача выжить. Им некогда было заботиться о чувствах детей. Поколение наших родителей уже заботилось о том, чтобы накормить, одеть и выучить, но редко для реализации потенциала детей, в основном для того, чтобы имелась профессия. Затем, когда получилось выстроить контур безопасности, наступил следующий уровень – мы уже заботимся о развитии ребенка.
Иногда с перебором
– Родители действительно много пытаются вложить в развитие ребенка и иногда переусердствуют в этом. Например, раннее развитие детей, которым чересчур увлеклись, хотя психологи уже кричат о его вреде.
Где-то до 5,5 лет ребенком "управляет" правое полушарие – творческое, абстрактное, невербальное. Оно нелогичное, не упорядоченное, там живет наш "творческий ребенок". И в это время ребенку важно предоставить набор того, к чему он может прикоснуться, ему важна сказка, игра. Игра – это вообще норма жизнетворчества до 7 лет. Задача ребенка до этого возраста – играть. Он не понимает логических вопросов – что, где, когда, почему, зачем, сколько. Он не идентифицирует их, как "свои" вопросы.
В правом полушарии живет свобода. В левом все упорядочено и структурировано – я хороший, я плохой. В левом живет знание о себе, а в правом – ощущение себя. Сколько бы мы ни знали о себе, наше ощущение все равно важнее. И в это время в ребенка начинают закачивать информацию левого полушария. А правое очень услужливо, оно это впитывает, но в ущерб себе. В таком случае ребенок теряет контакт со своей творческой сутью, живостью. Он теряет многовариантность. Он приходит из школы, и родитель говорит: можешь решить эту задачу так, а еще вот так. А он ответит: "Нас учили только так". Ребенок становится ведомым, удобным. Конечно, он рисует небо вместо оранжевого голубым цветом – это адаптивно, но перестает за этим чувствовать – жару, радость, тепло.
Родителям сложно не утонуть в море методик "правильного" воспитания, "правильного" развития.
– Моя будет одна из (смеется). Первый шаг – мысленно сказать своим родителям: "Спасибо вам большое, вы дали мне то, что у вас было в тот момент, и все делали из любви". Есть гениальная фраза на этот счет: "Никогда не поздно иметь счастливое детство". Потом нужно посмотреть на своего ребенка и сказать себе: "Мы разные, ты не мое продолжение, у тебя твоя судьба, у меня моя. Я возвращаю тебе право быть собой". Родителям важно держать в себе слова "я взрослый, я справлюсь", можно физически представлять себя огромными. Тогда возможно принять и детский страх, и детскую истерику, и болезнь. Как земля впитывает все, так и мы способны в своей взрослости и силе принять все детские "напряжения". Ведь когда мы говорим ребенку: "Не расстраивай меня", это на самом деле звучит так: "Я маленький, я не справлюсь". И в такой ситуации ребенок становится родителем для своего родителя. Если ребенок не может поделиться с нами сложностями своей жизни, это значит, что в нас нет опоры. Более того, это мы опираемся на будущее, на детей, а значит, тянем их вниз.
Вы говорите, что игра – это норма развития детей до 7 лет. Но родители нередко воспринимают просьбу ребенка поиграть с ним, как неумение занять себя.
– Мы изначально предлагаем детям готовые игрушки, потому что у нас нет сил что-то показывать, изобретать. А ведь самая лучшая игрушка всех времен и народов – пустая коробка. Получаешь коробку, и сразу начинает работать воображение, сколько всего можно с ней сделать. Но есть одно правило. Сначала мы сами делаем что-то, потом вместе с ребенком, а потом отпускаем ребенка, и он делает сам. Если вы с ребенком не играли, у него нет навыков игры. Если мы сразу покупаем ребенку готовые игрушки, не давая возможности нафантазировать "барашка в ящике", мы лишаем его творчества. Зато мы приучаем детей к планшету. Так дети теряют ощущение собственных сил. Но все можно наладить, просто придется приложить чуть больше усилий. Привычка формируется примерно за три дня, а может начать меняться в течение 40 дней.
Совместная игра для ребенка – это еще и побыть в одном пространстве с родителями. Но взрослый находится в левом полушарии, а ребенок в правом. Это две комнаты с бронированной стенкой. "Поиграй" для ребенка означает: приди ко мне в комнату. Но чтобы туда пробраться, взрослому нужно сделать двери, а это может быть связано с болезненным опытом. Многие родители не просто не умеют играть, им страшно, потому что игра – это эмоции, а взрослые приходят домой с работы эмоционально выгоревшими или не в контакте со своими ощущениями.
Светлана Ройз: "Самая лучшая игрушка всех времен и народов – пустая коробка. Получаешь коробку, и сразу начинает работать воображение, сколько всего можно с ней сделать"
Почему?
– Поколения родителей росли с нарушением привязанностей. Какая была близость у родителей с детьми, если стоит задача выжить? Помните, что говорили о плачущем ребенке: "Кричит? Перекричит!" Но на самом деле не перекричит. Ребенок разочаровывается, сдается. Он потом перестает заявлять о своих потребностях, боится показать миру, какой он, или начинает захватывать, заходя на территорию другого человека. Если человек не получает в детском возрасте той близости, которая ему нужна, то у одного человека возникает ощущение "мир плох и все вокруг козлы", а у другого – "я плох". И вот это состояние "я плох" не позволяет потом защитить не только свои границы, но и границы государства. Ведь все, что проявляется на глобальном уровне, всегда имеет внутренние проекции.
Защищая границы своей страны сейчас, люди возвращают себе свою внутреннюю территорию. Они подлечивают те части, которые заболели, когда мы не сказали "нет", "все, хватит", "не дам". А вот "не дам" или "отдай" – это понятия детского возраста. Нас приучили: ты же хороший, отдай лопатку, с хорошими дружат, от хороших не отказываются. То, что произошло с Крымом, – это уровень такой же, только размах шире.
Наше все
Какие родительские заблуждения самые опасные?
– Есть супругоцентрические культуры, а есть детоцентрические. У нас ребенок находится на вершине всего. Но если ребенок становится смыслом жизни родителей, то это для него огромный груз и слишком большая ответственность. Когда родители пытаются реализовать смысл жизни через ребенка, они путают ребенка с собой, возлагают на него надежды, которые ребенок не просто не может, но и не должен оправдывать. Родитель как будто надевает на ребенка свою одежку или говорит ему: я в тебя вложил всю жизнь. Тогда, получается, ребенок должен ему жизнь. Разве выберет такой ребенок счастье? Дети нам не принадлежат. Мы батут или трамплин, с которого они прыгают. Они не могут быть к нам прилеплены. И если ребенок живет с ощущением, что должен своим родителям, то он всегда будет повернут спиной к своему будущему.
Если родители понаблюдают за своим общением с ребенком в течение дня, картина может быть очень грустной. Общение часто сводится к "поешь", "помой руки", "застели постель", "сделай уроки" и т. д.
"Нас приучили: ты же хороший, отдай лопатку, с хорошими дружат, от хороших не отказываются. То, что произошло с Крымом, – это такой же уровень, только размах шире"
– Когда-то, очень давно было проведено исследование, показавшее, что ребенок в доме получает 354 послания про действие и только 14-15 посланий, поддерживающих его самооценку. Это исходит не только от родителей, но от преподавателей, в целом от внешнего мира. Я предлагаю провести такой опыт. Каждый раз, когда хочется сказать ребенку что-нибудь директивное, положите себе в карман или спичку, или камушек, а если что-то поддерживающее, переложите спичку в другой карман. Очень показательный эксперимент.
Дети тонут под ворохом указаний. И вечером ребенок уже физически закрывает уши от родителей, надевая наушники, или делает вид, что не слышит их. У кого-то случается вспышка агрессии, у кого-то истерика на каждое слово, а кто-то валится с температурой. Но такие реакции мы, к сожалению, не связываем с потоком указаний, исходящим от нас. Плохо, когда родитель "продавленный", ему очень сложно удержать границы, но плохо и когда директивный. Воспитание – это постоянный поиск баланса.
Чего в итоге добиваются родители, раздавая бесконечные распоряжения?
– Чтобы не провалиться в чувство вины, важно помнить: мы все делаем из любви, как сами понимаем эту любовь. Раздавая распоряжения, мы часто не предполагаем в ребенке взрослости. А потом вдруг требуем: будь самостоятельным, реши сам. Родители беспокоятся: "Что если я не проверю домашнее задание?". Ну что будет? Получит двойку. Что здесь страшного? Наоборот, ребенок столкнется с результатом своих действий. Снег идет – надеваем шапку, не надеваем – болеем. Родитель должен показывать, что ребенка ожидает в будущем, но не проживать это будущее за него, не лишать ребенка его силы и обретений.
Насколько ребенку важно родительское мнение о нем?
– Очень важно. Он его впитывает и создает систему оценивания себя. И худшее в этом –делить все в ребенке только на хорошее и плохое. Потому что если ты хороший, значит, ты можешь быть и плохим, а плохих не любят. Ребенок будет делать все, чтобы стать хорошим. И это отказ от себя. Ведь у нас внутри есть много качеств, и время от времени у каждого проявляются те, которые не считаются хорошими. Очень важно видеть человека разным, давать ему право быть разным. Это еще одна позиция взрослого. Есть, например, проблема подавленной злости. Нам в детстве говорили, что злиться плохо. А злость – естественная возможность защитить свои границы. И вот мы все получили удар по нашей "хорошести". Ребенку важно говорить: "Ты разный. И я люблю и принимаю тебя разным".
Что для вас счастливое детство?
– Это, конечно, не про фактаж, это про ощущения. Это "окситоциновый" слепок из ощущения радости, безопасности, близости и предвкушения будущего. Есть волшебная родительская формула: "Я с тобой". Здорово, если наши дети возьмут это в свое взросление.
Фото: Александр Чекменев