Бойцов из-под Дебальцево к нам везли камазами, буквально насыпью, — Людмила Глиняная

Людмила Глиняная — хирург, онколог, терапевт. О ней отзываются не просто хорошо, ее любят. Трудно не любить человека с такими большими красивыми глазами, тихим и плавным голосом, с кашлем, заработанным в последнее пребывание в зоне АТО в составе группы Первого добровольческого мобильного госпиталя (ПДМГ), с умными руками, умеющими лечить людей, с душой, полной любви к людям.

Глиняная — личность, способная не думать о себе. Такие люди, как она, со своими тихими мечтами и самоотверженной работой, важнее для Украины, чем сотня политиков.

Перспективны для жизни

Как девочки становятся медиками и почему?

— У мамы-сердечницы бывали приступы. Она лежала на диване и молчала. А я смотрела и ничего не могла сделать. Именно поэтому потом стала медиком.

Какую специальность вы выбрали?

— Общая хирургия. Двенадцать лет работала в центральной районной больнице в Днепропетровской области. Мы редко отправляли пациентов в областные специализированные больницы. Все оперировали на месте.

Не страшно людей резать?

— Нормально. Но, конечно, эту работу нужно любить. И я люблю эту работу, хотя у меня ее когда-то и отобрали. Главврач той больницы, где работала, объявил: ко мне сын приехал, нужно место хирурга. Так что или увольняйся, или становись онкологом. А на дворе 90-е. Я вдвоем с дочкой, только квартиру купила. Уезжать куда-то было страшно, и 10 лет пришлось проработать онкологом. Это тяжкое бремя для врача. В онкологии самая большая текучесть кадров. Врачи не выдерживают психологической нагрузки, работая с "уходящими" пациентами. Ты в большинстве случаев ничего не можешь сделать. И если коллеги областного диспансера еще стараются лечить, оперировать, то у нас в секторе районной онкологии это почти всегда гарантированный "уход" пациентов.

Что было потом?

— Я выучилась на семейного врача. Семейная медицина тем меня радовала, что больные выздоравливают быстро. То есть они перспективны для жизни.

Вам интересно работать с людьми, они же капризные, когда больны?

— Очень интересно. В первую очередь важен человеческий контакт. Сейчас у меня самые разные пациенты. Тут и солдаты, и гражданское население со всей страны, люди, обладающие совершенно иной ментальностью, иной психикой, чем мы. И у меня внутри уже открылся какой-то особый канал общения. Побудет рядом со мной человек минуту-две-три, и я уже ориентируюсь в его судьбе. Не только в его болезнях, но и в причинах, которые привели к заболеванию. Солдаты меня удивляют. Приезжаешь в какой-то батальон на передовую. И вот сядет перед тобой мужчина и расскажет тебе все. В обычной жизни на приеме надо постараться, чтобы так узнать человека.

То, что останется навсегда

Как вы попали в зону АТО?

— Я рвалась туда. Ради этого восстановила сертификат хирурга. В декабре 2014 года увидела репортаж о ПДМГ. Нашла сайт и анкету регистрации добровольцев. В феврале 2015 года приехала на ротацию в Артемовск.

Что вы там увидели?

— Местные коллеги встречали нас не очень радостно. Какое-то время мы не могли найти базу, как говорится, нагреть себе места. Всем госпиталем спали в спальниках на матах в спорткомплексе. Это продолжалось до тех пор, пока не стали поступать бойцы из-под Дебальцево. Они прорвали окружение, и их повезли к нам камазами, буквально насыпью. Вот тогда уже никто не спрашивал, зачем мы там нужны.

У вас была своя операционная?

— На базе районной Артемовской ЦРБ оперировали на четырех столах одновременно. Но если мужчины-хирурги всю жизнь занимались одним и тем же, то я могла и ассистировать, и быть операционной медсестрой. А потом, когда сил не оставалось, меня отправляли отдыхать. Выхожу, помню, в предоперационную, а там в очереди солдаты сидят и лежат на каталках. Форма на них с намерзшей кровью. Мороз же стоял, холода. Ну что, принялась помогать санитаркам. Разрезала форму, мыла раненых. Нельзя было просто развернуться и пойти пить кофе или, скажем, улечься спать. И в таком режиме мы работали не один день.

Людмила Глиняная: "Бабушки из какого-то церковного прихода из Западной Украины собрали и передали бойцам в АТО. Я эти деньги не могла спокойно в руки брать"

Что для вас оказалось самым тяжелым на первой ротации?

— В такие моменты о себе не думаешь и себя не чувствуешь. Потом уже, спустя месяц или два, вдруг задалась вопросом: как я это все выдержала? Но очень тяжело ведь было не все время. Сначала схлынул поток раненых. Потом мне удалось отвоевать в брошенном больничном корпусе еще царской постройки неотапливаемое помещение бывшей лаборатории. Я устроила там кабинет и стала принимать бойцов как терапевт. Волонтеры привезли конвекторы, чайник, настольную лампу. Бойцы заходили в мой кабинет просто погреться, попить чаю. Их было много, и все они были больны. В лучшем случае бронхит. Каждый третий — пневмония. Но у меня были все нужные медикаменты, и я их раздавала бесплатно. Часто, отправляя бойцов в госпиталь, с собой выдавала лекарств на курс лечения.

Самый запоминающийся момент того времени?

— Заместитель руководителя ПДМГ по хозяйственной части Олег Шиба передал мне тоненькую пачку денег. Купюры по одной-две гривны, пятерочки. Бабушки из какого-то церковного прихода из Западной Украины собрали и передали бойцам в АТО. Я эти деньги не могла спокойно в руки брать. Когда чего-то не хватало, ампулы какой-то, таблеток, брала именно эти деньги и докупала что-то к тому ассортименту лекарств, что у меня имелся. Эти святые копеечки, собранные стариками для АТО, я запомнила навсегда.

Особые дети

Вы вчера прибыли с последней ротации?

— Да, с 23 мая этого года мы работали в Новойадарском районе. Мне поручили там организовать семейную медицину. Мы — 3 врача и 2 фельдшера — работали в учреждениях Новоайдарского района, где не было медицинских работников. Поработали месяц, а потом глава администрации Новоайдарского района попросил меня стать медиком в детском лагере в поселке Кременной Луганской области. Они его открыть не могли потому, что не было врача. Отказать детям — грех. И вот там я отработала 18 суток. Мой прием начинался в 7 утра и заканчивался в час ночи.

Хорошие дети?

— Особенные дети — видевшие войну. Они совсем не такие, как наши. Их вывезли из Попасной и близлежащих поселков из-под обстрелов. Много чего видели, но о войне не рассказывают. Не вспоминают о том, как по нескольку месяцев сидели в подвалах, как их школы обстреливали во время уроков, как в их дома попадали снаряды, об убитых, которых им довелось видеть своими глазами, не говорят. Они раскрепощены, контактны. Ничего не боятся и разговаривают открыто, как взрослые.

Они у вас болели?

— Массово. Есть такие болезни, которые обусловлены именно состоянием нервной системы. Например, синдром раздражения кишечника. В этих случаях назначаются успокаивающие лекарства, а отнюдь не кишечные. Дистонии.

У одной девочки все время были головокружения, слабость, падение давления. Она лежала у меня в изоляторе, я давала ей какие-то препараты, а потом обратила внимание на то, что у нее шейный радикулит. А у меня есть физиотерапевтический аппарат, с помощью которого я лечила контуженых солдат.

И вот я выбрала момент во время дискотеки, когда никто из детей меня не тормошил. Стала ее допрашивать: как и что случилось с шеей? И только в последнюю очередь спросила, а взрывной волной тебя не накрывало? И она рассказывает, что снаряд попал в подъезд ее дома. Девочку швырнуло в стену, она ударилась головой и потеряла сознание. Я ей говорю, так у тебя же контузия. Она стала плакать и просить: вы только никому не рассказывайте, что я контуженая. У детей это почему-то считается чем-то стыдным. Она плакала, и я плакала, потому что это ребенок.

Звонок будильника

Как прошла ротация?

— Жили в детском отделении в станице Луганской. Обстрел там был делом обыденным, как звонок будильника. Заведующая отделением говорила: все эти снаряды ложатся рядом с моим домом, который уже и так наполовину разрушен. Муж звонил ей вечером и вместо "спокойной ночи" говорил: если останусь жив, завтра увидимся.

Между прочим, пересказывала то, что ее брат, рыбак, видел собственными глазами. К берегу на противоположной стороне реки подъехала машина российских наемников. Из нее дали несколько залпов по украинской стороне, затем развернулись и такие же залпы дали по своей станице, по селу, из которого только что приехали. А в интернете потом писали, что Украина обстреляла.

Самое сильное впечатление от пребывания в станице?

— Больше часа идет обстрел, стены дрожат, стекла звенят, сквозь сон первая мысль: документы и операционный костюм у меня при себе. Это мой тревожный чемоданчик, самое главное в жизни. Думаю, сейчас пойдут скорые, операционные есть, побегу туда. Наработанные реакции. Но тут я подумала о том, что рядом в палатах лежат мамы с маленькими детьми. Мы-то взрослые, у нас рюкзаки сложены, в любой моменты можем подняться, прыгнуть в машину и уехать. И вот я сидела и думала о том, что будет с этим мамами и детьми.

Людмила Глиняная: "Документы и операционный костюм у меня при себе. Это мой тревожный чемоданчик, самое главное в жизни. Думаю, сейчас пойдут скорые, операционные есть, побегу туда. Наработанные реакции"

В каких условиях работают местные медики?

— Главврач показал мне фотографии. Вот, говорит, что было два года назад — крыши нет, окон нет, по больнице били почти прямой наводкой. Три операционные сестры получили ранения. Одна медсестра погибла от кровопотери. Главврач оперировал у себя дома потому, что больница находилась под постоянным обстрелом. Поставили окна и новую отопительную систему. После очередного обстрела опять полетели окна и новая отопительная система вместе с ними. Сейчас в больнице окна восстановлены, крыша тоже. 23 тонны шифера разгружали женщины-медработники. Но больница снова стоит без отопления. И вот с какими чувствами можно было уезжать от таких людей?

Как к вам относились местные?

— Знаете, теперь я думаю, что после горя к людям заходит человечность и доброта. Не ожидала в тех краях встретить таких людей. В станице Луганской, в селах вокруг, которые были под обстрелом, люди совсем другие, чем в селах, находящихся рядом, в долине, куда снаряды не долетали. Люди, смотревшие смерти в глаза, что-то потерявшие в этой жизни, а там люди теряли иногда все, ради чего жили — родных, близких, имущество, дома, — они становятся невероятно открытыми и щедрыми. Это контактные, благодарные, послушные пациенты.

Вдов много. Последние два года там интенсивно умирают мужчины. От инфарктов, инсультов. Они более хрупкие создания, чем женщины, и не выдерживают. Другая эндокринная система, другая реакция сосудистой системы на стресс. Мужчина свой стресс должен выплескивать в физические усилия. А они этот адреналин носили в себе, и он в конце концов их убил.

• Читайте также: В Донбассе нас принимали за спецотряд НАТО, который под видом медиков готовится к штурму, — Геннадий Друзенко

Тяжело там мирному населению?

— Да, я думаю, что там прежде всего нужно помогать мирному населению. Они больше всего пострадали от обстрелов, разрухи, кровопролития. Они свой патриотизм украинский нажили, буквально каждым сантиметром своего тела. И они не хотят в Россию. Кто мог и хотел, давно уже там.

И потом, понимаете, мужчина — это зрелый человек, сделавший свой выбор и осознанно пошедший на эту войну. Но если ты ту же самую контузию лечишь у ребенка, который войны не просил, испытываешь совсем другие эмоции.

• Читайте также: Заезжает грузовик, откидывают борта и раненых как горох высыпают, — хирург Владислав Горбовец

Когда бы война ни закончилась, она закончится все равно. О чем вы мечтаете?

— Мои мечты очень земные. Я мечтаю жить в нашем госпитальном поселке под Киевом с людьми, близкими мне по духу. Мечтаю, чтобы наша медицина перестала быть коррупционной. Чтобы люди в нашей стране не умирали без лечения и диагностики. Насмотрелась на это среди раковых больных по селам. Им легче умереть, чем поехать куда-то лечиться. А еще тяжелее было видеть, как они все продавали, оплачивали дорогостоящие курсы лечения и потом умирали. Я мечтаю о том, чтобы каждый врач в Украине мог реализовать себя так, как я реализовала себя.

Фото: из личных архивов