Вселенная на Лютеранской. Тысяча и одна история Эдуарда Лындина, человека и книги

В этом подвале ничего не меняется уже 16 лет. Вдоль стен первой комнаты по шесть длинных полок. Посередине — "остров" из шести полок короче. На каждой полке по одиннадцать или четырнадцать книг в два ряда. Они подпирают потолок. К одной из стен примыкает такое же помещение, но поменьше. Справа от входа в него большое черное кресло и стол. В комнатах полумрак. Неяркий свет нескольких ламп загорается, когда внутрь попадает посетитель. Сюда совершают паломничество за книгами.

Вселенная на Лютеранской с длинными полками, загадочными томами, узкими проходами — творение Лындина-букиниста.

Творец и его творение

О том, что во дворе дома прячется букинистический магазин, догадаться сложно. Вывески на улице нет. Главный закон этой Вселенной — прийти сюда должен только тот, кто ищет. И тогда появится Эдуард Яковлевич Лындин. Сначала он включит свет и поздоровается.

Кто-то, не сдержавшись, скажет: "Какой запах!" На что владелец магазина отшутится: "Совершенно бесплатно". И тихонько уйдет к столу.

Здесь десять тысяч томов. Но на самом деле их бесконечность — одна книга уходит, ее место занимает новая. Круговорот, в котором легко утонуть.

— Вы проводник? — спрашиваю Эдуарда Яковлевича.

— Кирилл и Мефодий в одном лице. Просветитель, — смеется Лындин.

— И в поисках чего к вам приходят?

— В 2000-х, например, все интересовались психологией и философией. А сейчас, я бы сказал, человек идет за конкретной книгой. Заказывает ее у нас через интернет, а получает в магазине. Пришел, расплатился, ушел.

— Кажется, это хорошо, когда человек знает, чего хочет.

— И хорошо, и плохо, — отвечает Эдуард Яковлевич. — Да, свой кусочек знаний он имеет. Но он даже не обращает внимания на богатство, которое здесь стоит.

Лындин обводит взглядом книжные полки, а из-за его спины выглядывают Платон, Бердяев, Ясперс, Конфуций и Фрейд.

— А бывает, человек долго рассматривает книги, находит ту, что нравится, но купить сразу не может. Он ее прячет — кладет куда-то вглубь полки, а сверху другими книгами прикрывает. Я называю это "прикопать", — смеется Лындин. — Если обнаруживаю, что какая-то книга исчезла, значит, точно прикопали.

Он находит том, кладет его к себе на стол и ждет, когда покупатель вернется за ним. Тот приходит спустя неделю, ищет припрятанную книгу, но безуспешно. Помучившись, спросит в растерянности: "У вас книга была…" На что букинист ответит: "Да, я видел, что она вас заинтересовала, и специально для вас отложил ее". И улыбнется.

Бывает, что человек все пересмотрел в магазине и ничего ему не подошло, тогда Эдуард Яковлевич говорит: "Есть еще книги по пять гривен". Человек мирно копается в них, а потом еще и приносит какие-то небольшие деньги. Здесь вообще много интересных вещей происходит.

Когда посетитель уходит, Эдуард Яковлевич бережливо выключает свет. И Вселенная погружается в полумрак, чтобы снова вспыхнуть.

Мальчик и книги

Небольшой подвал киевской многоэтажки стал огромным в 2001 году, когда здесь впервые появился Лындин и его книги, а с ними тысячи историй. Вселенная обрела смысл, но бульон, в котором зародилась жизнь во Вселенной, начали готовить заранее.

Первый класс, суббота, библиотечный урок. На столе 45 книг, столько же учеников в классе. Пожилая библиотекарь водит пальцем по списку с фамилиями, по очереди подзывая к себе школьников. Каждый выбирает понравившуюся ему книгу. После томительного ожидания наконец-то звучит:

— Лындин!

Семилетний мальчик уныло бредет между партами. Книга, которую он присмотрел для себя, как только увидел стопку, опять ему не достанется. Ее только что забрал одноклассник. Как ужасно находиться в середине списка.

— И так было каждый раз! — возмущенно восклицает Эдуард Лындин.

В этот момент он похож не на 72-летнего мужчину с седыми волосами, а на мальчика, у которого опять увели книгу.

— Я очень расстраивался. Сейчас бы это назвали стрессом.

Эдуард Лындин родился в Австрии в 1945 году. Его отец был военным. В Киев семья приехала в 1947-м на хутор Васильчики в районе современной Берестейской. Жили в девятиметровой комнате в коммуналке. Соседи — еще две офицерские семьи и пехотный капитан. Когда вечером хозяйки заканчивали свои дела на кухне, он приходил, бросал шинель на пол и спал, а утром еще до того, как все проснутся, уходил.

— Газа не было, готовили на примусе, горячей воды не было, ванной не было, ходили в общую баню, топили углем, холодильника не было, телевизора не было, телефона не было. Даже игрушек не было, а вот книги, хоть и мало, но были. Мама мне читала, — вспоминает Эдуард Яковлевич

Но жадность к ним разбудили не мамины чтения, а стресс, полученный на библиотечных уроках.

В 12 лет отец купил сыну собрание сочинений Жюль Верна. Домашняя библиотека — небольшая этажерка — постепенно заполнялась книгами. Впрочем, это были только первые пробные вылазки Эдуарда в мир книги. Настоящее странствие в "библиотеку" началось в 18 лет, когда он учился в техникуме радиоэлектроники.

Как-то Эдуард бродил в центре Киева, пока не наткнулся на группу людей возле магазина "Сяйво". Пятница, вечер, люди с книгами — это привлекло его внимание. Молодой человек стал рядом и начал прислушаться к разговорам. Оказалось, что это традиционное собрание киевской тусовки коллекционеров книг.

— Большинство из тех, кто собирался возле "Сяйва", были евреями, — вспоминает Эдуард Яковлевич. — Люди они очень чуткие. Когда началась оттепель, первыми стали собирать книги. В 1960 году вышел "Один день Ивана Денисовича" Солженицына, потом издавали Ахматову, Зощенко, Пастернака, Бабеля. Кто-то доставал книгу, они между собой менялись, продавали друг другу. Я попал в эту среду, и этот мир меня захлестнул. Во-первых, они не были жадными, давали книгу почитать, а во-вторых, не жалели времени, чтобы мне, неофиту, помочь.

— Сколько стоит книга, которую ты хочешь? — однажды кто-то из новых знакомых спросил у Эдуарда.

— Три рубля, — ответил тот.

Молодой человек получал стипендию 19 рублей, а потому нечасто мог побаловать себя книгами.

— Купи ее, — продолжал новый знакомый. — Заверни в кальку. Прочитай и реши, нужна она тебе или нет. Сделай из нее выписки.

Эдуард слушал, затаив дыхание.

— Читай ее углом, чтобы корешок оставался целым. Если решишь расстаться с книгой, то сними кальку, приди и продай ее за те же деньги, что купил, а если хочешь, то и дороже.

Узнав главный секрет, молодой человек почувствовал безудержную радость. Первой книгой, которую он сначала купил, а потом продал, было эссе Сомерсета Моэма "Подводя итоги".

— Хорошо ее помню, она произвела на меня впечатление — и сама книга, и ее история. "О, память сердца! Ты сильней рассудка памяти печальной", — улыбается Эдуард Яковлевич. — Книга нашумевшая и дефицитная. Моэму было 64 года, когда он решил ее написать, хотя прожил до 91 года.

Так часто случается, когда начинаешь о чем-то много говорить, срабатывают силы притяжения. Книга попала в руки Лындину, причем напечатанная сразу после войны в будапештской типографии на трофейном оборудовании. Он продал ее детскому врачу, с которым потом еще долго дружил. Лындин-букинист появился на свет благодаря случаю.

Параллельные миры

"Есть у вас "Слово після страти" Вадима Бойко?" — спрашиваю я у продавца книг на Петровке в "букинистическом" крыле. И слышу очередное "нет", пока не натыкаюсь на мужчину в шортах и панамке. Повторяю вопрос. Мужчина на секунду задумывается и говорит: "Есть, но доставать не буду". Через секунду он переключается на другого покупателя, потеряв ко мне интерес.

— Это наверняка был Стас, — смеется Эдуард Яковлевич, когда я рассказываю ему эту историю. — У него там такие "монбланы" книг, что он действительно ничего не может из них достать. Тот тупик с лабиринтом стеллажей, кстати, в его честь назвали "стасовкой". И хотя я в их бульоне уже давно не варюсь, но считаю себя тем, кто стоял у истоков книжной Петровки.

Как это получилось — отдельная история. После техникума Эдуард Лындин окончил Киевский политехнический институт и устроился инженером в Институт электродинамики, где проработал 10 лет, а потом еще 10 — в Институте проблем моделирования в энергетике. Техническая должность — это было удобно, она оставляла ему свободу. Никто не завидовал, никто не отталкивал, а главное — можно преспокойно вести параллельную жизнь. Например, водить экскурсии по Киеву. Знакомый завпроизводством давал ему автобус на целый день, и Лындин с шофером приезжали на вокзал, собирали 40 человек и за рубль с каждого показывали Киев.

— Иногда я умудрялся за день заработать 120 рублей, — мечтательно говорит Эдуард Яковлевич, явно не обделенный предпринимательским талантом. — В те времена я мог себе многое позволить, в том числе покупать любую книгу, которую захочу. Все это происходило независимо от основной работы.

В параллельном мире он ходил на встречи, где можно было обменяться книгами, что-то продать, что-то купить. Движение росло, места встреч менялись — сначала они проходили в районе автобазы вдоль реки Лыбидь, потом возле метро КПИ, пока не переселились на Борщаговку ближе к поселку "Победа".

— Черный рынок книг процветал, — вспоминает Эдуард Яковлевич. — Там все друг друга знали, барыг было от силы процентов десять. Естественно время от времени происходили облавы. Я был опытным — вижу машину с номерами КИР, значит, что-то будет.

"Что-то" начиналось со свистка, который неизменно провоцировал панику среди продавцов и покупателей книг. В этот момент Эдуард Лындин спокойно клал свой дипломат на землю, снимал рубашку, укрывал ею дипломат и ложился сверху, изображая рабочего из поселка — пообедавшего и загоравшего. Рынок работал по субботам и воскресеньям, и летом там в посадке отдыхали жители "Победы", так что Лындин неплохо сливался с окружающим пейзажем. Во всяком случае он ни разу не попался.

Потом в начале 1990-х он станет директором клуба книголюбов, который собирался по выходным в танцевальном павильоне в парке имени Фрунзе (сейчас — Куреневский парк), и переманит туда продавцов книг, а за ними подтянутся и покупатели.

— Я ребятам объяснял: "У вас появится крыша, милиции не будет, потому что все официально. Вы сможете с комфортом и меняться книгами, и продавать их. С вас 50 копеек за вход. Постепенно "рынок" с Борщаговки перебрался на Подол. Из Москвы в рефрижераторах начали привозить книги, а в лес большой машиной не заедешь.

Лындин приезжал на место в 4 утра, а там уже была очередь. И снова у него появилось поле для реализации предпринимательского таланта. Например, чтобы свести покупателя и продавца, Эдуард Лындин организовывал целое представление, тоже платное.

— Я стоял на сцене с микрофоном. Ко мне подходили люди, искавшие какую-то книгу, бросали 50 копеек в трехлитровую банку, и я озвучивал название и автора. В зале поднимали руки владельцы такой книги, и человек отправлялся с ними договариваться, — улыбается Лындин.

Именно участники клуба книголюбов стали первыми продавцами на книжном рынке "Петровка".

Все это время особая букинистическая память Эдуарда Яковлевича впитывала тысячи названий, авторов, типографий, годов выпуска. Но главное он отмечал вкусы, развивал чутье на книги.

— И был счастлив каждый день, — добавляет он.

Кому библиотеку

Звездный час Лындина-букиниста настал в 1990-х. Выстроенная когда-то система книготорговли разваливалась на глазах. Централизованные поставки из Москвы оборвались, а магазины остались ни с чем.

— Как раньше все было: лесоводы сажают лес, лесорубы рубят его, бумажная промышленность делает бумагу, писатель пишет, транспорт перевозит, и наконец продукт, в который вложена масса усилий, поступает в магазин два раза в месяц во вторник и в пятницу на стол директору. Все директора были членами партии, иначе никак. Поступил ему товар, значит, его надо перераспределить. Вот это в аптеку — они нам давали алахол, но-шпу, это в гастроном — за сырокопченую колбасу, это в детский садик — внучата там у нас.

Короче говоря, в магазине ничего не оставалось кроме марксистско-ленинской литературы. Поэтому и оказались они у разбитого корыта.

Еще числясь в институте, Эдуард Яковлевич устроился в отдел обмена книгами магазина "Зміна" в Пассаже на Крещатике, пока помещение не выкупил магазин одежды. Через два года открыл лавку в еще живом отделе подписных изданий на перекрестке улиц Коцюбинского и Хмельницкого (тогда Ленина). Пока на том месте не появился магазин электротоваров. Когда директора жаловались на плохие времена, он отвечал: "Запускайте меня в магазин в штат, и я вам через 10 дней поставлю все, как надо". Так в 1995 году он стал сотрудником книжного магазина на Нивках.

— Я же для них не чужой человек был, а постоянный покупатель, причем любимый, — хитро подмигивает Эдуард Яковлевич.

Поскольку хорошие книги просто так в магазинах не выставляли, Эдуард Лындин придумал, как их "добывать". Путь к книгам он проложил через желудок.

— У меня был товарищ, который работал на поезде №4 Киев — Москва. Он мне привозил из Москвы финскую колбасу салями. Запах ее, вкус, мягкость, м-м-м, — Эдуард Яковлевич закатывает глаза. — Финны есть финны. Так вот, я брал эту колбасу, приходил к директору, клал на стол. Это была валюта, открывавшая все двери. Потому я был везде желанный гость и мог получить книги, интересовавшие меня.

Главная обязанность Эдуарда Лындина в магазине на Нивках была для него привычной — "доставать" книги. Основным их источником тогда стала волна эмиграции — киевляне, уезжавшие в Израиль, Германию, США.

— В основном страну покидала интеллигенция, евреи. А у них, если есть две комнаты, значит, две забиты книгами, три — значит, три. У кого в два ряда на полках, у кого в три. Уезжать надо, но что делать с библиотеками? И тут вступил в игру я, — говорит Лындин.

Люди звонили в магазины в надежде, что те согласятся выкупить книги. Лындин не отказывал. У него был грузовичок и четыре грузчика — ребята из научных институтов, где все вдруг остались без денег и без работы. В грузовичке лежали двести картонных упаковок для батончиков Nuts — деликатеса, который тогда только появился. Коробки идеально подходили под формат книг и были легкими. Лындин приезжал домой к клиенту, осматривал библиотеку, прикидывал стоимость самых ценных экземпляров, к этой сумме добавлял еще половину от нее и за эти деньги выкупал тысячи книг. Получалось, что по крайней мере половина библиотеки ему доставалась бесплатно.

— Я им говорил: "Вот цена, если вы согласны, завтра мы приедем, вы получите наличные, и через два часа у вас не будет ни одной книги.

— Не обижались на вас?

— Я всегда объяснял, что их библиотеки стоят больше, чем я предложу. Но кроме того, что они получали деньги, они по сути платили за решение проблемы. Люди были в шоке. Они смотрели на меня как на волшебника, потому что не знали, что с этим делать.

Впрочем, с библиотеками расставались очень тяжело. Лындин до сих пор помнит женщину, жившую на Чоколовке. Когда они грузили ящики с ее книгами на тележку, а потом везли к лифту, она за каждой тележкой бежала, как за покойником, и голосила.

— Я хорошо понимал их состояние. Старался, как мог, смягчить ситуацию. Говорил с ними, хвалил их вкус при выборе книг. Я-то знал, сколько усилий они приложили, чтобы собрать свои коллекции.

Звонки с просьбой выкупить библиотеки поступали со всех сторон — сработало сарафанное радио. Хорошо, что помещения магазина на Нивках были огромными. Секрет был только в том, чтобы правильно их организовать. Тогда Лындин впервые потренировался создать Вселенную. Выглядела она так. Сначала он выделил большущий шкаф, в котором любая книга стоила 5 купонов. Следующий шкаф был уже с книгами по 10 купонов, потом по 15, и так всего двадцать шкафов.

— Человек заходил в магазин и первым делом лез в шкаф, где все по пять. Но краем глаза он видел следующий шкаф с книгами поинтереснее. А цена почти та же — что пять, что десять. В конце концов мы "загоняли" покупателя туда, где были дорогие шкафы, — улыбается Эдуард Яковлевич.

— Сколько библиотек вы выкупили?

— Мы не успевали грузить книги, — признается он.

Однажды в магазин на Нивках зашел мужчина.

— Вот, хотел бы продать, — обратился он к Эдуарду Яковлевичу, протягивая список из 200 книг.

Букинист включился в привычную игру.

— У меня книг до потолка, — равнодушно ответил он.

— Но мне вас порекомендовали.

— Хорошо, давайте посмотрю.

Ритуал соблюден, теперь можно перейти к делу. Эдуард Лындин просмотрел список, взял карандаш и обвел десять книг. "Эти можете приносить, а все остальное — несерьезно".

— Он хотел меня проверить, представляете, разбираюсь я или нет, — объясняет мне Эдуард Яковлевич.

Когда букинист вычислил жемчужинки, мужчина признался, что уезжает в Израиль, и хочет продать библиотеку, но не кому попало. После теста он доверил свои книги Лындину.

— Но это еще не конец истории! — говорит Эдуард Яковлевич. — Прошло то ли 5, то ли 7 лет. И он приехал в Украину проведать родственников, ко мне тоже забежал: "Эдуард, один раз я был поражен тобой, когда ты угадал те десять книг. А второй раз, когда мы как-то собрались своей "киевской" компанией в Израиле и вспоминали переезд. Так вот кто-то сказал: "А теперь поднимите руку те, кто, уезжая из Киева, не продал книги Эдуарду Яковлевичу?" И знаешь что? Руку никто не поднял!"

Оцените книгу

В магазине на Нивках Эдуард Лындин проработал 6 лет, пока помещение не продали банку. Как сотрудник он даже получил небольшую долю с денег от продажи. В то время его уже ждал подвал где-то там на Лютеранской. Выкупить помещение предложил знакомый по книжной тусовке, с которым они вместе вели бизнес с 2001-го по 2006 год, пока жив был партнер.

— Это помещение у меня ассоциируется с уютным гнездышком, которое я сам себе свил путем трудов и забот, — говорит Эдуард Яковлевич с нотками гордости в голосе.

— А вы коллекционер?

Он медлит с ответом какое-то время, и я предчувствую очередную историю. Случилась она еще во времена его работы в научном институте, когда Лындин решил выяснить, что же записано в его досье, хранившемся в первом отделе. Помогла знакомая, которая была там секретарем.

— Ее начальник уехал в отпуск (летом в институте вообще пустота была), и она предложила мне выпить кофе, — рассказывает Лындин. — Я пришел в кабинет и говорю: "Покажи мне мое дело". Она: "Не могу, подписку давала". Начал ее убеждать, мол, давай рассуждать логично: твой начальник на юге, он сюда не войдет, я же не прошу чужое — свое, в твоих руках. Это займет пять минут.

Она сдалась. В своем деле Лындин прочитал: "Замечен как коллекционер книг".

Но вот коллекционером он как раз себя никогда не считал и в большой библиотеке нужды не испытывал, хотя через его руки проходило огромное количество книг.

— Жадность к книгам у меня есть, а жажды владения — нет. Мне не нужна библиотека, просто для того, чтобы она была. Помните, как в "Скупом рыцаре" барон говорил про золото: "Я знаю мощь мою: с меня довольно сего сознанья…" Так и с книгами. Мне приносят очень много нечитанных книг, — говорит Эдуард Яковлевич. — Когда-то в "Книжном обозрении" писали: ефрейтор С. из города З. собрал библиотеку в 8 тысяч томов, какой молодец. А теперь давайте порассуждаем, сколько серьезных книг человек может прочесть за месяц.

Лындин начинает вести нехитрые математические подсчеты: если есть время и человек умеет быстро читать, то в среднем четыре книги в месяц, это 48 книг в год, 480 за десять лет, и если повезет дожить до ста, — 4800 за всю жизнь.

— Я не гонюсь за тем, чтобы все прочесть. Во-первых, это невозможно, а во-вторых, не нужно. Сейчас в основном перечитываю книги и могу выжать из текста максимум удовольствия. Но к этому тоже надо было прийти. Мне кажется, люди разучились замечать литературное мастерство, и это обидно.

— Что вы имеете в виду?

— Приведу пример, который когда-то Лев Толстой приводил (он описан в воспоминаниях его дочери Татьяны). Парис похитил у спартанского царя Менелая его жену Елену и привез ее в Трою. Но в Трое мгновенно поняли, что к хорошему это не приведет. Поэтому старейшины решили Елену изгнать — они вызвали ее на совет, чтобы предложить покинуть город. Гомер пишет: "Когда Елена вошла, увидев ее красоту, старцы встали". Ему понадобилась всего одна строчка, чтобы произвести впечатление. Он не рассказывает о ее глазах, волосах и походке. Ничего этого не надо для изобразительной силы. Старцы, которые, казалось бы, давно равнодушны к женской красоте, встали, и этим все сказано. Вот это и есть литературное мастерство. Таких примеров много, но человек часто просто пропускает их, а значит, не способен оценить произведение.

Строчки из Толстого, Пушкина, Гомера переплетаются с рассказами Лындина, да и Конфуций с Платоном все еще выглядывают из-за спины букиниста. Вселенная затягивает в свой водоворот, и ты уже не понимаешь, где заканчивается литература, а где начинается биография. И только одна мысль в голове: "Может, я все это где-то читала?"

Эдуард Лындин уже давно не покупает целые библиотеки. А в магазине принимает книги только от знакомых, которые знают, что ему может понравиться. Иногда он начинает обход киевских букинистических лавок и "Петровки" в поисках нужных ему книг и пополняет свою Вселенную. Он знает, что чутье не подведет и каждая книга дождется нового хозяина. А на ее месте появится новая книга, и так бесконечно.

— Говорят, что все истории уже описаны, сюжеты повторяются. Писать бессмысленно? — спрашиваю Эдуарда Яковлевича, оглядываясь на книги, которые окружают со всех сторон.

— У Пушкина есть произведение "Моцарт и Сальери". Моцарт увидел бродячего музыканта-скрипача, исполнявшего его вещь из рук вон плохо. Композитору стало смешно. А у Сальери была другая реакция: "Мне не смешно, когда маляр негодный мне пачкает мадонну Рафаэля. Мне не смешно, когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери". Так вот разные чтецы этих строк по-разному ставят в них акцент. Кто-то делает ударение на слова "мне", чтобы показать индивидуализм Сальери. Кто-то на слове "бесчестит". Сюжеты, да, вроде одинаковые, но как их подать, в какую рамку вставить. Вариантов множество.

• Читайте также: Эта тварь реально готова тебя бомбить. И уже бомбит, — Максим Курочкин

— История, похожая на вашу, возможно уже тоже описана в какой-то книге?

— Может быть, — загадочно улыбается Эдуард Лындин.

Он и сам напоминает большую книгу, а возможно, целую библиотеку. В своей истории акцент он делает на слове "счастлив".