Тяжелый город. Почему Львов так и не стал частью "русского мира"

Почти год назад русские вошли в город без единого выстрела, уверенные в том, что спасают горожан от тяжелого гнета Австро-Венгрии. На деле же они занимались откровенным грабежом населения, который для придания ему законного вида называли то реквизицией на нужды армии, то конфискацией из-за подозрений в шпионаже. Общая сумма убытков, нанесенных городу, превысила 16 млн австрийских крон.

При царском дворе не особенно интересовались такими мелочами, там мыслили глобально. Восточная Галиция с ее украинским населением должна была войти в состав России, а Западная, населенная в основном поляками, — в состав российского Царства Польского. Для обеспечения "интеграции" во Львов направили генерал-губернатором Георгия Бобринского.

21 июня 1915 года граф Бобринский прохаживался рядом с автомобилем, в который адъютанты, суетясь, укладывали последние вещи, рассеянно рассматривая губернаторский дворец. Сколько всего случилось в этом доме за год! Только три месяца назад вон с того балкона растроганный государь приветствовал людей, которые пели "Боже, царя храни!" и кричали: "Ура самодержцу!"

Тогда, в апреле, Николай II вернулся в обеденный зал довольным.

— Да будет единая, могучая, нераздельная Русь! Ур-р-р-ра! — доносилось с улицы.

"Очень красивый город, немножко напоминает Варшаву, пропасть садов и памятников, полный войск и русских людей", — записал Николай II в тот день в дневнике.

Конечно, императору не стоило показывать, как непросто все было в этом проклятом, тяжелом городе. Здесь очень мало кто, даже за деньги и продовольствие, готов был петь гимн России. А в провинции вообще одни только мазепинцы, которых австрийцы распустили безбожно. Подумать только, у них тут и газетенки, и библиотеки, и магазины, и школы свои были.

Что самое страшное, российские солдаты — малороссы из Надднепрянщины — стали покупать в этих магазинах книги вроде "Кобзаря"! Пришлось издать указ о строжайшем запрете продажи и выдачи в библиотеках и магазинах Львова книг на русском и малоросском языках, изданных за пределами России. Потом генерал-губернатор эти библиотеки и магазины и вовсе упразднил, все издания "Кобзаря" конфисковал. Впрочем, конфискацией книг дело не обошлось — в пользу армии только при обыске в обществе "Просвіта", ведущем вредную агитацию, были конфискованы ценные бумаги на 100 000 рублей. Да еще столько же в страховом товариществе "Дністер".

Генерал-губернатор улыбнулся. Он вспомнил, как был удивлен, когда к нему явилась делегация от украинцев города. Прилично одетые, интеллигентные с виду люди, хорошо говорившие на французском, просили разрешения издавать книжки на своем малоросском наречии, понятном здешнему простому люду, и умоляли не закрывать их культурные общества. Дурачье! И Восточная Галиция, и Лемковщина искони есть коренная часть единой Руси Великой. Он так им и сказал. В этих землях коренное население всегда было русским, и устройство их должно быть основано на русских началах, русских законах, русском языке и русском порядке.

КАК ДОМА. Русские солдаты на Краковской площади Львова. Январь 1915 года

Бобринский посмотрел на площадь, по которой ветер гонял кипы разорванных бумаг, а посреди меж армейских ящиков и другого ненужного при отступлении добра одиноко стояла брошенная телега. Где-то раскатисто грохнул выстрел и посыпалось стекло. Истошно завизжала женщина. Отступающие солдаты уже несколько суток открыто грабили город, и не было никого, кто мог бы им помешать. Губернатор вдруг вспомнил, как эти улицы сияли чистотой, когда он впервые приехал сюда. "Вечное славянское свинство да глупость всему виною", — в сердцах пробормотал граф и, поморщившись, закурил.

"С самого начала все пошло не так, — думал он. — И первым в этом виновен идиот Шереметьев, который в свои 32 благодаря связям при дворе уже стал полковником и возомнил о себе невесть что. Для "наведения порядка" в городе Сергей Шереметьев отправил на виселицу 27 человек! И за что? Искренне надеюсь, что среди них было хоть несколько настоящих преступников. Как можно было назначать градоначальником в такой тяжелый город такого выскочку!" Как только Бобринский прибыл во Львов 18 сентября, он тут же назначил на его место генерал-майора Эйхе. Но и тот надежд не оправдал: чего, к примеру, стоит чехарда с переходом на правостороннее движение вместо левостороннего, принятого в Австрии? А трамваи? Про трамваи никто не подумал, а чтобы их на новое движение перевести — все стрелки переделывать надо было. В итоге после недель неразберихи и противоречивых распоряжений все осталось как есть.

"Дела вроде бы наладились, когда Эйхе на посту львовского градоначальника сменил полковник Алексей Скалон, бывший прежде киевским и минским полицмейстером, — вспоминал генерал-губернатор. — Тот сразу выписал из России почти 600 городовых, да еще сотню филеров, да три десятка судебных приставов с помощниками... А на деле — повели себя как дармоеды! Единственное, что они могли делать хорошо, так это провоцировать еврейские погромы. Сколько их было за этот год, не сосчитать. Евреев не спасало даже то, что они стали кое-как говорить по-русски и прославлять самодержца. Тоже ведь распустил их Франц Иосиф. Почти все здешние крупные поместья были у них в аренде, евреи могли сами владеть землей и даже государственные должности занимали. Подумать только: еврей — и на государственной должности! Ну это мы быстро исправили: землю отобрали и погнали их в шею со всех должностей. В конце концов решено было ссылать всех евреев подчистую в Россию как австрийских шпионов. Чтобы не взвинчивали до небес цены да не занимались валютными спекуляциями. Они ведь, канальи, старались покупать рубль за четыре кроны, а не за три, как им было велено.

Хотя, положа руку на сердце, не евреев надо было громить в первую голову, а мазепинцев. Вот кто истинный враг государя! Мы всего-то арестовали из них только 1200 человек, да еще сотен шесть выслали в Россию. Мало, Георгий Александрович, мало. Да теперь уж ничего не поделаешь…"

Часы на колокольне Бернардинского монастыря пробили полдень — еще по петроградскому времени, на которое приказал перейти Бобринский. Теперь все снова вернется, как было. Год работы насмарку. И все из-за дураков, из-за дураков…

"Еще один из них — Дудыкевич, депутат распущенного в начале вой­ны Галицкого сейма от Русской народной партии, — продолжал размышлять Бобринский. — Этот прохвост на следующий день после моего приезда зачем-то привел ко мне целую делегацию здешних москвофилов. В этом самом дворце, в Большом белом зале Владимир

Дудыкевич, рассыпаясь в похвалах государю, клялся в "искреннем и страстном желании Червонной Руси беспрепятственно участвовать в культурной работе всего объединенного русского мира…" Тысячи слов и никакого толку! На днях этот самый Дудыкевич просил у меня пропуск для переезда в Россию. Австрийцы, поди, не погладят по головке за "Боже, царя храни" под окнами губернаторского дворца.
Дудыкевич предлагал изгнать из Галиции всех иезуитов и василиан, митрополита Шептицкого убрать под любым предлогом, а все земли греко-католической церкви конфисковать. Он не подумал, что скажут на это в Риме. Вот я всего-то разрешил в греко-католических храмах отправлять богослужения по очереди с православными, как Папа уже обвинил меня в "покушении на статус католической церкви". А что если крестьяне взбунтуются в селах? Надо ли это российской армии сейчас, когда на фронте все так непрочно?

Еще один дурачок — епископ Евлогий, думавший, что сейчас в два счета переведет здешних греко-католиков в православие. На проповеди в Преображенском соборе он прямо к такому переходу и призвал. Мазепинцы сразу ощетинились. В итоге мне пришлось издавать специальный циркуляр о веротерпимости, а командующему фронта — обращаться к государю, чтобы Евлогия "почетно" перевели куда-нибудь. Ну нельзя же так, господа! Надо же понимать! Ведь все можно было сделать тихо и незаметно. Вот мы арестовываем мазепинского священника, а потом объявляем его приход покинутым и ставим туда православного батюшку. Сколько мы храмов так захватили без крику и без всякого сопротивления. Успеем флагами помахать, господа!

Хотя Шептицкого и с ним три десятка греко-католических священников мы таки выслали, что бы там Папа ни говорил. Наши агенты донесли, что на проповеди он назвал наше православие казенным и державным. Что ж, в Суздальском монастыре у графа Шептицкого будет время поразмыслить об этом".

Бобринский взглянул на небо, по которому потянулись облака черного дыма. Это по приказу генерал-губернатора подожгли главный городской вокзал. "Особого военного смысла в этом нет, но проблем австрийцам мы определенно добавим", — удовлетворенно подумал граф и вдруг вспомнил о 44 заложниках из числа знатных горожан, которых он приказал вывезти в Киев. На всякий случай. Пригодятся.

"Ах, как все хорошо начиналось в сентябре прошлого года! Армии Юго-Западного фронта взяли Галич, Львов, осадили Перемышль, который со своей хваленой крепостью не продержался и четырех месяцев. Границы русского мира, русской империи продвигались все дальше и дальше на запад. А теперь… Перемышль пал, и армия уходит из Львова, как и пришла, без единого выстрела. Все, что я мог сделать в такой безнадежной ситуации, это издать приказ о принудительном выселении всех мужчин в возрасте от 18 до 50 лет в Волынскую губернию. Пусть лучше они копают окопы для нас, чем для противника. Жаль, выселить удалось немногих — слишком быстро пришли австрийцы".

16
млн крон

Такой была сумма ущерба, причиненного Львову российской оккупацией

— Ваше сиятельство, пора, — несмело сказал из-за плеча графа один из адъютантов.

Георгий Бобринский бросил окурок на мостовую, перекрестился и сел в автомобиль. Машина свернула на Лычаковскую улицу и понеслась на восток, обгоняя последние отряды покидающего город гарнизона.

На следующий день, 22 июня 1915 года, на западе, у Яновской рогатки показались первые кавалерийские разъезды 2-й армии фельдмаршала Эдуарда фон Бем-Эрмоли. Когда австрийские войска вступали в город, встречать их собралось около 20 000 львовян.

Фото: Корсаков, wikimedia.org, strubcina.org, zbruc.eu