Олег Сенцов: "В лагере я делал вещи, за которые другого забили бы до смерти"
За годы независимости в Украине среди множества национальных кинохитов, в центре которых женская история, появился только третий настоящий "мужской фильм": после "Племени" Мирослава Слабошпицкого (2014) и "Киборгов" Ахтема Сеитаблаева (2017) на экраны 17 февраля вышел "Носорог" (2021) Олега Сенцова. Фильм закрывает для Украины тему криминального "беспредела" 1990-х.
Что касается наград, то картина попала в номинацию программы "Горизонты" Венецианского фестиваля и победила на Международном фестивале в Стокгольме (в разные годы "Бронзовую лошадь" получали "Бешеные псы" Тарантино и "Раз, два, три… замри" Бертрана Блие).
По сюжету крепкий мальчик Вова доской с гвоздем сбивает подсолнухи. А потом той же доской — бьет напавших на него пацанов. Он быстро растет и начинает так же живо крошить хулиганов и бандитов. Носорог, которого сыграл непрофессиональный актер, активист Сергей Филимонов — крепкий орешек.
Он прет без разбора и нарывается на банду Черепа, которая ставит его "на счетчик". Чтобы от них отмазаться, главный герой заручается поддержкой другого крупного бандита — Тучи. Носорог начинает собирать дань с коммерсов для Тучи, действуя нагло, дерзко и жестоко. Так же он поступает с конкурентами — "мочит" без промедления.
У Носорога есть прекрасная девушка Марина. Они играют роскошную бандитскую свадьбу, где поет Олег Скрипка. В семье рождается дочь.
"Сценарий "Носорога" я написал до своего заключения. Уже там столкнулся со многими убивавшими людей. Я не видел, чтобы кто-то покаялся. Каждый находит себе оправдание"
Носорог убил десятки людей, но это были преимущественно такие же бандиты, как он. Однако запоминаются только смерти двух девочек. В картине есть мощная и пронзительная сцена, когда Носорог своей гигантской мужской ладонью трогательно накрывает мертвую ручку дочки, распрямившуюся из-под простыни. Косвенно он виновен в гибели своего ребенка и напрямую — в гибели другой девочки. Эти две смерти перевешивают все, поэтому Носорог оказывается в личностной безысходности.
При этом у него был шанс изменить свою судьбу: его приглашает в протестантскую церковь священник в Германии, у которого он временно работает по хозяйству, но Вова не переступает порог храма.
Носорог вроде бы выскочил из круговорота кровавых дел и пьяных оргий, но никаких выводов не сделал. Ему не хватает стратегического мышления, как тому же Саше Белому из "Бригады", чтобы двигаться куда-то дальше — в политику или монастырь. Из тупика Носорог видит только один выход — принести себя в жертву. Учитывая его характер, это не очень естественно смотрится. Но такова воля автора.
В разговоре с Сенцовым довольно ясно проступил его сильный характер: он целеустремленная личность. На встречу с режиссером я захватил для автографа сборник его малой прозы — "Рассказы" 2015 года. В его рассказе "Школа" есть такие строки: "В школу я таки ходил не зря. Она меня чему-то научила, и не как вычислять треугольнички — я научился в ней никогда не сдаваться и не размениваться. Не сдаваться и не размениваться".
Сенцов следует этой линии: не сдаваться и не размениваться. Причем он умеет смотреть на себя со стороны с определенной долей иронии и юмора. Юмор этот есть и в картине. "Ну давай, – прощаясь после интима, говорит Носорог проститутке, намекая, что не хочет продолжать отношения. – Мне кажется, я уже дала", – резонно отвечает девушка.
Я — активный носорог
Как бы там ни было, а руль своей судьбы Сенцов держит крепко. Олег откровенно рассказал Фокусу о перипетиях своего пути: почему он вдруг решил снимать кино, как ради этого разрушил свой бизнес, как оказался на революционных баррикадах, а затем — в тюрьме, где существуют свои законы, которые он, как человек анархического склада, подрывал, как мог.
Олег, мой вывод после "Носорога": мужик, наделавший кучу ошибок, приносит себя в жертву. Но при этом он не раскаивается в совершенном. На фоне этого разве его стремление к самоуничтожению выглядит логичным?
– Да, каждый человек оправдывает себя. Но все, что было у Носорога дорогого в жизни, его родные — все они в могилах. Он говорит в фильме своему другу-соратнику Плюсу: "Скажи, что я уже мертв". У него случился такой жизненный период, что много времени было подумать.
"Внутренняя проблема украинцев в том, что здесь высокий уровень ненависти. Украинцы хорошо консолидируются, когда опасность, а когда все спокойно, начинают ссориться"
Сценарий я написал до своего заключения. Уже там столкнулся со многими, кто убивал людей. Я не видел, чтобы кто-нибудь покаялся. Кроме одного случая, когда муж жену убил: он каялся, остальные нет. Каждый находит себе оправдание. Даже тот, кто зарубил несколько человек топором. И мой герой тоже вроде бы не считал себя виноватым. А я хотел показать, что такой жизненный путь, как у Носорога, никуда не приводит.
Для меня смысл этой притчи в том, что такой сильный мужчина как Носорог должен быть по определению защитником женщин, а он становится причиной их гибели. Но поговорим о вас. Вы резко развернули свою судьбу, когда, празднуя тридцатилетие, заявили за столом, что станете режиссером. Хотя до этого окончили Экономический университет в Симферополе и были совладельцем компьютерного клуба. Почему вдруг такой поворот?
— Я давно писал прозу и у меня накопилась творческая масса, которая требовала выхода. Я понял, что раньше занимался не тем. Посмотрел вокруг – что было лучшего из киновузов? Подал документы на Высшие режиссерские курсы в Москве. Поступал в мастерскую известных режиссеров Аллы Суриковой и Владимира Фокина. Они меня час мурыжили, но я человек со своим мнением, которое отстаивал. Фокин заявил: "Если вы такой умный, снимайте свое кино". Им не нужен был человек, спорящий с авторитетами. Сурикова меня защищала, а потом поняла, что напрасно. Там была большая надпись в холле: "Научиться кино можно, научить нельзя". Я решил, что это мнение мне подходит, и поехал домой, где начал смотреть по пять фильмов в день и читать специальную литературу. Два года занимался самообразованием. Деньги на это были, потому что параллельно я занимался своим компьютерным бизнесом. Снял первую короткометражку — очень плохую, потом другую — получше. И решил замахнуться на полный метр – фильм "Гамер".
Вы сами похожи на Носорога – вас в жизни ничего не останавливает?
– Да. Какие-то черты характера, конечно, ты черпаешь из себя. Хотя у меня был прототип главного героя. Однако это собирательный образ. Но, возвращаясь к моей кинематографической деятельности, я снял фильм "Гамер" с бюджетом $20 тыс. Бизнес мой загибался, потому что я три года из него только выкачивал деньги для кино. Компьютерный клуб стал умирать, и я после съемок закрыл его.
2012 год, мне 35 лет, подвожу итоги. Пять лет назад я был молодым, перспективным бизнесменом, а сейчас без денег, расстался с женой, она забрала двоих детей, один из которых болен аутизмом. Все вместе так завертелось.
Однако вы попали с "Гамером" на фестиваль в Роттердам и Ханты-Мансийск, где были помечены критиками.
— Да, в Ханты-Мансийске я получил приз от прессы.
Как вы пробились?
— У меня не было никаких связей. Был только диск с фильмом, который я всюду раздавал, рассылал его. И 150-й человек откликнулся: "Это хорошо". Я — активный носорог.
Много лжи и ненависти
Следующий шаг – сценарий "Носорога"?
— Да, мы победили с ним на нескольких питчингах в Украине и Европе. Получили от Госкино Украины финансирование. Я готовился к съемкам, а потом пошло: революция, война и тюрьма – в моем случае.
Вы ожидали такого крутого поворота событий?
– Никто не знал, что так будет. Да и сейчас не знаем, что будет через два-три месяца.
Вас напугало давление ФСБ? То, что они шили вам политику? Вы ведь не профессиональный революционер, как Ленин, готовившийся к этой деятельности, а кинорежиссер.
— Но я был активистом Майдана в Киеве и в Крыму тоже. Нельзя сказать, что они поймали первого встречного. Нет, они поймали активиста, которому пытались пришить терроризм. Но оказалось, что он режиссер. У меня была большая поддержка и я не собирался сдаваться — этого они никак не ожидали. Они думали, что это будет парень, который послушно скажет перед камерой: "Да, да, да. Это все мы". Не все, конечно, но так поступали многие.
"Физически они меня не трогали. А после голодовки уже совсем отстали: пусть стоит и ходит, как хочет, лишь бы не голодал. Когда я уехал из лагеря, администрация вздохнула с облегчением"
Власть уже начинает проявлять недовольство некоторыми вашими высказываниями.
— Что поделать? Сейчас я меньше пишу в Фейсбуке, больше занимаюсь кино. Был период, я много ездил по стране, общался с людьми. Я словно вышел из машины времени, прыгнувшей на пять лет вперед. Изменений мало, но много лжи, ненависти. И меня это поразило, потому что я надеялся, что ситуация в Украине положительно изменится. И говорю как есть, потому что право высказываться заработал пятью годами тюрьмы.
Внутренняя проблема украинцев состоит в том, что здесь высокий уровень ненависти. Украинцы хорошо консолидируются, когда есть опасность, а когда все спокойно, начинают ссориться. Плюс этого в том, что эти люди никогда не подчинятся, их невозможно сделать послушными рабами, а проблема в том, что украинцы не могут договориться друг с другом. Одна часть населения натравливается на другую, мы всегда выбираем, какой гетман правильный. Это все подогревается разными политиками.
Выход простой: для начала нужно слушать друг друга и уважать чужое мнение. С одной стороны, Украина имеет глубокие исторические корни, казачество и тому подобное, а с другой — она еще молода как политическая нация, 30 лет — немного.
Лагерный анархист
Как к вам в заключении относились россияне?
— По-разному. Люди в погонах относились отрицательно, я для них враг. Зеки — в основном нормально, потому что там за политику никто не "качает". Есть определенные поступки на свободе, за которые могут предъявить: изнасилование, убийство ребенка.
Они уважали вашу позицию?
— Да не было такого. Когда сажают за терроризм, у россиян сразу в голове: "Ага, чеченец". А здесь — хотели взорвать памятник Ленину? Какая-то дурня… Это вам "шляпу" пришили. Потом началось внимание ко мне правозащитников, начальства. Какой-то я, наверное, особенный. Но вообще там плевать, кто ты и что. У каждого в зоне свои проблемы.
ВажноКак вы умудрились в колонии написать четыре сценария? Там разрешали это делать?
— Разрешено писать. Нельзя писать о тюрьме. Но у меня такой плохой почерк – прочесть невозможно. Я говорю им: "О вас не пишу, вы мне неинтересны".
Меня поразила в одном из интервью ваша метафора, где вы сравнили тюрьму с монастырем: есть время поковыряться и разобраться в себе. Там что, не было разборок?
— Я был в местах, где достаточно строгий режим содержания. В тюрьме – серьезная изоляция. А в лагере другая ситуация, там зеки в бараках. Из 60 человек, сидевших в моем бараке, 20 официально служат администрации – козлы. А еще 20 – неофициально. Небольшие ротации были, но ты с теми же людьми годами. У тебя нет личного пространства. Пишешь на краю кровати. У тебя какая-то одежда, роба, носки, тебе могут передать какие-то разрешенные продукты. Да и бумага с ручкой. Все.
То есть при выходе из зоны у вас не забрали написанное?
– Я очень боялся, что это может произойти. Это было мое слабое место. Но всегда делал вид, что мне плевать. Писать не запрещено, если там нет ничего экстремистского и связанного с безопасностью тюрьмы, типа побега. У меня была классная книга "Крещеные крестами" — о беспризорных подростках, — так охрана вырвала оттуда карты старой России: а может, ты побег готовишь? Маразм.
Система тупая и безжалостная. Из людей делают стадо. Почему ты каждый раз, когда видишь милиционера, должен с ним здороваться: "Здравствуйте, гражданин начальник"? Даже если видишь его за день в десятый раз. Ты должен подчиняться бессмысленному ритуалу, в котором нет смысла.
Кстати, это напоминает сценки из вашей пьесы "Номера". Вы предрекли сами себе это все?
– (Смеется ). Да, это очень похоже. Для меня самого это было поразительно. Я предсказал себе тюрьму за пять лет до этих событий.
А интеллигентов-диссидентов, заключенных за свои взгляды, рядом с вами не было, как в 1970-е? То, что описано в книге Игоря Губермана "Прогулки вокруг барака".
– Нет. Был банкир Алексей Френкель. Я с ним в шахматы играл. С ним интересно, он очень умен. Обычно зеки имеют одну-две сумки с личными вещами. У меня была одна маленькая сумка с вещами и большая с корреспонденцией: письма, тетради, книги. У Френкеля было 120 баулов. Он юрист по образованию и сводил с ума администрацию — писал разные заявления. Один из его баулов – архив его бумаг. Это почти анекдот. Если такой человек едет по этапу, за ним следует грузовик, который везет его баулы.
Он вам принес какую-то пользу, может быть, юридическими советами?
— Ну какую он мог мне принести юридическую пользу, когда я был в статусе практически личного врага Путина (смеется). Я как в мультике "Том и Джерри", когда над котом все время светилась лампочка, вот и я был "подсвечен". Я с кем-то чай вместе попил, пообщался – его вызвали, избили.
А когда вы начали голодовку, как изменилось к вам отношение?
— Первые сутки они были злые, как собаки. У них еще есть своя внутренняя игра. Лагерь – это непростой муравейник. У меня вышел недавно двухтомник "Хроника одной голодовки". Человек, который его прочтет, поймет. Они видели, как я держусь. Меня пичкали капельницами. Ставили передо мной еду, чтобы она вкусно пахла. Хотя тюремная еда не очень, скажем так, ароматная. Через полчаса застывала и уже никак не пахла. Психологически было тяжело – каждый день бесконечно одинаков. На меня уже ставки ставили как на тотализаторе: сколько продержусь? Ко мне внимание выросло многократно, поэтому мелкими придирками уже не донимали. Я теперь не говорил: "Гражданин начальник". Только по имени и отчеству. Или просто на "Вы". Раньше меня за это закрывали в стоячий карцер.
"В лагере разрешено писать. Нельзя писать о тюрьме. Но у меня такой плохой почерк — прочесть невозможно. Я говорю им: "О вас не пишу, вы мне неинтересны"
В лагере все ходят строем и обязательно с левой ноги. А Сенцов идет по правой — строй ломается. "Почему не ходишь с левой?" — "А в правилах этого нет". Там на самом деле наоборот указано, что строевая в лагере не применяется.
А вы в армии не служили?
– Нет. В армии не был. У меня было заболевание сердца в детстве, и в армию не взяли. А в лагере требовали во время построения держать руки за спиной. А я не делал этого — охрана с ума сходила. За эти вещи они могли убить кого-нибудь насмерть, но меня они трогать не смели. Ведь я показывал "неправильный" пример другим.
Вы были центром анархизма?
– Да. Физически они меня не трогали. А после голодовки уже совсем отстали: пусть стоит и ходит, как хочет, чтобы не голодал. Когда я уехал оттуда, администрация вздохнула с облегчением.
Что привело к прекращению голодовки?
— Она уже длилась три месяца. Сил не было, все время на лекарствах. Похудел, не было ни физических, ни психологических сил. Каждый день пугали остановкой сердца. Они уже хотели передать меня в реанимационное отделение, чтобы применить принудительное кормление: в нос трубку вставляют и вливают раствор. Я понял, что все, что мог, уже получил от этой акции. Ко мне появилось уважение. Сильных чтят даже враги. И сильных духом прежде всего: ты не боишься и отстаиваешь свою позицию, не обманываешь, делаешь, что пообещал.
ВажноВернемся к вашей премьере: У Носорога был шанс выйти в депутаты, как Саша Белый из "Бригады"?
— Я показал человека, который все же не мыслил стратегически. Он жил одним днем. У нас в Крыму такие просто убивали друг друга, и когда туда прибыл Геннадий Москаль, он просто зачистил оставшихся, добил их. Кроме тех, кто раньше понял, что, когда приходят прокуроры, нужно с ними что-то решать, идти на компромисс.