Война продлится годы. Худшие сценарии войны в Украине

"Рассмотрим самый худший сценарий.

Я уже писал, что сегодняшняя ситуация в мире больше всего напоминает 1970-е годы. Мы находимся в состоянии, напоминающем новую холодную войну. У нас уже возникла проблема инфляции. Война в Украине напоминает нападение арабских государств на Израиль в 1973 году или советское вторжение в Афганистан в 1979 году. Экономическое влияние войны на цены на энергоносители и продукты питания создает риск стагфляции".

Фокус перевел новый текст Нила Фергюсона, посвященный сценариям развития нынешней российско-украинской войны.

В ожидании ядерного удара. Худшие сценарии для Украины и мира

А если предположить, что сейчас не 1979, а 1939 год, как утверждает историк Шон МакМикин? Конечно, положение Украины намного лучше, чем положение Польши в 1939 году. В отличие от Польши после вторжения нацистской Германии, Украина получает оружие с Запада. Польша была разделена между Гитлером и Сталиным, Украине же угрожает только Россия.

С другой стороны, если рассматривать Вторую мировую войну как совокупность нескольких войн, то параллель начинает выглядеть более правдоподобной. США и их союзники должны думать не об одном, а о трех геополитических кризисах, следующих один за другим, подобно тому, как войне в Восточной Европе предшествовала война Японии против Китая, за которой последовала война Гитлера против Западной Европы в 1940 году и война Японии против США и европейских империй в Азии в 1941 году. Если в следующем году Китай начнет вторжение на Тайвань, а между Ираном и его региональными врагами – арабскими государствами и Израилем, которые все больше объединяются, – разразится война, тогда, вероятно, нам придется говорить не просто о Второй холодной войне, а о Третьей мировой.

Как бы вы себя чувствовали, если бы всерьез верили, что приближается Третья мировая война? Будучи подростком, я с увлечением читал трилогию Сартра о французских интеллектуалах накануне и в начале Второй мировой войны, первый том которой называется "Возраст зрелости". Помню, меня преследовало то же чувство экзистенциального страха, которое одолевало его героев. (В метафоре, которая незабываемо передает нигилизм довоенного Парижа, первая мысль главного героя Матье, узнавшего, что его любовница Марсель беременна, – как сделать аборт). Это лето 1938 года, и над всеми нависает неминуемая гибель.

Я не вспоминал об этих книгах в течение многих лет. Они вспомнились мне только после вторжения России в Украину 24 февраля, потому что я с содроганием узнал это ощущение неумолимо приближающейся катастрофы. Даже сейчас, после пяти недель войны, отмеченных героическими успехами украинских защитников против российских захватчиков, я все еще не могу избавиться от тревожного чувства, что это всего лишь начало гораздо большей трагедии.

В свой последний приезд в Киев в начале сентября прошлого года я заключил пари с гарвардским психологом Стивеном Пинкером. Суть спора заключалась в том, что "к концу этого десятилетия, до 31 декабря 2029 года, обычная или ядерная война унесет не менее миллиона жизней". Я горячо надеюсь, что проиграю пари. Но моя тревога не была и не стала иррациональной. Сидя в Киеве и размышляя о вероятных намерениях Владимира Путина и уязвимости Украины, я понимал, что война приближается. А война в Украине обычно приносит кровавую жатву.

С момента публикации его книги "Добрые ангелы человеческой природы" в 2012 году мы с Пинкером спорили о том, становится ли мир более мирным – точнее, существует ли значимая тенденция к уменьшению частоты и смертоносности войн. Данные, на которые он опирается в этой книге (в главах 5 и 6), определенно приводят именно к этому выводу.

Пинкер высказывает два утверждения. Во-первых, примерно с 1945 года между великими державами установился "долгий мир", что заметно контрастирует с предыдущими эпохами постоянных конфликтов между великими государствами. Во-вторых, наступил "новый мир", характеризующийся "количественным снижением войн, геноцида и терроризма, время от времени имевших место после окончания холодной войны".

Короче говоря, утверждает Пинкер, "произошло существенное сокращение насилия… вызванное политическими, экономическими и идеологическими условиями". Он даже делает не вполне серьезный прогноз: "вероятность того, что в следующем десятилетии разразится крупный эпизод насилия – конфликт со 100 тысячами смертей за год или миллионом смертей в целом – составляет 9,7 процента". Разумеется, я считаю, что этот показатель выше.

Нет недостатка в политологах, разделяющих мнение Пинкера о том, что мир стал гораздо менее жестоким и, в частности, менее склонным к крупномасштабным войнам. В статье, опубликованной в недавнем сборнике под редакцией Нильса Петтера Гледича из Института исследования проблем мира в Осло, Майкл Спагат и Стейн ван Визел подсчитали число погибших в боях на 100 тысяч населения планеты, используя данные о межгосударственных и гражданских войнах с 1816 года. Они выявили структурный перелом в 1950 году, после которого мир стал принципиально более мирным, чем в предыдущие полтора века.

Сам Пинкер признает, что проблема со всеми подобными рассуждениями проста. Даже если верно, что с 1950 года мир стал менее подвержен большим войнам, статистика не может дать никаких гарантий сохранения этой тенденции. На эту глубокую и парадоксальную истину впервые указал английский эрудит, родившийся более 140 лет назад.

Льюис Фрай Ричардсон получил образование физика и по большей части занимался метеорологией. Его исследования о войне остались непризнанными при жизни (вершиной его карьеры стала должность научного сотрудника в Техническом колледже Пейсли в Шотландии). Только в 1960 году, через семь лет после его смерти, был найден издатель для двух его томов о конфликтах: "Оружие и отсутствие безопасности" и "Статистика летальных конфликтов".

Ричардсон определил "летальный конфликт" как "любой конфликт, приведший к смерти людей", включая, кроме войн, также "убийства, бандитизм, мятежи, восстания", но не косвенные смерти от голода и болезней. Все потери в ходе летальных конфликтов он отразил в логарифмах с точностью до 10, создав своего рода шкалу Рихтера летальности.

В его анализе всех "летальных конфликтов" за период с 1820 по 1950 год мировые войны были единственными конфликтами магнитудой 7, число жертв которых исчислялось десятками миллионов. На них пришлось три пятых всех смертей в его выборке.

Ричардсон стремился найти в данных о летальных конфликтах закономерности, которые могли бы пролить свет на периодичность и масштаб войн. Существует ли долгосрочная тенденция к уменьшению или увеличению числа войн? Ответ был отрицательным. Данные показали, что войны распределяются случайным образом. По словам Ричардсона, "выборка в целом не указывает ни на тенденцию к увеличению, ни на уменьшение количества смертельных ссор".

Этот вывод повторили Паскуаль Чирилло, Нассим Николас Талеб и, совсем недавно, Аарон Клаузет (в труде Гледича). Да, после Второй мировой войны в мире стало меньше насилия, чем в первой половине 20 века или в 19 веке. Но, по словам Клаузета, "длительный период мира не обязательно свидетельствует об изменении вероятности больших войн. … Вероятность очень большой войны [такой большой, как Вторая мировая война] постоянна. …Только через 100 лет долгий мир становится статистически отличимым от большой, но случайной флуктуации в стационарном процессе".

Короче говоря, еще слишком рано говорить о том, знаменует ли "долгий мир" фундаментальные перемены.

Другой, более исторический способ рассуждать об этом – просто сказать, что, называя эпоху холодной войны "долгим миром", мы упускаем из виду, насколько близко мир уже не один раз подходил к ядерному Армагеддону. То, что Третья мировая война не разразилась, скажем, в 1962 или 1983 году, было скорее вопросом удачи, чем человеческого прогресса. В мире, где по крайней мере два государства имеют достаточно ядерных боеголовок, чтобы уничтожить большую часть человечества, долгий мир продлится до тех пор, пока лидеры этих стран не откажутся начать ядерную войну.

Это возвращает нас к российскому вторжению в Украину. 22 марта я предположил, что исход этой войны зависит от ответов на семь вопросов. Давайте освежим ответы на эти вопросы.

Удастся ли русским взять Киев и устранить президента Украины Владимира Зеленского за две, три или четыре недели?

Кажется, правильный ответ –"не удастся".

Вполне возможно, что Кремль лишь временно вывел часть своих сил из окрестностей Киева, но теперь мало кто сомневается, что план изменился. На брифинге 25 марта российские генералы заявили, что в их намерения никогда не входил захват Киева или Харькова и что атаки там были направлены только на отвлечение и ослабление украинских сил. Настоящей целью России было и остается установление полного контроля над регионом Донбасса на востоке страны.

Это звучит как рационализация очень тяжелых потерь, которые русские понесли с начала вторжения. В любом случае, теперь мы увидим, сможет ли армия Путина достичь этой более ограниченной цели – окружить украинские войска на Донбассе и, возможно, обеспечить "сухопутный мост" из России в Крым вдоль побережья Азовского моря. С уверенностью можно сказать лишь, что это будет относительно медленный и кровавый процесс, как показала жестокая битва за Мариуполь.

Приведут ли санкции к настолько серьезному экономическому спаду в России, чтобы помешать Путину добиться победы?

Российская экономика, безусловно, сильно пострадала от западных санкций, но я по-прежнему считаю, что она пострадала недостаточно сильно, чтобы закончить войну. Пока правительство Германии сопротивляется эмбарго на экспорт российской нефти, Путин все еще зарабатывает достаточно твердой валюты, чтобы поддерживать свою военную экономику на плаву. Лучшим доказательством этого является удивительное восстановление курса рубля по отношению к доллару. До войны за один доллар можно было купить 81 рубль. После вторжения курс упал до 140. А потом вернулся к 81 рублю, в основном благодаря иностранным платежам за нефть и газ и контролю России за движением капитала.

Может ли сочетание военного и экономического кризиса привести к дворцовому перевороту против Путина?

Как я утверждал две недели назад, администрация Байдена делает ставку на смену режима в Москве. За прошедшее время это стало очевидным. Правительство США не только объявило Путина военным преступником и начало судебное преследование российских военных преступников в Украине; в конце своей речи в Варшаве Джо Байден произнес девять слов, которые войдут в учебники истории: "Ради Бога, этот человек не может оставаться у власти".

Некоторые утверждают, что это было вольным дополнением к его речи. Американские официальные лица почти сразу же попытались откреститься от этой фразы. Но прочтите всю речь, в которой неоднократно упоминается падение Берлинской стены и Советского Союза и говорится о новой битве "между демократией и автократией, между свободой и репрессиями, между порядком, основанным на правилах, и порядком, управляемым грубой силой". У меня нет никаких сомнений в том, что США (и, по крайней мере, некоторые из их европейских союзников) стремятся избавиться от Путина.

Приведет ли риск падения Путина к отчаянным мерам (например, к осуществлению ядерной угрозы)?

Сейчас это решающий вопрос. Байден и его советники кажутся удивительно уверенными в том, что сочетание поражения в Украине и санкций против России приведет к политическому кризису в Москве, сравнимому с тем, который развалил Советский Союз 31 год назад.

Но Путин не похож на ближневосточных деспотов, павших во время войны в Ираке и "арабской весны". Он уже обладает оружием массового уничтожения, включая самый большой в мире арсенал ядерных боеголовок, а также химическое и, несомненно, биологическое оружие.

Те, кто преждевременно провозглашает победу Украины, похоже, забывают, что чем хуже идут дела для России в обычных военных действиях, тем выше вероятность того, что Путин применит химическое или тактическое ядерное оружие. Помните: с 2014 года его целью было не допустить превращения Украины в стабильную демократию, ориентированную на Запад и интегрированную в западные институты, такие как НАТО и Европейский союз. С каждым днем смертей, разрушений и перемещений он считает, что идет к этой цели: лучше выжженная земля, чем свободная Украина.

Люди, отвергающие риск Третьей мировой войны, упускают из виду эту суровую реальность.

Во времена холодной войны у НАТО не было шансов на победу в конвенциональной войне с Советским Союзом. Именно поэтому у нее появилось тактическое ядерное оружие, готовое к применению против Красной Армии, если бы та вошла в Западную Европу. Сегодня уже у России не было бы никаких шансов в обычной войне с НАТО. Сейчас очередь Путина держать наготове тактическое ядерное оружие, готовое к применению в ответ на нападение Запада на Россию. И Кремль уже привел аргументы в пользу подготовки такого нападения.

21 февраля Николай Патрушев, секретарь Совета безопасности России, заявил, что "в своих доктринальных документах США называют Россию врагом", а их целью является "не что иное, как развал Российской Федерации". 16 марта Путин объявил, что Запад ведет "войну экономическими, политическими и информационными средствами" "всеобъемлющего и неприкрытого характера".

"Нам объявлена настоящая гибридная война, тотальная война", – сказал министр иностранных дел Сергей Лавров. Ее цель – "разрушить, сломать, уничтожить, задушить российскую экономику и Россию в целом".

Поддержат ли китайцы правление Путина при условии, что он согласится на компромиссный мир, посредником для которого предлагает стать Китай?

Сейчас уже достаточно ясно (особенно по сообщениям через контролируемые государством китайские СМИ), что правительство Китая встанет на сторону России, но не до такой степени, чтобы вызвать вторичные санкции США в отношении китайских институтов, ведущих дела с российскими организациями в нарушение наших санкций.

Я больше не ожидаю, что Китай будет играть роль миротворца. Виртуальный саммит лидеров Евросоюза и Китая подтверждает это.

Не начнется ли у нас преждевременный синдром дефицита внимания?

Заманчиво сказать, что он начался после обычного четырехнедельного новостного цикла – в тот момент, когда Уилл Смит дал пощечину Крису Року на церемонии вручения "Оскара". Я дам более подробный ответ: в ближайшие месяцы поддержка Украины западной общественностью будет проверена на прочность постоянным ростом цен на продовольствие и топливо в сочетании с ошибочным представлением о том, что Украина выигрывает войну, а не просто не проигрывает ее.

Каков сопутствующий ущерб от войны Украины и России?

В мире существует серьезная и усугубляющаяся проблема инфляции, причем центральные банки существенно отстают от целевых показателей.

Чем дольше продолжается эта война, тем серьезнее угроза откровенной стагфляции (высокая инфляция при низком, нулевом или отрицательном экономическом росте).

Эта проблема будет наиболее острой в странах, которые в значительной степени зависят от Украины и России не только в плане энергоносителей и зерна, но и в плане удобрений, цены на которые в результате войны выросли примерно вдвое. Тот, кто считает, что это не приведет к негативным социальным и политическим последствиям, плохо знает историю.

Меня постоянно спрашивают: "Что же будет дальше?".

Чтобы разобраться в этом вопросе, давайте вернемся к политологии и начнем с доводов в пользу оптимизма (что в моем понимании равносильно утверждению "сейчас 1970-е годы, а не 1940-е"). Большинство войн коротки. Согласно статье Д. Скотта Беннета и Аллана К. Стэма III, опубликованной в 1996 году, средняя (среднестатистическая) война между 1816 и 1985 годами длилась всего 15 месяцев. Более половины войн в их выборке (60%) длились менее шести месяцев, а почти четверть (23%) – менее двух. Меньше четверти войн (19%) длились более двух лет. Таким образом, велика вероятность, что война в Украине закончится относительно скоро.

Учитывая, что Россия с трудом добивается даже ограниченных побед в Украине, Путин вряд ли пойдет на эскалацию, которая приведет к более масштабному конфликту. Поэтому прекращение огня вероятно, скажем, через пять недель (в начале мая), потому что к тому времени русские либо добьются окружения украинских сил на Донбассе, либо потерпят неудачу.

В любом случае русским нужно будет дать своим солдатам передышку. Процесс призыва и подготовки резервистов идет полным ходом, но пройдет много месяцев, прежде чем новые войска будут готовы к бою.

Однако возвращение к мирной жизни займет гораздо больше времени. С каждым днем украинского сопротивления позиции становятся все жестче, особенно по территориальным вопросам (будущий статус не только Донецка и Луганска, но и Крыма). Я легко могу представить себе нарушение прекращения огня и попытки новых прорывов, ведущие к боевым действиям – и все это продлится гораздо дольше ожидаемого. Это означает сохранение, если не ужесточение санкций против России.

Большой массив литературы о продолжительности войн подтверждает такой вывод. "Когда возможности противников близки к паритету, – утверждал Бранислав Сланчев в 2004 году, – стимулы к отсрочке соглашения наиболее сильны, и войны, как правило, будут более продолжительными". В важной статье 2011 года Скотт Вулфорд, Дэн Райтер и Клиффорд Дж. Каррубба сформулировали три несколько контринтуитивных правила:

1. Разрешение неопределенности с помощью боевых действий может вести к продолжению, а не к прекращению войны.
2. Чем дольше длятся войны, тем дальше они от завершения.
3. В ответ на разрешение неопределенности военные цели с течением времени могут увеличиваться, а не уменьшаться.

Что может предотвратить такой затяжной "мир без мира", который будет слишком жестоким, чтобы квалифицироваться как "замороженный конфликт", по примеру Молдовы и Грузии?

Может быть, Байдену повезет, и Путина свергнут недовольные представители российской политической элиты и голодные москвичи. Но я бы на это не ставил. (К тому же будет ли русская революция удачей для нас или для Китая? Для кого было успехом свержение Саддама Хусейна – для США или для Ирана?)

Падение Путина, безусловно, повысит вероятность прочного мира в Украине. Алекс Вайсигер из Пенсильванского университета утверждает, что "в менее демократических странах… замена действующего лидера может быть частью процесса, в ходе которого уроки с поля боя воплощаются в политических изменениях… Смена лидеров связана с урегулированием [войн] и… приход незапятнанных руководителей, которые более охотно идут на уступки, необходимые для завершения войны, наиболее вероятен, когда война идет неудачно".

Отлично! Проблема в том, что такая "смена лидеров" – исключение, а не правило. По данным Сары Кроко из Университета Мэриленда, из 355 лидеров в большой выборке межгосударственных войн, только 96 были заменены до окончания войны. 51 из них сменили "незапятнанные" лидеры, то есть люди, которые не входили в правительство в начале войны.

Другими словами, большинство войн заканчивают те же лидеры, которые их начали. Смена режима происходит менее чем в четверти войн, а "незапятнанные" лидеры появляются только в 14% конфликтов.

Надеюсь, я проиграю свое пари Стивену Пинкеру. Я надеюсь, что война в Украине скоро закончится. Я надеюсь, что Путин скоро уйдет. Я надеюсь, что не произойдет каскада конфликтов, когда за войной в Восточной Европе последует война на Ближнем Востоке и война в Восточной Азии. Прежде всего, я надеюсь, что ни в одной из горячих точек мирового конфликта не будет применено ядерное оружие.

Но есть веские причины не быть слишком оптимистичными. История и политология указывают на затяжной конфликт в Украине, даже если в следующем месяце будет достигнуто соглашение о прекращении огня. Они подтверждают малую вероятность падения Путина и высокую вероятность периода глобальной стагфляции и нестабильности. И они напоминают нам об отсутствии гарантий, что ядерная война никогда не произойдет.

Если прямо называть Путина военным преступником и требовать его отстранения от власти, это значительно повышает риск применения химического или ядерного оружия в Украине. Поскольку ядерное оружие уже было использовано один раз в 21 веке, я боюсь, что оно будет использовано снова. Очевидным последствием войны в Украине станет активизация усилий по созданию ядерного оружия государствами по всему миру. Ведь ничто так ярко не иллюстрирует ценность такого оружия, как судьба Украины, которая отдала его в 1994 году в обмен на бесполезные гарантии. Эпоха нераспространения закончилась.

Повторяю, мне очень хочется проиграть это пари. Но я вынужден напомнить читателям о другом пари с Пинкером. В 2002 году астрофизик из Кембриджа Мартин Рис публично поспорил, что "к 2020 году биотерроризм или биологическая ошибка приведут к одному миллиону жертв единовременно". В 2017 году Пинкер принял другую сторону пари, утверждая, что материальные "достижения сделали человечество более устойчивым к природным и антропогенным угрозам: вспышки заболеваний не перерастают в пандемии".

Как я уже сказал: рассмотрим наихудший сценарий.

Об авторе

Нил Фергюсон – старший научный сотрудник в Гуверовском институте Стэнфордского университета и обозреватель Bloomberg Opinion. Ранее преподавал историю в Гарварде, Нью-Йоркском университете и Оксфорде. Основатель и управляющий директор нью-йоркской консультационной фирмы Greenmantle LLC. Его последняя книга – "Doom: The Politics of Catastrophe".