Джон Кеннеди, герцог Веллингтон и современная война. Как история помогает политикам принимать решения

Шотландский поэт, романист и историк Эндрю Лэнг однажды заметил, что политики используют статистику так же, как пьяница использует фонарный столб: "скорее для поддержки, чем для освещения". Это высказывание можно применить и к тому, как политики используют или, скорее, злоупотребляют историей. От несравниваемых аналогий до натянутых параллелей – плачевный перечень злоупотреблений заставил некоторых историков усомниться в ценности исторических уроков и аналогий как путеводителя для стратегов.

Фокус перевел статью Джо Донато о том, как можно учиться на уроках истории.

В своей недавней статье историк Джозеф Стиб предостерег политиков от излишнего увлечения уроками истории из-за постоянной опасности искажения и неправильного применения фактов. Его предостережение вполне обоснованно, но он упускает из виду полезные методы, разработанные прикладными историками для обхода тех самых подводных камней, о которых он сетует. Эти методы представляют собой контрольный список, позволяющий оценивать аналогии, подвергать сомнению предположения и помещать ситуации в надлежащий исторический контекст; они побуждают политиков систематически тщательно изучать исторические параллели и подкреплять свои утверждения доказательствами, а не инстинктами. Их использование не устранит злоупотребления историей, но позволит усовершенствовать методы поиска и применения исторических уроков в процессе принятия решений.

Исторические аналогии при принятии решений неизбежны. Прошлое, отмечает Роберт Кроукрофт, – это "наше единственное хранилище информации о том, что работает, а что нет; нам больше не на что опереться". Параллели из прошлого позволяют стратегам ориентироваться в сложных и динамичных ситуациях. Они представляют собой незаменимый адаптивный метод, позволяющий обосновывать суждения, распознавать закономерности и понимать извечные движущие силы кризисов и конфликтов. Несмотря на постоянную опасность искажения информации, без уроков истории политики оказались бы в еще более затруднительном положении. Поэтому было бы глупо отказываться от этих инструментов, особенно не имея равноценной замены. При разумном подборе и применении исторические аналоги могут стать бесценными помощниками в предотвращении войн и управлении разношерстными иностранными партнерами. Несмотря на свои ограничения, исторические аналогии, аксиомы и уроки будут продолжать информировать и влиять на то, как лидеры ориентируются, принимают решения и действуют на мировой арене. Поэтому историки должны стремиться к тому, чтобы политики использовали их уроки с большей точностью.

Методы мышления во времени

В своей классической работе "Мышление во времени: использование истории для лиц, принимающих решения" покойные гарвардские историки Ричард Нойштадт и Эрнест Мэй попытались исследовать, проанализировать и исправить бессистемное использование истории, которое привело к провалам внешней и внутренней политики их времени. В 1986 году авторы писали, что в предыдущие десятилетия при обсуждении возникающих ситуаций политики слишком часто переходили непосредственно к выводам, уделяя недостаточное внимание предыстории и историческому контексту. Ключевые предпосылки принимались без тщательной оценки, а ссылки на историю, когда они все же возникали, часто имели форму простых аналогий из прошлого, первыми пришедших на ум. Под неумолимым давлением времени необходимость принятия решения толкала лидеров к непродуманному курсу действий. История, как и интеллект, является важнейшим фактором принятия решений, а вероятностные суждения, которые она формирует, составляют суть решения.

Нойштадт и Мэй разработали серию "мини-методов", направленных на замедление "погружения в действие" и разработку более систематической основы для использования истории в процессе принятия решений. Главный метод, который, как они надеялись, станет стандартной практикой политиков, направлен на предотвращение перехода от предположений и аналогий непосредственно к готовым решениям. По мере возникновения ситуаций лицам, принимающим решения, давали указания перечислить известные, сомнительные и предполагаемые факты (с точки зрения чиновника), которые отличают текущее состояние от прошлого. Когда у политиков возникали аналогии, они перечисляли сходства и различия между двумя ситуациями, выделяя при этом моменты, которые отражают различия. Мэй замечает, что если не будет отмечено хотя бы три момента различия и сходства, продолжать обсуждение бессмысленно. Вполне логично, что это простое упражнение поможет избавиться от распространенных ложных аналогий, которые искажают наш современный дискурс.

На протяжении почти 300 страниц Нойштадт и Мэй излагают около дюжины методов обогащения и улучшения процесса принятия решений за счет более систематического и структурированного применения истории. Понимание "истории вопроса" и размещение людей, организаций и событий в надлежащем контексте – главные цели их методологии. С помощью простых временных шкал специалисты могут проследить основные события как можно дальше в прошлом, отмечая тенденции и изменения. Задавая журналистские вопросы (т. е. кто, что, где, когда и почему), можно уточнить оставшиеся детали и еще более конкретизировать складывающуюся картину. Другие методы включают в себя размещение ставок и коэффициентов ожидаемых результатов и постановку вопроса Александера (то есть — какие новые доказательства могут изменить текущее предположение). Наконец, прежде чем принять решение, следует улучшить "начальную осведомленность" насчет ключевых лиц и организаций, поместив их в соответствующий исторический контекст и отметив ключевые события и опыт, которые сформировали их мировоззрение.

Офицеры армии США могут отметить сходство между этими методами и элементами процесса принятия решений в армии. Действительно, здесь применены методы прикладной истории, а также методы структурированного анализа, используемые разведывательным сообществом США. Учитывая эту взаимодополняемость, важным применением этих методов может стать их интеграция в официальные процессы принятия решений.

Например, правильная история вопроса и помещение в контекст информации об иракском народе в 2002 году позволили бы получить более глубокое понимание населения и его сложной межконфессиональной динамики до принятия решения об устранении Саддама Хусейна (которого регулярно сравнивали с Адольфом Гитлером в течение десятилетий, предшествовавших вторжению США в 2003 году). Сравнение сходств и различий между Ираком и Афганистаном в 2009 году могло бы прояснить, почему тактика борьбы с повстанцами, успешная в первом государстве, может не сработать так же хорошо во втором. Вопрос Александера может помочь планировщикам пересмотреть предположения, которые лежат в основе военных целей Запада в Украине. Например, если Украина не сможет существенно нарастить производство вооружений внутри страны в ближайшие месяцы, она может оказаться не в состоянии поддерживать свои силы на местах, что потребует пересмотра вопроса о том, когда следует вести мирные переговоры.

Метод на практике: история успеха

В своей работе Нойштадт и Мэй рассмотрели множество примеров из предыдущих трех десятилетий американской истории. Некоторые из них были классифицированы как "истории ужасов", в которых неверно истолкованные исторические аналоги, ошибочные предположения и недостаточное знание важных вопросов привели политиков к роковым просчетам. Самым ярким примером успешного применения метода и примером эффективного использования истории в процессе принятия решений является управление ракетным кризисом на Кубе. Хотя до методов, изложенных в книге "Мышление во времени", оставалось еще четверть века, их присутствие можно увидеть в рефлексивном и систематическом подходе, который президент Джон Ф. Кеннеди и его команда использовали для применения параллелей из прошлого в своих дискуссиях и решениях в решающий момент осени 1962 года.

По мере развития кризиса в октябре того года аналогии с недавним прошлым стали обычным явлением. Однако, отступая от стандартной практики, Кеннеди и его Исполнительный комитет подвергли эти аналогии тщательной оценке. Например, убедительная моральная аналогия между предполагаемым американским ударом по Кубе и неожиданной японской атакой на Перл-Харбор убедила Кеннеди отказаться от поспешной воздушной атаки, а менее поучительные параллели с Суэцким кризисом (1956) или блокадой Берлина (1948-49) были отброшены. Нойштадт и Мэй отмечают, что "заседания Исполкома отличались тем, что к аналогиям прибегали редко, а когда прибегали, то подвергали их тщательной проверке". Конечно, тщательный анализ дискуссий Совета национальной безопасности после этого кризиса может дать примеры эффективных аналогий, но постоянное использование сомнительных аналогий для решения современных вопросов безопасности говорит о том, что систематическая оценка, которой руководствовалась администрация Кеннеди, со временем стала менее очевидной.

Помимо эффективной оценки аналогий, члены Исполкома уделяли пристальное внимание истории соответствующих вопросов, людей и организаций, а также их источникам и контексту. Члены Исполкома постоянно оценивали предположения, лежащие в основе их оценки ситуации. Кеннеди консультировался с широким кругом экспертов и проявлял впечатляющую открытость к переоценке собственных предположений по мере поступления новой информации. Он проявлял сочувствие к своему советскому коллеге, пытаясь взглянуть на кризис с его точки зрения. За несколько месяцев до кризиса он прочитал ставшую классической книгу Барбары Такман "Августовские пушки", которая вдохновила его на исторические размышления. Он был твердо уверен, что будущие историки не напишут подобную работу о том, как его администрация оступилась и привела к катастрофе. Было бы упрощением утверждать, что мастерское применение истории стало причиной разрядки кризиса, но также неосмотрительно игнорировать ту ключевую роль, которую она сыграла в формировании и принятии решений.

Параллели и закономерности

Нойштадт и Мэй призывают политиков будущего накапливать солидный запас исторических знаний в духе Кеннеди, на основе которых можно было бы применять их методы. Они утверждают, что правильное суждение основывается на историческом понимании, даже если это понимание в значительной степени интуитивное или неосознанное. Герберт Саймон, пионер в области изучения процесса принятия решений, отмечал, что интуиция – это не более и не менее чем распознавание. Поэтому чем богаче хранилище истории в сознании, тем шире диапазон потенциального распознавания образов. Конечно, среда, в которой человек работает, неизменно влияет на способность к интуиции. В своей эпохальной работе "Мышление быстрое и медленное" Дэниел Канеман предупреждает, что "интуиции нельзя доверять в отсутствие стабильных закономерностей в окружающей среде". Однако сложная среда не является неупорядоченной по своей природе, и некоторые стабильные закономерности могут существовать среди хаоса. Все это говорит о существовании надежной теоретической основы для утверждения, что глубокое знание истории может стимулировать распознавание образов, которое лежит в основе интуиции. Однако при этом необходимо использовать методы, которые помогут отличить интуитивный алмаз от стекляшки.

Заключение

Устоявшиеся методы и практика прикладной истории обеспечивают основу для принятия более эффективных решений. Их принятие и совершенствование позволит систематизировать способы формулирования исторических уроков и поможет отучить политиков от склонности принимать на веру сомнительные исторические аналогии и действовать, не разобравшись в фактах. Эти методы, даже при условии их добросовестного применения, не гарантируют положительных результатов, но, как надеялись Нойштадт и Мэй, они могут дать "немного более четкое ощущение цели или более четкое ощущение опасности". В более широком смысле их принятие может помочь лидерам развить то, что Фрэнсис Гэвин называет "исторической чувствительностью", которую он определяет как "знакомство с прошлым и его мощными и часто непредсказуемыми ритмами". Он уточняет, что это "не столько метод, сколько практика, ментальное осознание, проницательность, восприимчивость к прошлому и к тому, как оно проявляется в нашем настоящем мире". Систематические методы анализа и применения истории существуют отчасти чтобы убедиться, что выводы и действия тех, кто стремится культивировать историческую чувствительность, являются… разумными".

Наряду с сомнением в концептуальной ценности аналогий и уроков, историки должны напоминать политикам о богатстве ресурсов, доступных для улучшения их поисков уроков из прошлого. Более того, чиновники должны предпринять шаги по интеграции существующих и новых методов прикладной истории в официальные процессы планирования и принятия решений. Эти методы, в сочетании с другими устоявшимися аналитическими методиками, неизменно повысят остроту и эффективность дискуссий и последующих решений. Сообщество национальной безопасности должно и впредь стремиться ликвидировать "нехватку истории", которая лишает лиц, принимающих решения, топлива для интуитивных суждений. Отсутствие исторического чутья приводит к нечеткому взгляду на имеющиеся варианты, а отсутствие методологической строгости – к тому, что из и без того неглубокого колодца черпается испорченная вода.

Наконец, политикам следует научиться мыслить категориями времени. Это предполагает рассмотрение текущих проблем с учетом прошлого и будущего, оттачивание умственного инстинкта, позволяющего легко связывать отдельные явления во времени и постоянно проверять наличие связей. Таким образом, лидеры будут оценивать свои действия в более широком потоке времени, со всем смирением, перспективой и благоразумием, которые внушает знание контекста. Бесконечная череда безрассудных решений Вашингтона свидетельствует о том, что слишком мало политиков приняли на вооружение сложную систему соотнесения прошлого с настоящим.

После победы при Ватерлоо герцог Веллингтон сказал современнику, что это сражение было "самым случайным событием, которое вы когда-либо видели в своей жизни", а победа или поражение зависели от, казалось бы, незначительных действий и решений. При решении государственных вопросов "немного более четкое ощущение цели или чуть более четкое ощущение опасности" могут иметь огромное значение.

Об авторе

Джо Донато – капитан запаса армии США, в настоящее время работает историком современности в Центре военной истории армии США. Во внеслужебное время он является заместителем директора по операциям Объединенного штаба в компании Onebrief, Inc. В 2018-19 годах Джо служил военно-политическим советником командующего объединенной оперативной группой в Ираке, а в 2020-21 годах – научным сотрудником по вопросам стратегической обороны при Министерстве обороны США.