В Киеве к россиянам относятся гораздо лучше, чем в Москве, — Владимир Жбанков

КТО ОН

Поэт, юрист, преподаватель, кандидат юридических наук, москвич, переехавший на постоянное жительство в Киев

ПОЧЕМУ ОН

Жбанков — представитель той антипутинской проевропейской России, о которой порядочному украинцу никогда нельзя забывать и которая сейчас нуждается в нашей поддержке не меньше, чем мы в поддержке Европы

Как случилось, что ты, москвич, российский гражданин, переехал в Киев?

— Это давно началось. Первый раз я побывал в Киеве лет в десять. Именно здесь со мной случилась потеря, так сказать, творческой невинности — я тут первый раз в жизни, будучи в гостях у тетушки, написал что-то стихотворное. Потом регулярно сюда ездил, очень мне Киев нравился. Первая мысль о переезде пришла еще году в 2012-м, красивой пушистой зимой. Пришла и ушла.

А потом в России начали сгущаться тучи. Причем со всех сторон, от профессиональной деятельности до ближнего и дальнего окружения. Кого-то обыскивали, кого-то гоняли, кого-то сажали. Раньше, во времена "Маршей несогласных", в середине нулевых, это было даже как-то весело, хотя били изрядно, приезжал нижегородский ОМОН, проламывал людям головы. Зато и народ был пободрее. Случались вещи, которые сейчас в России представить себе нельзя.

Это какие же?

— Однажды я сидел в отделении милиции с представителем группы "боевых трансвеститов". Это такие огромные мужики, которые могли бы составить регбийную команду, только в красивых платьях с блестками, со стразами, на каблуках и в соответствующем гриме. Их отряд человек в двадцать, скандируя лозунги за права ЛГБТ, легко пробивал цепь ОМОНа.

И вот с одним из них я сидел в "Березках" — так у нас называется РОВД "Арбат". Тогда еще везли не куда-то в Новую Москву, как сейчас часто бывает, чтобы правозащитники не добрались, а в ближайшее отделение. С процессуальной частью там был полный бардак: набивали, как селедок в бочку, не обыскивали, оформляли через пень-колоду. Зато штрафы были копеечные. Ну и компания пестрая.

Особенно выделялись двое — вот этот здоровенный боевой трансвестит и маленький тщедушный нацбол лет шестнадцати с бритой головой и тощей шейкой. Какой-то милицейский начальник собрался утащить нацбола, чтобы обижать, и я был свидетелем того, как трансвестит отодвинул нацбола себе за спину и верещащим голосом заставил начальника убраться из камеры. Сейчас такое совершенно невозможно.

И все же, что стало для тебя последней каплей? Явно не то, что трансвеститы перестали защищать нацболов.

— Сложно сказать, долго все копилось, вплоть до депрессии. Прежде всего профессиональные проблемы. Когда в 2003–2004 годах я выбирал своей специализацией право Европейского союза, Россия вовсю дружила с ЕС, собиралась подписывать новые соглашения, был чуть ли не проект автомобильной дороги между Лиссабоном и Владивостоком. Председатель Еврокомиссии приезжал в Кремль, обнимался там с Путиным — этого тоже сейчас представить нельзя.

На волне всей этой европейской радости я закончил юридический, защитил диссертацию, и тут все начало сворачиваться. Актуальными стали ерундовые задачи типа Евразийского союза. Мне досталась тема "Союзное государство России и Белоруссии". Что это за чебурашка, вам ни один юрист не скажет, потому что, конечно, никакое это не государство. Но мне пришлось о нем целую главу в учебник писать.

Последняя капля — это когда в моей родной Московской государственной юридической академии стал регулярно появляться Общероссийский народный фронт. Это такое движение, цель которого — поддержка нашего вечнозеленого президента. Поскольку, вопреки поговорке, зараза к заразе пристает, вслед за ним туда зашли какие-то безумные патриотические объединения, ветераны непонятных войск… Вроде заведение занималось наукой, образованием и т. д., а теперь мне что, рассказывать на лекциях про загнивающую Европу?

А студенты-то, бедные, ящик смотрят, им мозги полощут. И если те, что на дневных отделениях, еще ничего, народ молодой, интернет более-менее знают, то с заочниками совсем сложно. У меня был такой критерий: если на лекции о правах человека минимум трое слушателей с возмущением не вышли из зала, значит, лекцию я прочитал плохо.

Причем одни повозмущаются и успокоятся, а другие начинают строчить письма во всякие инстанции. Начальство относилось к этому с иронией, но они писали и в другие структуры. В феврале прошлого года я уволился, а в марте письмо с требованием уволить меня пришло из "органов".

Какой у тебя в Украине статус?

— Толком пока никакого. Благодаря помощи друзей, за что я им очень благодарен, доброе министерство культуры выписало мне письмо о том, что я деятель культуры и на этом основании могу получить вид на жительство. Я часто выступал в Украине со стихами, публиковался здесь в журнале "ШО", это тоже не прошло незамеченным. Письмо мне выписали еще в июле, но воз и ныне там. Миграционные службы, начиная от районной и заканчивая высшей, ответа пока не дали.

Получается, права на официальную работу у тебя нет?

— Да, пока я существую в постоянно продлеваемом статусе туриста и могу работать только в качестве фрилансера. Пишу колонки, чтобы не закиснуть, занимаюсь правовым просвещением с элементами клоунады. Вот сегодня сдал на удивление бодрый текст о правах людей с ограниченными возможностями. Следующий, если получится, будет еще веселее — про посмертные права. О том, как человек может добиться, чтобы его кремировали, выбрать религиозную церемонию на похоронах, завещать свои органы науке, а скелет — медицинскому университету, и как не позволить родственникам обойти его распоряжения.

Владимир Жбанков: "Однажды я сидел в отделении милиции с представителем группы "боевых трансвеститов". Их отряд человек в двадцать, скандируя лозунги за права ЛГБТ, легко пробивал цепь ОМОНа"

Кажется, когда ты собирался переезжать, какие-то варианты с работой у тебя все-таки были, нет?

— Я приехал в пожарном порядке: жена дала мне пинка, сунула в руки чемодан и сказала: езжай. Потому что год назад мне стали звонить из центра по борьбе с экстремизмом, который обиделся на мои статьи в журнале The New Times. Моя большая гордость — статья под названием "Две Гааги". Про фильм, в котором российский президент честно рассказывает, как руководил захватом Крыма и как все у него славно получилось. Наоткровенничал на пару международных трибуналов. Один из моих косвенных знакомых был референтом министра иностранных дел и рассказывал, что после прочтения моей статьи Лавров долго ругался матом. Я считаю, что это лучшая рецензия на мое творчество.

Тебе в России угрожает опасность?

— Насчет Крыма я уже наговорил на так называемую сепаратистскую статью, по которой несколько человек получили реальные сроки, а одного подвергли принудительному лечению. С другой стороны, на нее наговорили сотни разных людей, но российские репрессии, по всей видимости, делаются методом научного тыка, и заранее ничего угадать нельзя.

Тебе не кажется, что решение вопроса с твоим статусом в Украине тормозится еще и потому, что мы не готовы принимать россиян с распростертыми объятиями? У нас любят повторять, что русский либерал заканчивается на украинском вопросе. Ты не чувствуешь себя здесь не слишком желанным?

— По чиновничьей части разницы я не заметил. Ко мне относятся точно так же, как к ганцам или ангольцам, то бишь очень вежливо. Распространенность хороших манер — одно из главных моих впечатлений в Украине за последний год. Что касается моего круга общения, то мне сильно повезло, и я ни разу не нарывался, как выражался наш классик Хирург Залдостанов "на эту всю русофобию, вот, всю эту русофобию".

Может, твой круг общения слишком узок? В фейсбуке на эту тему чего только не прочтешь.

— Одно дело писать в фейсбуке о каких-то абстрактных русских и совсем другое — общаться с реальным Вовой Жбанковым. Теоретически я встречаюсь вживую с людьми, которые пишут что-то не слишком толерантное, но человек в фейсбуке и человек в реальности, абстрактные понятия и конкретный Вова — это очень разные вещи. Когда меня из России спрашивают, как в Киеве относятся к россиянам, я честно отвечаю: гораздо лучше, чем в Москве.

Еще одним важным поводом к отъезду для меня стал уровень социальной напряженности и уровень роста этой социальной напряженности. В Киеве он несоизмеримо ниже, чем в Москве.

Это если сравнивать Киев с Москвой. А если сравнивать Киев 2017-го с Киевом прошлых лет?

— Безусловно, он отличается не в лучшую сторону, но тут я бы тоже сделал Киеву комплимент: все могло быть существенно хуже. В отвратительных экономических обстоятельствах на фоне некоторого крушения надежд определенная бодрость, на удивление, сохраняется. По крайней мере, мой круг общения не уходит в апатию, не сидит на антидепрессантах и не хвастает своими врачами-психиатрами.

Давай о литературе — для меня ты все-таки гораздо больше поэт, чем юрист. Вот ваша группа "Вменяемые", которая уже много раз выступала в Украине, — когда и как она образовалась?

— Мы все: Алексей Кащеев, Сергей Шабуцкий и я — познакомились и сдружились на семинаре молодых писателей в Липках. И как-то так получилось, что примерно в 2012–2013 годах мы втроем стали устраивать совместные вечера, гастролировать по России и ближнему зарубежью.

Несколько лет назад на фестивале "Киевские Лавры" поменялся формат: для участия надо было заявлять не отдельных поэтов, а проекты. Мы долго думали и в результате взяли в качестве тезисов один из постов Кащеева в фейсбуке. Мол, не надо сходить с ума и убиваться в виртуальных войнах, надо хорошо относиться к людям, блюсти свою человечность, сохранять критичность мышления. В общем, назвали себя "Вменяемыми" и под этим брендом поехали в Киев. Практика закрепилась, концепт понравился другим поэтам, и на последних "Лаврах" к нам присоединились Анна Русс, Дмитрий Плахов и Александр Самарцев.

Если ты получишь вид на жительство и найдешь работу по специальности, тебе наверняка придется работать с украинским языком. Ты к этому готов?

— Я хожу на бесплатные курсы украинского языка. Ведут их волонтеры, очень милые люди, заинтересованные в достижении результата. Мой письменный украинский уже гораздо лучше, чем устный, все-таки говорить я пока стесняюсь. Хотя не всегда.

На Рождество я ездил в Закарпатье к поэту Петру Мидянке и его жене — прозаику Людмиле Загоруйко. Чтобы оттуда выбраться, нужны сутки езды, причем целый день на нескольких маршрутках. Волей-неволей вступаешь в коммуникацию с людьми, которые при всем желании по-русски не говорят, даже если пытаются. И вот во второй половине дня у меня медленно, с ошибками, с довольно бедной лексикой, но стало получаться. И когда я в Мукачево зашел в ресторанчик, где никого не было, кроме хозяйки, мы с ней в течение целого часа общались по-украински.

Еще я стараюсь много читать. Портал WiseCow сделал список из 100 украинских книг за 100 лет, которые обязательно надо прочесть, и я потихонечку-полегонечку стал это делать.

Ну да, если начать с Жадана, потом перейти к Андруховичу, а от него к Стефанику…

— Стефаник мне еще предстоит. Но именно так и началось мое знакомство с украинской литературой: сначала я прочитал Жадана, а потом Жадан подарил мне книгу Андруховича.

Еще мне повезло, что большую часть детства я провел на юге Воронежской области, в городе Бутурлиновка. Кстати, этот город теперь славен на весь белый свет, потому что судья районного суда города Бутурлиновка запретил во всей России сайт Pornhub, крупнейший порнографический ресурс мирового интернета. Pornhub предлагал бесплатную подписку и районному суду, и прокуратуре, и Роспотребнадзору, но те пока держатся. Это моя малая родина, и мне есть чем гордиться. К слову, там не только глупости случались. Во времена Александра II в Бутурлиновке произошел рекордный самовыкуп крепостных крестьян — 15 тысяч человек смогли оплатить себе свободу за какие-то невероятные деньги. По кредитам расплачивались до времен Александра III.

• Читайте также: После революций всегда становится хуже, но за надежду люди прощают и не такую разруху, — Дмитрий Быков

Так вот, в этих краях живет огромное количество украинцев, в XIX веке их было около 85 процентов. Соответственно, там половина населения говорит на условном русском с фрикативным "г" и кучей украинизмов, а другая половина — на условном украинском с кучей русизмов. Так что украинский язык с самого детства мне не чужой.