В Украину зашло подразделение ВС РФ, которое имеет на технике ромб и цифры 29, – Виктор Муженко

Виктора Муженко, главнокомандующего Вооруженных сил Украины, нередко обвиняют в том, что он, как один из руководителей АТО, не смог предотвратить Иловайскую трагедию. При этом многие военные эксперты отмечают, что трагедия попавших в кольцо добровольческих батальонов — следствие нескольких факторов, в том числе удара в спину от России.

Сам Муженко не снимает с себя ответственности за случившееся: "Я несу ответственность за все решения, которые принимал. В том числе за те, которые приводили к потерям".

Сейчас в адрес начальника Генштаба звучат новые обвинения. Снова, как правило, со стороны невоенных экспертов, – в том, что он чуть ли не саботирует создание сил специальных операций.

Вас обвиняют в том, что вы разваливаете систему подготовки сил специальных операций, говорят о вашем конфликте с командиром ССО полковником Кривоносом. В чем суть конфликта?

– Конфликта нет. Есть тема, которая, к сожалению, получила резонанс в СМИ. При создании таких структур, какими являются ССО, публичное обсуждение неприемлемо – просто в силу их специфики.

Год назад мы определили задачи для управления Сил специальных операций, которое сегодня возглавляет Кривонос. Нужно было создать концепцию и вместе с другими структурами Генштаба наработать правовую базу. Но, к сожалению, результатов этой работы я не дождался.

У нас нет опыта создания сил такого рода. В конце мая прошлого года я посетил в Брюсселе офис командования ССО НАТО в Европе, где общался с его руководством. Мы согласовали концептуальные подходы по созданию ССО. По моему приглашению руководитель этой структуры прибыл в Киев, где мы встретились. На встрече был и полковник Кривонос. В том числе говорили и о выделении советников для этого проекта. Я поставил ряд задач полковнику Кривоносу. К сожалению, процесс шел довольно вяло, поэтому я его предупредил: если не будет разработана нормативная база ССО до конца октября, то с первого ноября я возьму этот вопрос под личный контроль и буду участвовать в процессе. В ноябре мне пришлось принять решение о создании отдельной рабочей группы. В результате непрофессионального и недобросовестного выполнения своих обязательств, оказалась под угрозой и подготовка сил ССО иностранными инструкторами. Это и неготовность полигона для тренировки, и невозможность качественно отобрать кандидатов для такого обучения.

Какие были претензии к полигону, где должны были пройти учения ССО?

– После проверки Хмельницкого полигона, условий проживания, питания, оборудования для обучения, я предложил провести эту подготовку на Яворивском полигоне. В Украине это единственный полигон для учений такого уровня, который имеет необходимое оборудование, условия и соответственно сертифицирован. Однако, в силу сложившихся обстоятельств, местом проведения был оставлен Хмельницкий полигон, который был определен двусторонним договором.

Сейчас продолжаются работы по его дооборудованию, улучшение условий проживания личного состава. Это все должно быть сделано до начала учений. Военнослужащих, которые там базировались к этому времени, пришлось потеснить и переселить в худшие условия. Но об этом почему-то не говорят, ведь эта тема не является такой привлекательной для получения политических дивидендов – как тема создания ССО.

Силы специальных операций – это часть ВСУ, и они должны быть в стороне от любых политических процессов. У них, как у всех ВСУ, одна задача – защита государства. Я за гражданский контроль, но против того, чтобы под давлением общественных и политических организаций принимать решения в угоду их интересам.

Странное перемирие

На фронте продолжается перемирие. Скажем так – довольно странное. Идут обстрелы, есть убитые и раненые. Какие перспективы такого перемирия?

– Перемирие в основном соблюдается. Огонь с той стороны идет преимущественно провокационный. Часто просто в нашу сторону, иногда с недолетами, иногда в промежутки между боевыми порядками. Нередко огонь по нашим позициям ведется прицельно. Это делается с одной целью – спровоцировать украинскую сторону на ответ. Тем самым будет возможность обвинить Украину в срыве минских договоренностей.

Наши потери значительно снизились. Я говорю о боевых потерях.

Мы выполняем минские договоренности, отвели все вооружения, даем возможность представителям ОБСЕ осматривать эти районы. Сейчас есть определенные перемещения техники, но они связаны с боевой подготовкой и мы сообщаем о них представителям ОБСЕ.

Что касается той стороны, то мы знаем, что есть районы, где их техника, танки и артиллерийские системы, подлежавшие отводу, приближаются к переднему краю и есть места, куда не допускают представителей ОБСЕ.

А вообще я часто цитирую слова одного из командиров батальона: "Если раньше мы были только смелые, то теперь еще и уверенные".

Прогнозы – дело неблагодарное. Я один раз попытался сделать такой прогноз в июле прошлого года. Я сказал, что за месяц мы завершим эту операцию. И мы могли бы ее завершить, если бы не агрессия Российской Федерации.

Российские войска до сих пор дислоцируются в так называемых "ДНР/ЛНР"?

– Россия до сих пор не признала факт введения своих регулярных войск на территорию Украины. До сих пор есть группировка российских войск на оккупированных территориях Донецкой и Луганской областей, которую РФ не признает. Хотя они ходят со своими шевронами, на своей технике. Недавно была оперативная информация о заходе на территорию Украины подразделения, которое имеет на технике ромб и цифры 29. Не буду говорить, какое это подразделение, но это часть ВС России.

Как это было

Почему именно вам предложили занять пост начальника Генерального штаба – главнокомандующего Вооруженных сил Украины?

- Не знаю, сколько было претендентов на эту должность, с кем велись беседы и кому поступали предложения. Это было в конце июня, и беседы велись эпизодически.

В ту ночь я прилетел из зоны АТО, поговорил с президентом около часа и вернулся обратно. Мы тогда проводили ряд операций в зоне АТО и я понимал состояние вооруженных сил. Еще в марте 2014-го я занимался созданием группировки, способной прикрыть Крымский перешеек. Создание группировки шло с большим трудом – хотя мы создали ее буквально за две недели и получили возможность отразить агрессию со стороны России. У нас не было боеспособных соединений уровня бригады, поэтому решили вводить части по мере готовности. Это были батальонные группы, в том числе батальоны территориальной обороны, среди которых были и те, которые комплектовались добровольцами.

Локализацией зоны конфликта руководил генеральный штаб, а потом руководство группировкой было передано в подчинение командования антитеррористической операцией.

В начале мая прошлого года я прибыл из Херсонской области в зону АТО. Мы провели ряд успешных тактических операций по отражению и предупреждению нападений на наши колонны – в частности, под Октябрьским было нападение на 2 батальон 95 аэромобильной бригады, под Рубежным - на 2 батальон 30 механизированной бригады. После этого мне предложили возглавить антитеррористическую операцию.

С 20 мая я стал руководителем АТО, а уже 26 мая был первый успешный бой в Донецком аэропорту, где противник потерял более ста человек. В июне мы провели ряд успешных операций, в частности – освобождение Красного Лимана. Затем вышли в район Ямполя и Закотного – для блокирования путей снабжения группировки Стрелкова-Гиркина в Славянске. Потом было короткое 10-дневное перемирие, которое, кстати, не выдерживалось. Потом, уже по итогам этих моих действий, мне в конце июня предложили возглавить Генеральный штаб. Причем предложение было оформлено так, что отказаться не было возможности, при этом я оставался руководителем антитеррористической операции – до середины сентября 2014 года. Растерянности точно не было, я знал, что и как нужно было делать.

Виктор Муженко: "Прогнозы дело неблагодарное. Я один раз попытался сделать такой прогноз в июле прошлого года. Я сказал, что за месяц мы завершим эту операцию. И мы могли бы ее завершить, если бы не агрессия РФ"

Как шло наращивание вооруженных сил?

– Наращивание шло за счет мобилизованных, добровольцев – кстати, за весь период 6 волн мобилизации было призвано 210 тысяч, из них около 180 тысяч – в ВСУ, и 35 тысяч добровольцев. То есть 20% были мотивированными, они знали на что идут.

Часть добровольческих батальонов, такие как "Шахтерск", "Азов", "Донбасс", "Свитязь", "Херсон" формировались как подразделения МВД, и их участие в боевых операциях, планируемых Генштабом, было ограниченным. К примеру, батальон "Донбасс" участвовал в освобождении Попасной и небольшое количество людей попытались принять участие в освобождении Лисичанска. Там работали 95 аэромобильная и 24 ОМБр (отдельная механизированная бригада. – Фокус), часть сил 51 бригады и наш войсковой спецназ. А потом появились человек 50 или 60 из "Донбасса", которые попытались вывезти материальные ценности из Лисичанского горсовета и были выдворены бойцами 95 бригады. На этом участие "Донбасса" в освобождении Лисичанска, Северодонецка и Рубежного закончилось. Одна рота батальона "Днепр", по-моему, это была рота Шилова, принимала участие в освобождение Песок, в районе Донецкого аэропорта. Батальон "Айдар" изначально формировался в структуре ВСУ, это был 24 батальон территориальной обороны, который был переформирован в 24-й отдельный штурмовой батальон. Он очень хорошо себя показал в боях в районе Счастья, Новосветловки, Хрящеватого, Веселой горы – причем непосредственное участие в боевых действиях принимало около 25% личного состава, то есть те же 20% добровольцев. Это по оценкам самих же айдаровцев. Недавно он был отведен на полигон, провел полный цикл боевого слаживания, пополнен, в том числе за счет добровольцев, и сейчас выполняет задачи в зоне АТО.

На первом этапе и добровольцы, и волонтеры были очень важным элементом гражданского общества. Это движение сыграло, кроме всего прочего, и психологическую роль – думаю, противник, увидев, что происходит, понял, что ему не удастся быстро реализовать свои планы. С другой стороны это дало нам возможность создать мощные группировки вооруженных сил.

Если наступит завтра

Как проходят реформы Вооруженных сил Украины?

– Давайте вспомним шаги, которые были сделаны для создания боеспособных вооруженных сил. Шло постепенное наращивание боевых возможностей, причем в максимально сжатые сроки. Сначала это были отдельные подразделения, ротные тактические группы, потом батальонные тактические группы (БТГР) и отдельные батальоны, потом группировки, потом мы создали 4 сектора – А, Б, С и Д и был отдельный район М в районе Мариуполя. Был создан штаб АТО, как единая система управления. Мы начали работу с 6 человек, потом довели до 20, потом до 50 человек и это ядро оперативного состава управляло группировкой до сентября 2014 года.

Осенью 2014-го мы начали управлять уже бригадами, потом переформировали батальоны территориальной обороны в мотопехотные батальоны, свели их в бригады, сформировали 4 мотопехотные и 2 механизированные бригады, нарастили способности танковых бригад – 1-ю и 17-ю, и начали процесс полноценного слаживания бригад. Уже прошло боевое слаживание более 10 бригад и, думаю, в начале 2016 года мы завершим этот процесс.

По сути, за лето-осень прошлого года удалось создать полноценные вооруженные силы. Оставалась одна проблема – не было резервов. Мы смогли поставить бригады на боевых участках, но резервов не было, что и стало причиной проблем в районе Донецкого аэропорта и Дебальцево. К весне 2015 года мы смогли сформировать такое построение, при котором у нас были бригады первого и второго эшелона, мобильные резервы и общевойсковые резервы. Сейчас наше построение отвечает всем требованиям и нормативным документам, которые есть на сегодняшний день.

Мы практически решили, за небольшим исключением, проблемы оснащения боевой техникой. Да, она не супермодная, не суперсовременная, но уже достаточно боеспособная. Личный состав ею овладел и это дает не только надежду, но и вселяет уверенность в том, что мы сможем отстоять свое государство.

У нас сейчас нет проблем с принятием решений на уровне командиров взвода, роты, батальона и бригады. Дело в том, что многие наши командиры высокого уровня не имели опыта командования подразделениями на уровне взвода во время войны. Сейчас у них такой опыт появляется. Но вот немного выше – есть проблемы. Поэтому одно из основных направлений – реформирование на уровне не только тактическом, но также оперативно-стратегическом и стратегическом. Я говорю и о Генеральном штабе, и о командовании видов вооруженных сил. Должны быть и дееспособные структуры и те люди, которые способны принимать решения и отвечать за них.

В прошлом году основной задачей было создание группировок, способных локализовать угрозу территориальной целостности страны. Мы такие группировки создали и распространение этой заразы было остановлено. Это во-первых. Второе направление – на следующий год – это реорганизация и повышение эффективности воздушных сил, особенно в том, что касается противовоздушной обороны, в том числе войсковой. В бригадах и батальонах будут "Осы", "Шилки", ПЗРК, "Тунгуски" – словом все, что у нас сейчас есть. Мы это должны восстановить, научить людей ими пользоваться и быть готовыми к их применению. Третье направление – военно-морские силы.

Одно из основных направлений нашей работы – это создание единой автоматизированной системы управления войсками. Уже есть отдельные элементы такой системы – они прошли испытания, в том числе в зоне АТО. Сейчас работаем над тем, чтобы объединить систему в единое целое, провести ее апробацию и взять на вооружение. Эта система строится с использованием опыта НАТО, но на нашей базе, и я думаю, что это будет отечественная система.

Сейчас много противоречивой информации о сотрудничестве ВСУ с НАТО. Как происходит это взаимодействие?

– Мы создали учебные центры, развернули на полигонах учебные подразделения и они уже показали свою эффективность. Тому свидетельство – заявления инструкторов из НАТО, которые нам оказывают помощь. Они говорят, что могут не только учить украинцев, но и учиться у нас. У НАТОвцев мы должны для себя взять в первую очередь методики обучения, тренажерную базу. Что интересно – сейчас меняются стандарты НАТО, они их меняют с учетом нашего опыта, в том числе те разделы, которые касаются действий личного состава – как в одиночку, так и в составе подразделений.

Вы недавно вернулись из Брюсселя, где в штаб-квартире НАТО провели переговоры. Обсуждались ли вопросы боевого взаимодействия с вооруженными силами НАТО? Есть ли вероятность, что в одном строю в бой пойдут наши Т-64БВ и немецкие "Леопарды"?

– Украинские войска уже не раз показали умение воевать в составе коалиции. Это и опыт в Ираке, и в Косово в составе контингента KFOR. У нас есть опыт работы с коалиционными силами в Афганистане. Я не думаю, что у нас будут проблемы при взаимодействии с войсками НАТО, особенно в вопросах применения на уровне тактических действий. У нас проводились и проводятся курсы, мы готовим офицеров и сержантов, в том числе по языковой подготовке, в учебных заведениях НАТО, мы не сворачиваем эту подготовку. Не скажу, что у нас уже достаточно офицеров, чтобы полностью убрать языковой барьер, но обеспечить взаимодействие мы сможем.

Виктор Муженко: "Командный пункт находился вблизи боевых порядков, мы все видели своими глазами, раненых эвакуировали с площадки возле пункта управления, куда прилетали вертолеты… Тогда возник вопрос: "Какое ты имеешь право?"

Сейчас много разговоров о "контрактной армии". Что это – популизм или реальная перспектива?

– Давайте определимся с терминами. В Вооруженных силах Украины есть те, кто служат по контракту. Это люди, для которых служба в армии является работой. Они лучше подготовлены и способны лучше выполнять поставленные задачи. Мы заинтересованы в том, чтобы таких людей было как можно больше, но нужно учитывать наши реалии, в том числе экономические. Поэтому только контрактное формирование сегодня нереально.

В условиях войны нужно вести речь о смешанном принципе комплектования. Нам необходимо определенное количество людей в оперативный резерв – для доукомплектования частей.

Сейчас стоит вопрос о создании стратегического резерва. В случае широкомасштабной агрессии нам необходимо будет в разы увеличивать численность вооруженных сил, наращивать боевые возможности, и, к сожалению, пополнять потери. Поэтому нам необходим будет и мобилизационный резерв. Только контрактники не смогут противостоять одной из самых мощных армий мира, а в Европе российская армия, самая многочисленная. Когда некоторые говорили, что 50 тысяч человек смогут противостоять миллионной группировке российских войск, или даже полумиллионной – это ошибка. Соотношение получается слишком серьезным и не в пользу контрактной армии. У нас линия боевого соприкосновения 500 км. 50 тысяч – это 100 солдат на километр фронта. Способны ли они будут удержать фронт? А ведь есть такое понятие, как оперативное построение, есть второй эшелон, есть резервы, есть артиллерия, есть подразделения обеспечения – боевого, материального, медицинского.

Есть другие участки государственной границы, которые тоже нужно прикрывать. Так что контрактной армии пока для этого явно недостаточно.

На войне как на войне

Офицеры о вас говорят, что вы слишком часто рискуете. Прошлым летом вы лично водили танкистов в атаку, были в районе Донецкого аэропорта, в Дебальцево. Оправдан ли такой риск для начальника Генштаба?

– Риск дает возможность держать себя в форме и не расслабляться. Солдат на передовой рискует намного больше и чаще, чем я. И я не в праве не появляться там, где подвергаются опасности наши солдаты и офицеры. Для того, чтобы понимать ситуацию, ее нужно видеть и изнутри. Я понимаю, что посещение каждого опорного пункта не является задачей начальника Генерального штаба, но чтобы понимать настроения и ощущения людей, которые там находятся, необходимо их испытывать на себе.

А насколько генералу необходимо было садиться в танк… Знаете, в начале войны была необходимость находиться в боевых порядках. Люди должны были видеть, что тот, кто ими командует, такой же, как они. Подвергается такой же опасности. Так же рискует. Так же, может быть, боится, но способен страх преодолевать.

• Читайте также: История одного киборга. Три войны Николая Воронина

Вопрос к Муженко-человеку, а не к Муженко-генералу. Что для вас самое трудное в этой войне?

– Самое трудное – принимать решения, зная, что при их реализации могут быть потери. Я помню, как мы только начинали действия в зоне АТО. 2 – 3 июня, когда мы проводили операцию по освобождения Красного Лимана и шли бои в районе Славянска. Командный пункт находился вблизи боевых порядков, мы все видели своими глазами, раненых эвакуировали с площадки возле пункта управления, куда прилетали вертолеты… Тогда возник вопрос: "Какое ты имеешь право?" Но одновременно я понимал, что прекратив операцию, мы позже понесем еще большие потери. И вот это ощущение морального права отдавать такие приказы. Тогда и произошел этот перелом.

• Читайте также: Если бы россияне прорвались, мы бы тормозили их на Днепре, подорвав мосты, — Юрий Бирюков

Самое тяжелое – это ответственность. Ты понимаешь, что должен отвечать и что твое решение будут оценивать. И что будет критерием – успех операции? Количество потерь? Суждение каких-то аналитиков со стороны, которые не имеют понятия, что такое война? Которые не понимают, что чувствуют люди, отдающие и выполняющие эти приказы... Так сразу и не ответишь.

Страшно – да, бывает. Но нужно перебороть это чувство. И я понимаю, что другим тоже страшно. Понимая ответственность, не имеешь права бояться. И, с другой стороны, не имеешь права не принимать решения. Если боишься – лучше уйти с этой должности.

Фото: Александр Шульман, пресс-служба Генштаба