Конец идеологии наступления. Чему учат нас полгода большой войны с Россией

"Оборона – это просто более эффективная форма войны: средство достижения победы, позволяющее перейти в наступление после завоевания превосходства, то есть перейти к активной цели войны", — Карл фон Клаузевиц.

Вы бы предпочли быть на месте Украины и находиться в обороне, или на месте России, идущей в наступление?

"Я всегда предпочитал бы быть в наступлении".

Разговор с офицером пехоты армии США незадолго до вторжения России в Украину.

Фокус перевел новый текст Дэвида Джонсона, посвященный концепции обороны и наступления в современном военном искусстве.

После сокрушительной победы Америки над Ираком президент Джордж Буш заявил: "Призраки Вьетнама упокоились под песками Аравийской пустыни". Военный потенциал и концепции, разработанные для борьбы с Советским Союзом, показали блестящие результаты".

Однако музыка играла недолго, поскольку после холодной войны продолжилось сокращение численности вооруженных сил, временно отложенное после нападения Ирака на Кувейт. Впервые с 1940-х годов Соединенные Штаты не сталкивались с угрозой со стороны мощного противника. Под вопросом оказались три основных неизвестных, определяющих военную задачу – место, противник и возможности противника. Следовало найти ответ на вопрос: чем будут заниматься американские вооруженные силы после распада Советского Союза?

В отсутствие явной угрозы Министерство обороны США после окончания холодной войны перешло на планирование, основанное на возможностях. Учитывая отсутствие в обозримом будущем равного противника, это было неизбежным решением. Теперь ситуация изменилась. С учетом указаний президента сдерживать Китай и Россию и одерживать верх в конфликте, если сдерживание не удастся, Министерство обороны должно составлять планы на основе реальных угроз. Настало время перемен.

Американские вооруженные силы, предназначенные для наступательных экспедиционных операций, плохо подготовлены для выполнения своей главной задачи – сдерживания. Действительно, некоторые аспекты военных концепций США несут высокий риск эскалации, если применять их против противников, обладающих ядерным оружием. Кроме того, информационные технологии и возможности нанесения точного удара продвинулись до такой степени, что оборона стала преобладать над наступлением. Эти изменения, которые сейчас хорошо видны по Украине, должны изменить подход США к сдерживанию. Такая трансформация наверняка будет трудной из-за укоренившихся институциональных и культурных предпочтений американских военных в отношении наступательных операций.

Создание армии без важных военных задач

В ходе подготовки бюджета Министерства обороны в феврале 1990 года председатель Объединенного комитета начальников штабов Колин Пауэлл работал в администрации Буша над достижением консенсуса по плану, который стал известен как Base Force. Этот план предусматривал сокращение существующей структуры на 25% и призывал к созданию "вооруженных сил, способных вести два крупных региональных конфликта "почти одновременно". В целом, Пауэлл считал, что базовых вооруженных сил достаточно для решения задач в обозримом будущем. В то время это казалось логичным в связи с окончанием холодной войны. Как заявил Пауэлл в своих мемуарах, "наш старый заклятый враг не только уничтожен, но и выведен из игры". На момент написания этих слов Пауэлл, как и большая часть мира, искренне в них верил.

Хотя объединенные силы по-прежнему нуждаются в военном потенциале, он будет предназначен для других целей, чем во времена холодной войны. Например, Пауэлл отмечал, что "у нас больше не может возникнуть потребности в воздушных перевозках, чтобы перебросить X миллионов тонн материальных средств в Европу в ответ на потенциальное вторжение СССР. Но нам по-прежнему нужна возможность переброски огромных объемов запасов в непредсказуемые проблемные точки по всему миру". Однако оправдать затраты на новое вооружение будет сложнее, потому что на любую прогнозируемую непредвиденную ситуацию можно ответить с помощью существующих и запрограммированных систем. Если они смогли так легко победить Ирак, значит, сгодятся и для борьбы с менее серьезными противниками – а других на горизонте не было.

С учетом значительных сокращений, запланированных для военных баз в Европе, объединенные силы неуклонно превращались в континентальную армию США. "Место действия" было нигде и всюду. Важно отметить, что, помимо обороны Южной Кореи, боевые задачи обычно требовали от этих сил проведения наступательных операций с целью вынудить противника изменить свое поведение – например, заставить Сербию прекратить преследование своего албанского населения в Косово.

Это были времена доктрин Уайнбергера и Пауэлла, которые призывали к четким политическим целям, использованию силы в качестве последнего средства для достижения этих целей и использованию многократно превосходящие силы при применении военной мощи. В Стратегии национальной безопасности 1991 года Буш сделал заявление, которое отражало мнение о том, что, несмотря на надвигающиеся проблемы, "мы не можем быть мировым полицейским, ответственным за решение всех проблем безопасности мира".

США в роли мирового полицейского

Новая администрация Клинтона имела другой взгляд на численность и пользу вооруженных сил. Мнение министра обороны Леса Аспина насчет базовых сил, высказанное в выступлении в Атлантическом совете в январе 1992 года, показали, что грядут новые сокращения. Он рассматривал базовые силы как уменьшенную версию структуры времен холодной войны. Аспин заявил: "Обеспокоенность США экономическими угрозами означает, что новая американская армия должна быть менее дорогостоящей". Затем последовала череда значительных сокращений бюджета – так называемые "Дивиденды мира", – которые продолжались на протяжении всего срока администрации Клинтона. Были проведены значительные сокращения персонала, уменьшено количество войск, базирующихся за рубежом, особенно в Европе, а также выведены из строя части и корабли ВМС. Необходимо было создать армию для совершенно иного мира, чем мир времен холодной войны.

В то время эти решения были логичными. После десятилетий значительных инвестиций в сдерживание Советского Союза эта главная угроза исчезла. Помимо осознания возможности инвестировать во внутренние приоритеты, администрация Клинтона была полна решимости сократить дефицит, чтобы улучшить экономическое положение США. К сожалению, мирный мир, который предсказывали многие, не стал реальностью. Операции "Щит пустыни" и "Буря в пустыне" не положили конец холодной войне; проблемы, которые тлели под поверхностью советской угрозы, теперь внезапно всплыли на поверхность.

Администрация Клинтона вскоре оказалась в роли мирового полицейского в чрезвычайных ситуациях в Сомали, Гаити, Руанде, Боснии, Косово и других странах. Эти операции включали в себя военные действия, поддержание мира, ликвидацию последствий стихийных бедствий и оказание гуманитарной помощи по всему миру. Это истощало вооруженные силы, но, несмотря на противодействие Пауэлла, преобладало мнение госсекретаря Мэдлин Олбрайт: "Какой смысл в этих превосходных вооруженных силах, о которых вы постоянно говорите, если мы не можем их использовать?".

Хотя два крупных региональных конфликта, переименованные в основные театры военных действий, по-прежнему оставались главной концепцией, требования к армии неуклонно росли. Это привело к кризису: вооруженные силы, созданные для конвенциональных боевых действий, часто развертывались в непредвиденных ситуациях с непредсказуемой частотой и действовали в условиях сокращающегося бюджета. Жертвами сокращений стали отделы перспективных исследований и разработок, от которых в отсутствие равной угрозы избавились в первую очередь. Таким образом, унаследованные от эпохи холодной войны системы оставались на вооружении – и предполагалось, что они будут находиться там бесконечно долго, – а на замену им практически ничего не готовилось.

Наконец, с учетом расстановки сил после холодной войны, военные интервенции были в основном наступательными операциями, направленными на то, чтобы заставить противника изменить поведение – например, остановить этническую чистку в Косово, – или так называемыми невоенными миссиями – например, операциями по обеспечению стабильности в Боснии. Концепции стали отражать практику, и быстрое развертывание достаточных сил с континентальной части США или оставшихся зарубежных баз вошло в норму.

Модернизация без военных задач

Четырехлетний обзор обороной сферы от 2001 года сделал планирование на основе военных возможностей новым подходом к модернизации. Это решение окажет значительное влияние на будущие концепции ведения боевых действий США и поддерживающие их возможности. С распадом Советского Союза исчезла специфика существовавшей десятилетиями военной задачи, связанной с конкретным местом, противником и возможностями противника. Что-то должно было прийти на смену. Этим чем-то и стало планирование на основе военных возможностей.

Как пишет Майкл Пьетруха, данное решение означало, что "Министерство обороны больше не будет планировать борьбу с реальным противником". Таким образом, критический контекст военной задачи был заменен подходом, который "будет планировать борьбу с совокупностью военных возможностей противника". … Стратегия, ориентированная на потенциального противника, была исключена".

Пьетруха не соглашался с этим подходом, поскольку он "игнорировал необходимость учета культурных, географических и стратегических аспектов любого конкретного противника и вместо этого концентрировался на технологиях". Пьетруха критиковал планирование на основе возможностей как "стратегию оборонных закупок" и "ленивый" подход к ведению войны. Как отметила бывший помощник министра обороны по вопросам ведения операций Шэрон Берк: "Мы больше не знали, кто наш враг, но все равно стремились к по-начтоящему большим программам вооружений".

В ретроспективе эти критические замечания могут показаться правдивыми, но в то время они были неуместны. Противники, с которыми столкнулись американские вооруженные силы, уступали даже иракской армии, разгромленной во время операции "Буря в пустыне". Соединенные Штаты уже значительно превосходили лучших в своем классе. Но будет ли так и в будущем? Именно с этой проблемой столкнулись американские военные из-за длительных сроков разработки и внедрения передовых систем вооружений.

Против кого и против чего?

При планировании, основанном на военных возможностях, практически не ограничивается развитие технологий, императивом которых является победа над всеми "лучшими в своем классе" потенциальными противниками в отдаленном будущем. Это важно, потому что временные рамки, определяющие развитие, как правило, охватывают будущие десятилетия. Например, одним из ключевых документов, определяющих модернизацию объединенных сил, является документ Joint Vision 2020, опубликованный в 2000 году. При таких временных горизонтах специфика любых технологий противника в значительной степени неизвестна.

Это имеет два последствия для планирования на основе военных возможностей.

Во-первых, потенциал США должен постоянно совершенствоваться, потому что ни одно оружие никогда не будет "достаточно хорошим". Во-вторых, поскольку в будущем возможно все, концепции предполагают использование пограничных теоретических технологий, делая ставку на то, что они созреют со временем и что противник также будет стремиться к их приобретению. Совсем недавно это воплотилось в заявлениях о будущей революции в военном деле, которая произойдет в результате военного применения искусственного интеллекта, машинного обучения и автономных систем.

Таким образом, был создан цикл, в котором теоретические возможности неконкретного противника создавали спрос на более совершенные военные технологии; затем концепция включала в себя эти технологии и создавала спрос на дальнейшее развитие возможностей. Ключевая роль воображаемого вооружения приводит к тому, что Бенджамин Дженсен и Майкл Раунтри характеризуют как фундаментальный недостаток наших процессов:

"Оборонная стратегия слишком часто сводится к одному: смотрите, у меня есть очень мощная штуковина, а мощь выигрывает войны – следовательно, моя штуковина выиграет следующую войну. Контекст, препятствия и соперничество не учитываются. Сложные исторические примеры сводятся к мифотворчеству, а тенденции – к упрощенным сценариям, чтобы оправдать прогнозы, полученные путем дедукции".

Как заметил Майкл Кофман, это может привести к "техно-романтизму, вере в то, что новые датчики, сети и интеграция решат реальные и долговременные военные задачи".

Концепций становилось все больше, но лучше всего военные амбиции США отражала концепция быстрых решающих операций (Rapid Decisive Operations), способствующая достижению целей "полного спектра доминирования", как указано в документе Joint Vision 2020. Согласно этой концепции, для достижения целей национальной безопасности объединенные силы будущего будут использовать "способность американских войск, действующих в одиночку или во взаимодействии с международными и межведомственными партнерами, победить любого противника и контролировать любую ситуацию во всем диапазоне военных операций".

Объединенное командование отвечало за разработку совместных концепций до своего упразднения министром Робертом Гейтсом в 2011 году. Их оперативная концепция полного спектра доминирования называлась Rapid Decisive Operations и включала в себя завышенные ожидания американских военных в отношении своих якобы исключительных возможностей. В концепции утверждалось, что она "обеспечит способность быстро и решительно принудить, заставить или разгромить противника для достижения наших стратегических целей без длительной кампании или масштабного наращивания сил". Как отметил историк Уильямсон Мюррей, эта концепция предвещала "настолько мощный подход к ведению войны, что вооруженные силы США смогут выиграть войну одним ударом".

Таким образом, Rapid Decisive Operations обещали короткие, решительные войны с низким уровнем потерь в результате наступательных операций США с использованием превосходящих технологий. Короче говоря, наполеоновские результаты с силами масштаба Фредерика Великого.

На мой взгляд, планирование на основе военных возможностей имеет три фундаментальные проблемы.

• Во-первых, оно ориентировано на технологические подходы и решения, которые игнорируют волю противника к сопротивлению: уничтожьте их системы, и они уйдут. При этом игнорируется возможность затяжной войны на истощение или повстанческого движения.
• Во-вторых, дорогое высокоточное оружие и сенсорные системы, которые не закупаются в больших количествах, учитывая их стоимость и ожидания короткой решающей войны, не заменят большой объем тупых боеприпасов, необходимых в затяжной войне на истощение.
• В-третьих, концепция, основанная на способности победить совокупность лучших технологий в любой точке мира, якобы обещает, что она может победить любого противника с меньшим набором оружия. По иронии судьбы, именно такой была точка зрения тех, кто считал, что превосходно оснащенная, модернизированная российская армия быстро победит Украину. Этого до сих пор не произошло.

Опять же, планирование, основанное на возможностях, было необходимо ввиду отсутствия значительной военной задачи, подобной той, что была у Советского Союза во время холодной войны. Это был важный мост от холодной войны до наших дней. Несмотря на свои недостатки, он дал толчок для исследований и разработок, результаты которых во многих случаях влияют на текущие и будущие вызовы. Однако этот подход сохраняется до сих пор, несмотря на то, что равные противники США – Китай и Россия – уже известны. Комментарий Огдена Нэша "Возможно, когда-то прогресс был хорош, но он продолжался слишком долго" – подходящая эпитафия, ведь пришло время двигаться дальше.

Министерству обороны необходимо вернуться к подходу, основанному на угрозах, который фокусируется на военной задаче сдерживания равных противников, обладающих ядерным оружием. Тремя составляющими задачи снова становятся место, противник и его возможности.

"Место" военной задачи

Впервые с 1940-х годов Соединенные Штаты сталкиваются с противостоянием и конфликтом на уровне государств в Тихом океане и Европе, которые могут вести операции во всех областях – на суше, на море, в воздухе, в космосе и киберпространстве. География этих двух театров радикально отличается, и каждый из них потребует различных концепций и возможностей.

Здесь у новых концепций вооруженных сил есть ключевой недостаток: слишком малое количество сил, находящихся на месте до начала войны, чтобы обеспечить их выполнение. Все преимущества позиции уступаются противнику.

Нынешняя война в Украине показала, что допущения и предупреждения являются рискованным показателем для решения о переброске сил на тот или иной театр военных действий. Это особенно опасно в противостоянии с Россией, чье расстояние развертывания составляет всего лишь шаг через границу, в то время как Соединенные Штаты должны пересечь океан и всю Западную Европу. Расположение Китая создает аналогичные проблемы при защите Тайваня и других стран региона. Эти реалии, в сочетании с постоянно растущей угрозой для авиабаз и морских портов со стороны дальнобойных высокоточных ракет, только усложняют задачу подготовки к бою. Даже при наличии достаточных предупреждений, как это было в феврале этого года в Украине, развертывание может застопориться из-за опасений эскалации или провоцирования агрессии противника.

В качестве первого шага к региональному сдерживанию в Тихоокеанском регионе и Европе необходимо оценить, какой минимум должен быть создан до кризиса, чтобы заверить партнеров и союзников в надежности сил коалиции. Союзники тоже внесут свой вклад, так что США не придется возлагать на себя все бремя. Если имеющихся сил недостаточно для реализации плана, то, скорее всего, США не успеют до начала боевых действий.

"Противник" в военной задаче

Китай и Россия отличаются друг от друга. Тем не менее, американские военные концепции часто рассматривают их так, как будто они по сути одинаковы. Я считаю, что это результат планирования на основе военных возможностей, считающего войну противостоянием между системами, а не народами. Победите системы противника – и он не сможет сопротивляться, а вы выиграете войну. Если бы это было так, то войны в Афганистане и Ираке закончились бы за несколько недель с благоприятным исходом.

Как мы видим на примере Украины, война – это не просто способность продолжать сопротивление, а поразительная способность упорствовать. В ходе изнурительной войны на истощение с большим количеством жертв с обеих сторон ни одна из стран, похоже, не готова выбросить белый флаг.

Можно представить, что Россия будет иметь такую же волю к борьбе с НАТО. Китай, хотя он почти наверняка будет вести себя иначе, чем Россия, также наверняка проявит сильную волю к борьбе. Кроме того, следует учитывать наличие ядерных арсеналов у обеих стран.

Пришло время реально действовать в соответствии с цитатой Сунь-цзы, которую мы десятилетиями слышали в аудиториях: "Познав своего врага и самого себя, можешь не бояться исхода сотни сражений". Россия и Китай разные, и победа над их волей к сопротивлению и упорству, несомненно, потребует детального понимания каждого из них.

"Возможности противника" в военной задаче

Предыдущая критика планирования на основе военных возможностей не означает, что можно пренебречь военными технологиями. Конкретное место и противник создают контекст – понимание того, какие конкретные возможности следует нейтрализовать в каких географических условиях. Текущая война в Украине дает прекрасную возможность оценить российские возможности и концепции их применения. Это особенно важно, если, как отмечается в последних отчетах, русские не столь грозны, как многие считали до войны.

В отсутствие конкретной задачи и данных для сравнения невозможно, например, проанализировать, какая дальность является достаточной для новой ракеты. Скажем, ракета наземного базирования с радиусом более тысячи километров может поразить Москву с территории НАТО. Преднамеренно или нет, такое оружие, скорее всего, будет восприниматься россиянами как стратегическая угроза и потенциально может привести к эскалации. Более того, Москва будет считать, что эта ракета, как и другие ракеты аналогичной дальности, обладает ядерным потенциалом. С другой стороны, при запуске с острова Гуам та же ракета упадет в Тихий океан, прежде чем достигнет Китая.

Оценка конкретных возможностей противника позволит получить данные, которые могут создать спрос на две системы разного радиуса действия. На основе этих данных мы проанализируем недостающие технические возможности, чтобы понять, какие из них потребуются на каждом театре военных действий. В отсутствие этого контекста "большая дальность" и "больше оружия" – единственные возможные варианты.

Как ни странно, все технологии, разработанные для быстрых и решительных наступательных операций, оказываются еще мощнее в обороне. Они лишают наших противников преимущества внезапности и позволяют нам располагать наши силы там, где они могут наиболее эффективно защищаться от нападения. Следовательно, как отмечает Алексей Вершинин: "Перспективные технологии в области сетей, искусственного интеллекта и космоса смещают баланс обратно в сторону обороны". Он заявляет, что Соединенные Штаты, возможно, пропустили этот сдвиг с серьезными для себя последствиями: "Не имея возможности провести короткую кампанию по устранению военно-политического командования, Соединенные Штаты могут быть вынуждены начать длительную кампанию на истощение, что повлечет за собой неприемлемые политические издержки".

В следующей части этого очерка я опишу, как война в Украине может помочь Министерству обороны США лучше понять новое значение обороны и подготовиться к текущим и будущим военным задачам.

Об авторе

Дэвид Джонсон – офицер армии в отставке. Старший исследователь в некоммерческой, непартийной корпорации RAND и адъюнкт-исследователь в Институте современной войны в Вест-Пойнте. Автор книг Fast Tanks and Heavy Bombers: Innovation in the U.S. Army, 1917-1945 и Learning Large Lessons: The Evolving Roles of Ground Power and Air Power in the Post-Cold War Era. В 2012-2014 годах он основал и возглавлял Группу стратегических исследований начальника штаба сухопутных войск генерала Рэймонда Т. Одьерно.