Хорошо забытое старое: французский подход к морской войне в 21 веке

В литературе, посвященной морским войнам XXI века, доминируют дискуссии, в которых постоянно восхваляются технологии как нечто неизбежное и высказывается опасение насчет мнимого технологического преимущества Китая. В трудах разных авторов можно встретить обсуждения технологий, связанные с "третьим переходом", многодоменными операциями, возможностями отрицания/предотвращения доступа к территориям, не говоря уже о перспективах искусственного интеллекта, цифровых сетей, высокоточного оружия и беспилотников. Если в литературе и высказываются сомнения, то в основном они касаются этических соображений и опасений за устойчивость информационных сетей. Примеры всего вышеперечисленного можно найти в работах Пола Шарра и исследованиях RAND, не говоря уже о публикациях, подготовленных на многочисленных конференциях по данной тематике.

Фокус перевел статью Майкла Шурина о том, как Франция готовится к боевым действиям в XXI веке.

Общий лейтмотив сводится к тому, что "ВМС должны научиться действовать со скоростью ИИ". Это означает, что военно-морские силы должны адаптировать практически все свои действия в свете новых технологий хотя бы для того, чтобы не отставать от противников. Кроме того, как отмечают сторонники многодоменных операций, объединение "многодоменных" возможностей требует огромных инвестиций в технологии. Иначе ничего не получится. Именно в этом духе выдержана американская концепция "объединенного вседоменного командования и управления". Ключевой посыл этой концепции заключается в том, что поток данных, поступающих от объединенных в сеть датчиков, "усложняет" процесс принятия решений, а "сложность и скорость используемых технологий могут превышать возможности человеческого познания", по мнению Исследовательской службы Конгресса США. По сути, технология порождает потребность в новых технологиях.

На этом фоне выделяется недавняя работа двух французских офицеров ВМС — Тибо Лаверня и Франсуа-Оливье Кормана. Стремясь перевести обсуждение военно-морской войны на военно-морскую тактику и воссоединить ее с военно-морской доктриной, они выступают против того, что можно назвать технологическим детерминизмом. При этом они предлагают весьма информативный взгляд на морскую войну, в котором приводят доводы в пользу того, что люди должны быть в курсе событий скорее по тактическим, чем по этическим соображениям. Они считают, что автоматизация не опасна, а человек в конечном счете более эффективен. Авторы приводят доводы в пользу искусства командования — важнейшей человеческой (даже божественной) и творческой функции, которую машины, по их мнению, воспроизвести не могут. Таким образом, они ставят себя в оппозицию общепринятому мнению, занимая при этом явно французскую позицию. В книге говорится о необходимости не бросаться с головой в освоение передовых технологий, а предложить новую концепцию, в которой особое внимание уделяется подготовке и профессионализму командиров и экипажей кораблей. По мнению авторов, морская война изменилась меньше, чем кажется многим, и поэтому качества командиров и искусство командования, которые были решающими для победы в прошлом, останутся таковыми и в обозримом будущем.

Как мы увидим далее, авторы преувеличивают. Они предлагают почти романтическое видение военно-морского командования и в то же время недооценивают последствия внедрения новых технологий и давление, оказываемое ими. Тем не менее, они помогают нам сместить акцент с технологий на вопрос о преимуществах искусства командования. Тем самым они стимулируют дискуссию, которая практически не ведется, поскольку разговоры о технологиях затмевают обсуждение таких фундаментальных вопросов, как искусство командования. Кроме того, они возвращают определенный авторитет почтенной "исторической школе" военно-морского стратегического мышления, напоминая нам о глубокой преемственности, которая продолжает определять военно-морскую стратегию в разные технологические эпохи.

Победа на море

Книга, о которой идет речь, называется "Vaincre en mer au XXIe siècle: La tactique au cinquième âge du combat naval" ("Победа на море в XXI веке: тактика в пятую эпоху военно-морского боя"). Лавернь и Корман, судя по всему, ставили перед собой задачу написать книгу, которую офицеры ВМС могли бы использовать в качестве основного учебника и справочника. По своим амбициям и масштабам она очень напоминает огромную и энциклопедическую "Теорию тактики" генерала Мишеля Яковлева, которая и сегодня остается важным справочником для французской армии. Как и Яковлев, авторы в значительной степени опираются на военную историю и включают в свои рассуждения многочисленные увлекательные и познавательные виньетки об исторических сражениях и применявшейся в них тактике. Они анализируют действия флота во время Войны за независимость Америки, масштабные морские столкновения двух мировых войн, франко-тайскую войну 1940–1941 годов (кто бы мог подумать?), войну Судного дня 1973 года, а также Фолклендскую войну 1982 года. Широкий круг читателей узнает здесь много нового.

Однако в книге выделяются несколько обобщенных аргументов, которые появляются по мере того, как Лавернь и Корман стремятся определить, что отличает морскую войну от сухопутной, и обосновать ключевые периоды ее развития. Они выделяют пять эпох морской войны: парусная, пушечная, авиационная, ракетная и роботизированная, причем последняя — это та эпоха, в которую, по их утверждению, недавно вступили военно-морские силы мира. Кое-что изменилось, но их интерес вызывает то, что, по их мнению, осталось неизменным. Действительно, авторы причисляют себя к так называемой исторической школе военно-морского мышления, ассоциируемой со "святой троицей" современных военно-морских теоретиков — Альфредом Тайером Мэхэном (1840–1914), Джулианом Корбеттом (1854–1922) и Раулем Кастексом (1878–1968), которая противостояла "материальной школе".

Материальная школа утверждала, что новые технологии коренным образом изменили характер морской войны — ее сторонники избегали исторических уроков. Что мы можем почерпнуть из маневров героя французского флота XVIII века адмирала Пьера Андре де Сюффрена? Сторонники этой школы ставят под сомнение незыблемость абстрактных принципов. (Хорошее обсуждение исторической и материальной школ см. в превосходной книге Кевина Д. Маккрейни "Мэхэн, Корбетт и основы военно-морской стратегической мысли"). Во Франции материальная школа обычно ассоциируется с "молодой школой" (Jeune École), которую авторы высмеивают. Молодая школа — это направление в военно-морской мысли, часто ассоциируемое с теоретиком Теофилем Обэ (1826–1890 гг.), которое в конце XIX в. утверждало, что торпеды и современная артиллерия делают большие военные корабли и связанную с ними тактику устаревшими. Кроме того, новые технологии позволяли сэкономить средства за счет отсутствия необходимости противопоставлять корабли мощным линкорам Королевского флота. Идея заключалась в отказе от применения флота в пользу того, что историк Мартин Мотт назвал "военно-морской техно-партизанской" кампанией против британского судоходства. Такая точка зрения побудила французский флот инвестировать в создание небольших, дешевых и быстроходных судов, вооруженных торпедами или несколькими крупнокалиберными пушками. Предполагалось, что они смогут обходить и обстреливать гораздо более крупные военные корабли. История показала, что такие корабли могли быть полезны для обороны побережья, но не для применения флота в открытом море.

Присоединяясь к исторической школе, Лавернь и Корман демонстрируют свою приверженность преемственности принципов ведения войны, не подверженных влиянию новых технологий. В этом они заведомо следуют пути дедушки современной французской военной стратегии маршала Фердинанда Фоша, которого они много цитируют, не говоря уже о патриархе французской военно-морской мысли Кастексе, который также является для них ключевым авторитетом. Авторы заявляют о своем консерватизме по отношению к влиянию технологий.

Опираясь на военно-морскую историю и опубликованные исторические и современные американские и британские военно-морские доктрины, Лавернь и Корман пытаются определить специфику морской войны, которая, по их мнению, неизменна на протяжении веков. Морская война определяется прежде всего тремя характеристиками: быстротой, разрушительностью и решительностью. Сражения чрезвычайно коротки — максимум несколько часов, но чаще всего — несколько минут. Они также часто носят массовый разрушительный характер. Сражения выигрываются истощением: корабли одной стороны топят другие. Морские войны в последнее время стали менее кровопролитными только потому, что на современных кораблях работает меньше людей, чем на линейных кораблях старых времен, где у каждого орудия стояло по десятку матросов, или на огромных линкорах Второй мировой войны. Они являются решающими не в стратегическом смысле, а в том, что повреждения, нанесенные кораблям, топят их или явно выбивают из борьбы, заставляя отступать и переоборудоваться. Поврежденные корабли, как правило, не могут изменить свое положение посреди боя.

Отсюда Лавернь и Корман развивают мысль, которая кажется самоочевидной, но требует осмысления: в морской войне явное преимущество имеет та сторона, которая стреляет первой (при условии, что она попадает в цель), поскольку первые попадания, скорее всего, будут решающими. Действительно, это если не главная, то одна из основных задач боевых кораблей: нанести нокаутирующий удар первым. Это становится еще более актуальным с появлением современных боевых кораблей и современного противокорабельного оружия. Современные боевые корабли по сравнению со своими предшественниками — хрупкая штука, напичканная еще более хрупким оборудованием. Они не могут обмениваться бортовыми залпами. Современные же противокорабельные ракеты, учитывая мощность их боеголовок, наличие остатков топлива и кинетическую энергию удара, являются крайне разрушительными.

Это придает решающее значение "разведке" и скорости. Все должно быть сделано как можно быстрее. Вы должны обнаружить противника, идентифицировать его и открыть по нему эффективный огонь, в идеале — еще до того, как противник увидит вас. Кроме всего прочего, аргументы авторов содержат уничижающий упрек в отсутствии у Королевского флота самолетов раннего предупреждения, таких как E-2, которые американцы и французы используют со своих носителей.

Так авторы подходят к расширенному обсуждению противоречий между рассредоточением и концентрацией. Рассеивание необходимо как для разведки, так и для укрытия своих кораблей от противника. Для рассредоточения необходим надежный командно-контрольный потенциал, обеспечивающий связь и координацию действий рассредоточенных элементов. Необходима также концентрация — по крайней мере с точки зрения эффективности ударо. Более того, современные экипажные и безэкипажные боевые корабли зачастую лучше всего работают вместе, дополняя возможности друг друга. В качестве классического примера приведена адаптация британских кораблей во время Фолклендской войны, когда британское командование научилось объединять два фрегата разных типов — Type 22 и Type 42, а не задействовать их по отдельности. Один из них был оснащен ракетами, которые лучше всего противостоят дальним воздушным угрозам, а другой — ракетами, которые лучше всего противостоят ближним угрозам. Отсюда следует, что рассеивание имеет четкие ограничения.

Искусство командования: дерзость и субсидиарность

Независимо от того, рассредоточены суда или сосредоточены, Лавернь и Корман делают большой акцент на необходимости культуры "командования миссией", которую французы часто называют "командованием по намерению", или "субсидиарностью". Это общая тема французской военной литературы, по крайней мере со времен Фоша, и якобы отличительная черта французской армии. Идея заключается в том, что подчиненные командиры должны понимать намерения командующего, но при этом иметь желание и право действовать так, как они считают нужным для реализации этих намерений. Отсюда следует, что мощный командно-контрольный потенциал, необходимый для военно-морских операций, не должен приводить к чрезмерной централизации управления, при которой подчиненные должны выполнять приказы до мелочей. Таким образом, необходим баланс между централизацией и децентрализацией. Однако в конечном итоге, по мнению авторов, децентрализация позволяет командирам быстрее реагировать на изменяющиеся обстоятельства (скорость решает все) и иметь возможность импровизировать в условиях неизбежных военных трений.

Именно здесь "Победа на море" наиболее отличается от другой литературы по современной компьютеризированной войне и отчетливо напоминает французскую школу. Аргументация такова: несмотря на скорость, присущую цифровым средствам связи и оружию, массовый поток данных, появление искусственного интеллекта и роботов, которые, по мнению авторов, определяют новую эру военно-морской войны, командир – человек-командир — остается ключом к успеху.

На страницах "Победы на море" можно найти длинную элегию достоинствам командира — ничто не сравнится с его интуицией, творческим подходом и суждениями, основанными на изучении доктрины и военно-морской истории. Технологии не только не заменяют командиров, но и делают их более важными: "Если роль командира и является решающей, то не в последнюю очередь потому, что от него зависит перенос в реальность теоретического тактического построения". Решения в бою не являются рациональными: "прежде всего, именно неопределенность боя делает роль интеллекта (esprit) более решающей". Авторы, вторя Кастексу, приводят концепцию Наполеона о "божественной части" лидерства, которая требует особого "взгляда" (coup d'œil), опирающегося на инстинкт, подкрепленный обучением и размышлениями. Есть также такое качество, как отвага (audace), которое авторы связывают с быстро соображающими командирами, распознающими возможность взять на себя инициативу и действовать решительно.

Эта тема часто встречается во французской военной литературе. Фош утверждал, что "из всех недостатков позорным является только один — бездействие". Современные французские военные издания также пропагандируют мысль о том, что лучше быстро принять решение, рискуя ошибиться, чем колебаться. Идеалом является быстро соображающий командир, руководствующийся интуицией и имеющий право на субсидиарность. В публикации FT-02 "Общая тактика", выпущенной французской армией в 2008 г., говорится: "Именно смелость, поощряемая субсидиарностью, позволяет использовать возможности", что подразумевает быстрое принятие решений и быстрые действия.

Авторы настаивают на том, что наличие командиров, находящихся "в курсе событий", в конечном итоге способствует повышению скорости, то есть люди, способные понять ситуацию и быстро принять решение, имеют преимущество перед компьютерами. У современных командиров есть считанные минуты, а то и секунды, чтобы отреагировать на многочисленные угрозы в различных областях. Они должны уметь организовывать ответные действия, опираясь на многодоменные возможности. В этом контексте кажется невероятным, что можно прибегать к таким романтическим представлениям о лидерстве на войне, как Лавернь и Корман.

Оговорки

Если в книге "Победа на море" и есть недостаток, то он заключается в том, что, представив идею "роботизированной эры" морской войны, авторы на самом деле очень мало говорят о том, что это означает и чем эра роботов существенно отличается от предшествующей ей "ракетной эры". Создается впечатление, что они боятся слишком много рассуждать на эту тему, опасаясь привлечь внимание к технологиям, значение которых они хотят преуменьшить. Вместо этого они ссылаются на Кастекса:

"Мы с подозрением относимся к чередующимся и сменяющим друг друга нелепым увлечениям, которые заставляют хвалить то одно, то другое вооружение в этом вечном изменчивом круговороте, который выдает отсутствие твердой доктрины, тактической философии и универсальности интеллекта".

Лавернь и Комран также мало размышляют о значении спутникового покрытия, которое делает открытое море значительно более прозрачным для надводных кораблей и больше, чем что-либо другое, ставит под сомнение представления о рассредоточении или маневре. Действительно, если что-то может сделать Мэхэна, Корбетта и Кастекса фатально устаревшими, так это способность современных флотов и их противников знать, где находится враг. Они также не останавливаются на новых разработках в области военно-морских беспилотников, которые, как показал пример Украины, могут, по крайней мере в некоторых случаях, компенсировать нехватку надводных кораблей и, возможно, вдохнуть новую жизнь в старое видение Jeune École. Авторы отмечают события, связанные с войной в Украине, но, по понятным причинам, не смогли в полной мере осознать их значение на момент написания книги. Остается надеяться, что в будущем издании авторам будет что сказать по этому поводу.

С учетом того, что современные ВМС спешат с цифровизацией и распространением сенсоров и беспилотников, представляется вероятным, что давление автоматизации на высоком уровне будет практически непреодолимым. Чем больше кораблей, воздушных и подводных угроз задействовано в одной операции, тем выше потребность в оперативной организации ответных действий с оптимальным использованием имеющихся ресурсов. Необходимо обнаруживать и идентифицировать объекты, бороться с электронными и киберугрозами, реагировать на них многоуровневыми средствами, включающими электронные и другие средства противодействия, а также различные виды боеприпасов, предназначенных для борьбы с конкретными угрозами. Все это будет усложняться по мере того, как самолеты и надводные корабли станут платформами для беспилотников, а сами беспилотники — носителями других беспилотников, которые могут выполнять несколько функций. Роботы неизбежно будут играть все большую роль в современном конфликте хотя бы потому, что это единственный экономически и политически оправданный способ компенсировать недостаток массовости у современных армий, которая, как напомнила нам Украина, по-прежнему необходима для ведения войны высокой интенсивности.

В итоге получается, что если раньше фрегатам Королевского флота приходилось бороться только с двумя аргентинскими самолетами, вооруженными одной противокорабельной ракетой, то в будущем боевым кораблям придется противостоять гораздо более интенсивной угрозе с неба, не говоря уже об одновременных надводных и подводных угрозах. В следующей войне истребители, возможно, не станут более многочисленными (современные боевые самолеты стоят намного дороже аргентинских Super Étendards 1970-х годов), но они будут нести беспилотники или сопровождаться беспилотниками — возможно, целыми роями, и смогут атаковать одновременно с беспилотниками на воде или под водой. Задача в считанные мгновения среагировать на быстро движущиеся многочисленные одновременные угрозы, определяя приоритетность целей и назначая для каждой из них соответствующее противодействие, кажется неправдоподобно огромной без того, чтобы переложить огромную часть этой работы на компьютеры. Помимо проблемы беспилотников, доступ к новым технологиям, предположительно, имеют и противники, а, как утверждают Лавернь и Корман, в морской войне многое зависит от возможности сделать первый выстрел и поразить цель первым. Секунды будут на счету как у атакующей, так и у обороняющейся стороны. Логично, что в таких условиях корабли или флоты с более высоким уровнем автоматизации будут действовать быстрее, чем те, которые менее автоматизированы.

Лавернь и Корман знают об этом, но все равно настаивают на том, чтобы отвести как можно больше места для пресловутого "человека в курсе событий". Возможно, в их аргументах прослеживается корысть двух морских офицеров, которые, естественно, не желают думать о том, что компьютеры отправят их в отставку, так же как летчики-истребители не желают одобрять достоинства беспилотных боевых самолетов. Может быть, книга представляет собой последнюю попытку оправдать профессию, которая вскоре может оказаться анахронизмом.

Пока же разрабатываемые технологии далеки от зрелости, и человек будет оставаться "в обойме", независимо от восторженных заявлений Министерства обороны и рекламных роликов крупных военных подрядчиков, готовых сделать реальностью объединенное вседоменное командование и управление. Лавернь и Корман настаивают на том, что это не так уж и плохо, и на данный момент они, возможно, правы. Точно так же они правы, напоминая нам, что искусство командования и качество руководства по-прежнему имеют значение и наверняка будут иметь его в обозримом будущем.

Об авторе

Майкл Шуркин — старший научный сотрудник Атлантического совета и директор глобальных программ 14 North Strategies. Занимал должность старшего политолога в корпорации RAND, а также работал политическим аналитиком в ЦРУ. Имеет степень доктора современной европейской истории Йельского университета.