Варшава готова к труду и обороне. Четыре аспекта 20-летия Польши в НАТО

Фото: cis-emo.net
Фото: cis-emo.net

12 марта исполнилось 20 лет с тех пор, как Польша стала членом НАТО. А Североатлантический альянс был основан в 1949 году, 70 лет назад. В связи с двумя юбилейными датами Фокус заглядывает в историю одного из самых влиятельных оборонительных союзов

Автор статьи, перевод которой предлагается вниманию читателей Фокуса, — доктор Яцек М. Раубо — аналитик и лектор. Доцент факультета политических наук и журналистики Университета им. Адама Мицкевича в Познани. Специализируется на различных аспектах национальной безопасности и обороны современных государств, уделяя особое внимание таким темам, как терроризм, безопасность границ или гибридные угрозы.

Решения, принятые в марте 1999 года как со стороны Польши, так и прежде всего тогдашних государств НАТО, уже в то время казались переломными. В первую очередь — с точки зрения политики и сложной истории европейского континента в ХХ веке. Ведь на протяжении всего периода холодной войны существовали идеологическое, политическое и военное разделения, разрывающие континент между демократическими странами НАТО и недемократическими — Варшавского договора.

Вступая в 1999 году в НАТО, Польша, Чехия и Венгрия окончательно де-факто нивелировали такое разделение в Центральной и Восточной Европе и открыли путь для других стран в последующих этапах расширения НАТО.

Однако только сегодня мы видим, с каким великим прорывом нам пришлось столкнуться. Тем более что в то время мы вступали в НАТО после периода холодной войны, когда мир вправе был ожидать триумфа демократии, исключая, например, насильственное изменение границ на континенте. Сегодня, в отличие от ситуации в то время, нам приходится реально иметь дело с изменяющейся архитектурой безопасности в ближайшем окружении и в глобальном масштабе. Более того, масштабы угроз растут в основном за счет негосударственных факторов и новых условий для ведения действий различными государственными и негосударственными субъектами.

Вопросы, выбранные и обсуждаемые в четырех пунктах ниже, касаются не столько самой исторической годовщины, сколько представляют собой попытку более широкого подхода к значению событий того времени.

1. Природные кризисы в НАТО

В последние годы одним из ключевых вызовов, с которым столкнулось НАТО, включая Польшу, было сохранение единства оборонительного альянса в условиях расходящихся национальных интересов стран-членов. Прежде всего — относительно различных устремлений и политики отдельных стран, что иллюстрируется, например, противопоставлением интересов южного и восточного фланга. Также обращается внимание на повторяющиеся идеи, связанные с усилением европейской идентичности в сфере обороны без США, а также на принятые в Вашингтоне решения относительно оценки присутствия в Европе за счет потребностей в Азии. Последние, несомненно, стали важным элементом дебатов о трансатлантическом пространстве, особенно в контексте избрания Дональда Трампа президентом Соединенных Штатов. Однако подобные разногласия имели место также во время президентства Барака Обамы и его переориентации на Азию и Китай.

Напомним, что в 1999 году мы вступали в НАТО, стоящее перед дилеммами, связанными с операцией Allied Force, где также сталкивались различные позиции относительно применения силы на Балканах. Однако в конечном итоге НАТО удержалось. Более того, уже в сентябре 2001 года альянс продемонстрировал свою сплоченность и солидарность с Соединенными Штатами. Польша также столкнулась с проблемами в отношениях между странами НАТО во время спорной американской интервенции в Ирак в 2003 году. История НАТО учит нас, что союзники способны пережить даже такие события, как в 1966 году, когда Франция приняла решение выйти из военных структур НАТО. Та же Франция, возвращение которой мы могли наблюдать, уже в качестве члена НАТО, в 2009 году.

Меньшие или большие трения в структуре НАТО были, есть и, вероятно, будут в ближайшие годы. Однако, как учит история союзнических отношений, даже самые большие внутренние турбулентности могут быть проработаны и предотвращены. Кроме того, учитывая 20-летний стаж в НАТО, у нас уже есть необходимый опыт и знания, которые должны выражаться в понимании потребностей разных стран. Даже если их позиция, например, в отношении вопроса о восточном фланге, значительно отклоняется от польской точки зрения.

Надо прямо сказать, что перед таким вызовом мы сегодня оказались в контексте американо-польско-натовских отношений. И это, вероятно, будет самым большим испытанием нашей способности ориентироваться в НАТО. Однако, апеллируя к возможности быть получателем и донором безопасности в структурах НАТО, следует ожидать, что Польша будет лоббировать сплоченность в стратегических целях НАТО. Попросту говоря, не обижаясь на западноевропейских союзников и пытаясь показать США, насколько важна для них в XXI веке дальнейшая стабильность в трансатлантических отношениях. Следует также внимательно следить за проблемами вокруг отношений между НАТО и Турцией, поскольку они напрямую связаны с вопросами целостного функционирования структур альянса.

2. Способность к трансформации

Из периода холодной войны НАТО выходило с вопросом о том, какой смысл сохранения расширенных военных ресурсов, эффективности функционирования в эпоху отсутствия реальной угрозы после окончания холодной войны и т.п. Тогда смотрели скорее через призму более мелких и долгосрочных операций реагирования на кризис, чем конвенциональных военных угроз. Когда в 1999 году Польша вступила в НАТО, помимо ситуации на Балканах существовали опасения относительно глобальных проблем, вызванных нестабильностью так называемых государств-банкротов (название в настоящее время вызывает противоречия и заменяется, например, понятием "слабые государства"), а также деятельности за пределами статьи 5 Североатлантического договора и т.п. Затем, как мы хорошо помним, наступил период действий в Афганистане и операций против терроризма после 11 сентября 2001 года. А после 2014 года возобновились дебаты о конвенциональных угрозах и их гибридных модификациях.

Все эти преобразования сопровождались способностью к трансформации в области управления силами и средствами. В конце концов самому НАТО пришлось сначала справиться с действиями на Балканах, а затем — с крайне требовательной миссией ISAF в Афганистане, которую сменила Resolute Support, чтобы наконец вернуться и сосредоточиться только на северном, восточном и южном флангах в самой Европе, включая, например, стратегическую переброску войск через Атлантику.

Конечно, если смотреть на скорость трансформации и ее эффективность за короткое время — например, через призму конкретного саммита НАТО и ближайших к нему нескольких месяцев, — критика оборонительного альянса могла бы быть очень острой. Однако если мы посмотрим в долгосрочной перспективе на эту почти 70-летнюю структуру, которая родилась в реалиях конца 1940-х годов прошлого века и до сих пор остается ориентиром в мире в XXI веке, то картина представляется определенно более позитивной.

3. Деньги — это не все

Задача, которую прямо излагает нынешняя президентская администрация США, состоит в том, чтобы сохранить расходы на оборону на уровне 2% ВВП. Однако хотелось бы сказать, что не количество, а качество этих расходов будет иметь решающее значение. Тем более что в настоящее время НАТО действует в гораздо более сложных условиях, чем во время холодной войны или воцарившегося миропорядка после окончания холодной войны. Прежде всего необходимо существенно модернизировать существующий военный потенциал до новых стандартов поля боя. В некоторых странах это просто вопрос восстановления способности действовать также в конфликтах с асимметрией сил воюющих сторон. В то же время новые технологические решения являются вызовом, поскольку они создают проблемы, с которыми не приходилось сталкиваться в начале НАТО, — от действий с использованием автономных платформ до новой среды деятельности в форме киберпространства.

Собственно, путь Польши к НАТО и последующие первые годы функционирования — довольно хороший урок проблем с расходованием денег. Вступление в НАТО было связано с модернизацией вооруженных сил и их адаптацией к союзническим стандартам. И здесь нужно оценить усилия в основном людей в мундирах, которые, преодолев сопротивление и зачастую стереотипы, присущие военным, смогли показать другим партнерам, что польская армия может измениться. Позднее наступил период повышенной экспедиционности и адаптации к операциям в условиях антитеррористических или контрпартизанских операций, чтобы в течение последних четырех лет вернуться к мыслям о действиях, сочетающих потребности коллективной обороны в трансатлантическом измерении, — конечно, учитывая дальнейшее сохранение экспедиционных возможностей (например, антитеррористическая деятельность, миссии по реагированию на кризис и т. д.).

Возвращаясь к тем двум процентам на оборону, еще раз напомним, что, хотя это политически обоснованная идея, необходимо учитывать проблему расходования средств, вернее, установления приоритетов. Это означает, что для некоторых наших союзников по НАТО будет крайне важно модернизировать ресурсы здесь и сейчас в связи с текущей ситуацией, например, на восточном фланге. А другие страны будут скорее смотреть в неопределенное будущее и искать ответ, как подготовиться к предстоящим технологическим вызовам. Более того, будут также страны, которые все еще скептически относятся к инвестициям в свои собственные вооруженные силы, живя как бы прошлыми годами дивиденда мира, который принесло окончание холодной войны. Вот почему так важен баланс между этими тремя группами и лоббирование уравновешенного развития, а также учета потребностей — прежде всего кибербезопасности.

4. Недооцененный внутренний консенсус

Субъективно ключевым, хотя и несколько забытым аспектом, связанным с вступлением Польши в НАТО, стал прежде всего внутренний социально-политический консенсус 1999 года. Это было важно, поскольку в нашей стране он достигнут во время так называемого дивиденда мира на Западе и необходимости удвоить наши усилия, чтобы осознать смысл расширения НАТО, а затем дать понять нашим партнерам, что альянс расширился не только политически, но и практически как военный потенциал — последнее длится до сих пор.

Конечно, вышеупомянутый консенсус был настолько важен, что в 1990-х годах удалось полностью политически маргинализировать критику НАТО или идеи, чтобы одновременно с потенциальным вступлением в этот альянс изменить его формат на более дипломатический и приближенный скорее к организации коллективной безопасности. Более того, последующие расширения, в том числе присутствие Польши, фактически способствовали поддержанию веса и важности задач коллективной обороны и сдерживания во время поиска НАТО своей миссии в мире после окончания холодной войны. И здесь следует также отметить, что это происходило перед лицом различных внутренних споров в польской политике. Но в случае обороны существующий общественно-политический консенсус сохранялся даже после 1999 года. Это большое достижение политического класса и прежде всего значительной части общества.

В последние годы мы замечаем значительную поляризацию политических взглядов, в том числе в сфере безопасности и обороны, закупок и модернизации вооруженных сил, но все же существует убеждение ключевых политических игроков в том, что в армию следует инвестировать. Кроме того, НАТО — бесспорный столп государственной безопасности, и Польша готова независимо от результатов следующих выборов быть важным партнером для союзников. С нашей перспективы, полной текущих эмоций, это может быть менее заметно. Однако такое фактически стратегическое соглашение становится чрезвычайно важным для всего НАТО.

Таким образом, можно сказать, что неоспоримым успехом нашего 20-летнего присутствия в НАТО является именно это сочетание роли альянса в стратегии государства, управляемого различными партиями и политиками, с социальным принятием всех плюсов и минусов пакта.

За эти 20 лет функционирования в НАТО Польша, очевидно, выиграла в сфере безопасности и обороны. Стратегически счет затрат и выгод явно на стороне последних. В то же время наше присутствие — это присутствие государства, которое видит потребности союзников, но оно также может точно указать на ключевые проблемы безопасности. Именно это и происходит в контексте российской политики по отношению к восточному флангу НАТО.

В то же время история функционирования в рамках этого оборонительного альянса очень хорошо показала нам, каковы его возможности, а также его ограничения. С одной стороны, это показало, что с 1999 года НАТО испытывало многочисленные внутренние турбулентности, из которых, однако, альянс сумел выйти. С другой стороны, НАТО — это как живой организм, в котором необходимо учитывать наличие противоречивых подходов к политике отдельных стран, развития оборонного потенциала, а также расходов.

Однако мы можем с уверенностью сказать, что 1949–1999 и 1999–2019 годы были периодом эффективности НАТО как альянса, победоносно вышедшего из холодной войны, нашедшего себя в новой реальности, похоронившего старые исторические расколы и способного быть солидарным в условиях кризиса. Следовательно, со всеми ограничениями расширенного присутствия на восточном фланге, негативным опытом из оценки результатов ISAF, дискуссиями о качестве вооруженных сил отдельных стран НАТО, расходами 2% ВВП и пр., необходимо помнить, что именно НАТО в этом году отметит 70-летие своего существования. Причем существования, которое в конечном итоге гарантировало его членам годы безопасности и мира в трудные моменты XX и XXI веков.

Источник: Defence 24
Перевел Богдан Олексюк