Осень "Талибана". Как победа талибов изменит жизнь Афганистана и мировую политику

Накал геополитических страстей минувшего лета сопоставим с разгулом стихийных катаклизмов, типа рекордной жары в Греции и Канаде, потопов в Германии и Великобритании или урагана "Ида" в США. Но если последние обещают в ближайшее время затихнуть, первые осенью могут разгореться с новой силой. Прежде всего, вокруг Афганистана.

Слишком холодно для джихада

Если бы не сообщение американского молодежного лайфстайл-журнала Vice о том, что группа ведьм на сервере Discord собрались наложить проклятие на "Талибан", то, пожалуй, самую забавную шутку, связанную с Афганистаном, предложил читающей публике Ян Фриц в The Atlantic. С 2008 по 2013 год он служил в ВВС США. Его командировки в страну войн и наркотрафика и знание языка позволили подслушать много чего из разговоров талибов. Один из них произошел зимой в жуткую стужу. Когда один из бородатых боевиков сказал другому, что нужно до рассвета пойти и заложить самодельное взрывное устройство на повороте дороги, чтобы убить как можно больше американцев, тот воспротивился.

— Брат, почему нет? — удивился первый. — Мы должны [проводить] джихад.

— Брат, слишком холодно для джихада.

Такой ответ вносит даже что-то человеческое в облик людей, которых принято считать религиозными фанатиками, готовыми без раздумий умереть в борьбе против неверных. Но обольщаться этим не стоит. Потому что, как пишет Ян Фриц, "когда было слишком холодно для джихада, это СВУ все же было заложено. Когда у них были 30-летние АК-47, а у нас военные самолеты стоимостью $100 млн, они продолжали воевать. Когда мы выезжали из села, они забирали его обратно. Независимо от того, что мы делали, куда мы шли или сколько из них мы убили, они возвращались". В конце концов они, рассуждавшие о том, что "если бог даст, мир будет создан по их образу", еще в те далекие годы сказали Фрицу "то, что многие другие отказывались слышать: Афганистан наш". То есть их, талибов.

Война в Афганистане и месть географии

Это стало самосбывающимся пророчеством. Свою роль здесь сыграла "месть географии". Несколько лет назад книгу с таким названием выпустил американский публицист и геополитик Роберт Каплан. Ее подзаголовок был "Что могут рассказать географические карты о грядущих конфликтах и битве против неизбежного". В ней Каплан утверждал, что чем быстрее Америка уйдет из Ирака и Афганистана, тем лучше. А еще говорил о рельефе местности, который играет куда большую роль, чем политическая география, о которой любят рассуждать военные и прочие чины в уютных залах для совещаний.

В другой своей книге — "Муссон. Индийский океан и будущее американской политики" — Каплан ссылается на гарвардского историка Сугату Бозэ. Тот замечал: то, что западные аналитики зовут Северо-Западной пограничной провинцией Пакистана (именно там свили себе гнезда "Аль-Каида" и "Талибан"), — "вообще не приграничье", но "сердце" индо-персидского и индо-исламского континуума, который тысячелетия раскидывается от высоких плоскогорий Средней Азии до влажных индостанских низин. Таким образом, если считаться с географией, историей и культурой, пишет Каплан, "то наши старания отделять Афганистан от Пакистана могут оказаться тщетными. Успех в Афганистане достижим, только если политическую устойчивость обретут обе страны, а не одна из них".

Каплан не претендует на роль мрачного провидца, однако происшедшее в Афганистане вписывается в этот его сценарий. Просто потому, что Афганистан, как в интервью Le Figaro выразился Фабрис Баланш, преподаватель Университета Лион-2 и руководитель исследовательской группы по Средиземноморью и Ближнему Востоку: "Это образец мести географии: рельеф, который трудно контролировать, население, которое трудно изменить". Камнем преткновения тут всегда было разделение страны горами и ущельями на блоки, где проживают разные этнические группы, которые в свою очередь делятся на кланы и племена. Даже во времена королевства центральной власти в Кабуле не удалось установить прямой контроль над населением. Презрение к географии обернулось фиаско и для двух последних кампаний — советской в XX веке и американской в XXI.

Новые старые талибы

Вопрос не только в том, что американцы уходят, но в том, как это происходит. Обозреватель The Washington Post Марк Тиссен саркастически замечает: "Байден заявил, что это несопоставимо с уходом США из Сайгона, и это верно: это намного хуже". Весь мир сегодня видит, какой кровавой баней это может обернуться для страны, второй раз попадающей под власть талибов. Да, они утверждают, что изменились — отныне никаких массовых казней на стадионах и лишений женщин всех прав, как это происходило во времена их первого правления страной в 1996–2001 годах. Но во вменяемость талибов могут верить разве что в России, чей посол в Кабуле предлагал своим иностранным коллегам не волноваться по поводу их прихода, а расслабиться и посетить посольскую сауну. Потому что, по его мнению, всякие там расправы, о которых пишут, это слухи или дело рук бандитов, которые выдают себя за талибов: "Если позвонить на горячую линию "Талибана", придут настоящие талибы и помогут".

Такой подход ложится в канву пропаганды, которую используют новые хозяева страны. Явить миру иное, чем в свое первое пришествие, лицо — одна из важных задач. Еще в 2012 году представитель организации говорил: "Медиа — базовый и важный элемент продолжающейся войны между нами и врагом-оккупантом. Может быть, [победа] в медиавойне — это уже больше половины победы в войне".

Сегодня талибы транслируют свои месседжи настолько профессионально, что, по уверению The Washington Post, "эксперты считают: как минимум одна компания по связям с общественностью консультирует "Талибан" на предмет того, как продвигать ключевые темы, распространять сообщения на разных платформах и создавать потенциально вирусные изображения и видео".

Однако ролики с девочками, идущими в школу в провинции Герат и охраняемыми талибами, или новость о создании комиссии по СМИ с целью "успокоить медиа", не могут перечеркнуть тех казней, которые вершат на своем пути новые хозяева. В середине августа они казнили 15 членов Общественного восстания после того, как те сдались на окраине города Газни. Следом за этим в Кандагаре на местном стадионе расстреляли на глазах тысяч людей четверых командиров Национальной армии. Была казнь женщины, отказавшейся приготовить им еду — из-за бедности. Был расстрел музыканта Фавада Андараби — его просто вывели на улицу и убили. Как пишет экс-министр внутренних дел Афганистана Масуд Андараби у себя в "Твиттере", просто потому, что он приносил радость и пел: "Наша прекрасная долина… земля наших предков". В докладе Верховного комиссара ООН по правам человека Мишель Бачилет, где говорится о расправах над бывшими афганскими военнослужащими, отмечается, что террористы привлекают к участию в казнях даже детей.

Афганистан и беженцы 2.0

Впереди и другая проблема, которая волнует страны региона и Европы, — беженцы. События в Афганистане разожгли опасения в ЕС по поводу возможного повторения кризиса 2015 года. Тогда почти миллион человек, ищущих спасения от войны и бедности на Ближнем Востоке, переправились в Грецию из Турции, а затем — на север. Чтобы остановить этот поток, Евросоюз годом позже заключил соглашение с Анкарой о приеме сирийцев, выделив под это миллиарды евро. Сегодня в Турции находят приют примерно 3,7 млн сирийских беженцев — это самое большое количество в мире. К ним добавилось около 300 тыс. афганцев. Глава турецкого МИДа Мевлют Чавушоглу заявил: "Мы в достаточной степени выполнили наши моральные и гуманитарные обязательства по миграции… Для нас не может быть и речи о том, чтобы взять на себя дополнительное бремя беженцев". А Греция тем временем сообщила, что завершила строительство забора на границе с Турцией длиной 40 км. Такие меры, включая систему наблюдения, предприняты, чтобы пресечь волну мигрантов, которая может возникнуть после прихода в Афганистане к власти талибов.

Берлин и Париж тоже не в восторге от перспектив нового миграционного шторма. Если Ангела Меркель еще говорила об обязательствах эвакуировать 10 тыс. афганцев, которым грозит опасность, то ее преемник Армин Лашет, надеющийся, невзирая на катастрофические рейтинги, стать следующим канцлером, предупредил: "Мы не должны создавать впечатление, будто Германия может помочь всем нуждающимся. В отличие от 2015 года, сейчас нужно сосредоточиться на оказании гуманитарной помощи на месте". Эммануэль Макрон настроен не менее решительно: "Мы должны сыграть на опережение и защитить себя от крупных нерегулируемых миграционных потоков, которые могут быть опасными для тех, кто ими пользуется, попадая в сети торговцев людьми".

Джуди Демпси, старший научный сотрудник Carnegie Europe и главный редактор журнала Strategic Europe, считает, что вне зависимости от того, какое решение примет ЕС по афганским беженцам, в политическом и моральном плане кризис нанес тяжелый удар по трансатлантическим отношениям. По ее мнению, "можно ставить крест и на медовом месяце между Европой и США, который Байден обещал, вступая в должность полгода назад, и на фантазиях о "стратегической автономии", которыми европейцы тешили себя со времен президентства Трампа, и на незыблемой вере ЕС в свою способность экспортировать демократию с помощью мягкой силы".

Победа Талибана — и нокдаун для Байдена

Для самого Байдена Афганистан стал чем-то вроде политического нокдауна. Марк Тиссен цитирует слова экс-посла США в Афганистане Райана Крокера: "У меня в голове остаются серьезные вопросы о его [Байдена] способности руководить нашей страной в качестве главнокомандующего — истолковать [ситуацию в Афганистане] столь неверно или, что еще хуже, понимать, что произойдет, но не обеспокоиться". И комментирует: "Он прав. Либо Байден не имел представления, что может произойти эта катастрофа, и в этом случае он некомпетентен; либо он знал, что таков будет результат, но его это не волнует, и в этом случае он морально причастен к преднамеренной гуманитарной катастрофе".

В оправдание Байдена, что свинью с Афганистаном ему подложил Трамп, сегодня в Америке не очень верят. В конце концов, Байден перечеркнул кучу аспектов политики, проводимой Трампом — от "Северного потока — 2" до Парижского соглашения по климату и ядерной сделки с Ираном (он ко всему этом вернулся). И делать вид, будто он не мог подобным же образом поступить в этом случае, означает хорошую мину при плохой игре.

Теперь в Вашингтоне противники Байдена пользуются случаем, чтобы набрать партийные очки. Если бы это был год выборов в Сенат или Палату представителей, голоса их критики, вероятно, были бы еще громче. Но это политическое шоу ждет Америку лишь через год. В каких кондициях подойдут к нему Байден и его политсила, во многом зависит от того, как долго афганский кризис будет оставаться в центре внимания. И даже не столько в мире, сколько в самих Соединенных Штатах. Однако, в любом случае, сильнее этого удара по своему политическому реноме президент Байден не получал.